Идеальных людей не бывает. Но бывают писатели, которые органически не могут изображать зло. Плохо или хорошо это, я не знаю, но такие люди существуют и потребность в их творчестве не иссякает. Именно таким человеком был мой друг драматург Владимир Гуркин. Ровно десять лет назад он ушёл из жизни.
Владимир Гуркин говорил в одном из интервью: "Я как-то подумал: у меня нигде нет отрицательных персонажей. Даже в романе для театра "Плач в пригоршню", в котором их около сорока, – и здесь ни одного отрицательного. Может, это и хорошо?" Гуркин – автор пьесы, воистину народной комедии "Любовь и голуби", по которой Владимир Меньшов снял в 1984 году любимый и поныне миллионами россиян фильм. Чистый фильм. Чистая пьеса. И написал её очень чистый человек. Другой не написал бы такое.
Отдадим должное режиссёру фильма и занятым в нём прекрасным актёрам Александру Михайлову, Людмиле Гурченко, Сергею Юрскому, Наталье Теняковой, но будем помнить, что все "пошедшие в народ" реплики героев написал автор пьесы, а исполнительницу главной роли Нину Дорошину Меньшов взял в картину с уже с готовой актерской работой из спектакля театра "Современник", поставленного в 1982 году Валерием Фокиным. Главного героя в "Современнике" по-своему прекрасно играл Геннадий Фролов.
С Гуркиным я познакомился в 1976 году, когда Володя начал работать актёром в Омском драматическом театре. Я служил тогда в том же театре заведующим музыкальной частью. Помню Гуркина-актера в спектаклях, в частности, в "Беседах при ясной луне" по рассказам Шукшина в постановке Николая Мокина. Володя играл роль "От автора", то есть связующего персонажа. Играл он не менее убедительно и эдакого мачо в "Царствии земном" Теннесси Уильямса. Актёром Гуркин был хорошим, но влекло его другое. Недаром, по воспоминаниям самого Володи, пятилетним он на общеизвестный вопрос взрослых отвечал: "Хочу быть сказочником". Вскоре после нашего знакомства Гурик, как называли его друзья, впервые читал на кухне моей жене и мне сцены из его первой пьесы, впоследствии названной "Зажигаю днем свечу…" (строка из песни Евгения Бачурина). Пьеса была по советским меркам "непроходимой", напоминала по стилю "Утиную охоту" Вампилова. И это не случайно: Гуркин успел в Иркутске познакомиться с Вампиловым, героиня пьесы была написана с его жены. А главный герой – с ныне известного актера Вадима Лобанова, женившегося на ней после смерти драматурга. Как это ни удивительно, пьеса была всё-таки тогда поставлена в Омске режиссером Владимиром Симановским, который был первым постановщиком пьес Вампилова в иркутском театре.
Удивительно и ещё одно обстоятельство. Главную роль в спектакле сыграл один раз сам Вадим Лобанов, то есть играл он в какой-то мере самого себя, написанного Гуркиным, а затем ещё несколько спектаклей главную роль исполнил сам автор пьесы. Но спектакль после 13 представлений сняли с репертуара за недопустимый на советской сцене пессимизм, который на самом деле был реализмом, но не социалистическим. Тогда же Гуркин начал писать пьесу "Музыканты", красивую средневековую притчу, в которой город не принимает, точнее, изгоняет группу бродячих и потому свободных музыкантов, после чего подвергается нашествию диких собак…
Талант Гуркина-драматурга был очевиден, но признание пришло только через несколько лет. Прорывом в судьбе Гуркина стала его лирическая комедия "Любовь и голуби". Успех позволил Гуркину перебраться в Москву, я к тому времени уже 6 лет жил в столице, и мы снова стали видеться. Володя с семьей поселился в общежитии театра "Современник", точнее в большой коммунальной квартире, в которой жил и совсем молодой тогда и только что принятый в труппу "Современника" Сергей Гармаш. Семья Гуркиных прожила там до 1997 года, когда московские власти дали Гуркиным квартиру по ходатайству СТД и МХАТа.
Рождение пьесы "Любовь и голуби" под пером Гуркина выглядит почти чудом. Такому чистому позитиву, почти идиллии (один непьющий сельский мужик в качестве главного героя чего стоит), кажется, неоткуда было взяться, если знать, какой была жизнь вокруг Гуркина в его детстве в Черемхове, где, кстати, родился Александр Вампилов. В Черемхове Гуркин с родителями прожил с 7 до 20 лет, и именно Черемхово он считал своей Родиной. В одном из последних своих интервью, беседуя с Ольгой Ермаковой, он рассказал: "Я вырос среди зэков, где-то 70–75 процентов – бывшие заключенные. В нашем бараке только два-три мужика не сидели. Среди этих людей были и пьянство, и драки, и поножовщина, на топорах рубились – чёрт-те что было". Однако в рассказе Володи о детстве есть и разгадка того, почему не ожесточилась его душа: "Но в то же время, попробуй-ка мальчишка закури при них – исключено! А попал в беду, пусть чужой ребенок, – и мужики, и бабы не дадут пропасть, чем могут, помогут. А не дай Бог, нашего обидит где-то кто-то... Вплоть до того, что вот "жизнь отдам". Люди они прежде всего были, а потом уж грешные".
Я горжусь дружбой с Гуркиным, продолжавшейся до его ухода из жизни, и храню память о ней. Я рад, что не одинок
Жизнь в Москве оказалась для Володи нелегким испытанием. Он тяжело приживался в столице, напоминал в какой-то мере героев Шукшина, попавших в город. И хотя дела его шли неплохо (он был принят на работу сначала в "Современник", позднее во МХАТ, играл в некоторых спектаклях этих театров, в том числе и в своих пьесах и инсценировках), но чувствовал себя в Москве, как мне представляется, в какой-то мере чужаком. Он боролся с этим по-своему, своего рода психотренингом, рассказывая в интервью: "Да Москва такой же город, как Черемхово, Омск, Иркутск, и живут здесь нормальные люди, как везде. Я не имею в виду каких-то нуворишей, случайных, временных людей – приехали, уехали, – тех, для кого статус москвича важнее, чем статус человека. Вообще считаю, что и в мегаполисе можно жить спокойно, как в деревне. Утречком собираюсь – и в Измайловский парк. Там на лодке полдня, в лесу, среди птиц – чем не деревня?"
И все же "деревня в Москве" была в большой степени иллюзией. Гуркину то и дело становились необходимы психологические костыли. Какое-то время ему помогал держаться всенародный успех фильма "Любовь и голуби". Но потом в отличие от своего героя Васи Кузякина он все чаше начал прибегать к алкоголю. Гуркин подружился тогда в Москве и с Юрием Щекочихиным, и я помню, как однажды оба в поисках компании ввалились к нам в поздний час слегка "под мухой". Гуркин, выпивши, приходил в хорошее расположение духа и бывал вот именно что навеселе. Последний его звонок мне в Берлин также был слегка "под парами". И остался он в моей памяти своей удивительной почти выкрикнутой фразой: "Юрка, я понял: самые лучшие русские – это сибирские евреи!" Так парадоксально выразил Гуркин любовь к трем своим друзьям из домосковских времен.
Помогала Гуркину выживать в Москве и его собственная активность и загруженность работой. Вместе с драматургами Михаилом Рощиным и Алексеем Казанцевым он стал создателем школы-семинара молодых драматургов в Любимовке, бывшем имении Станиславского. Он подружился с Олегом Ефремовым и вместе с ним руководил экспериментальной лабораторией драматургов и режиссеров. Как сказала мне в эти дни драматург Ксения Драгунская, "Володя был бы счастлив видеть, как успешно работают сейчас Оля Мухина, Иван Вырыпаев, Лена Исаева, Василий Сигарев и многие другие, кого он знал начинающими авторами". Ксения выразила и еще одну важную особенность личности Гуркина: "В Володе была какая-то удивительная врожденная интеллигентность, такт. А еще он для меня был и остается образцом мужчины. От него исходило мужество, великодушие… И смирение. И скромность. И это тоже для меня признаки мужества. Мужество – это и есть смирение".
Я горжусь дружбой с Гуркиным, продолжавшейся до его ухода из жизни, и храню память о ней. Я рад, что не одинок – память о Владимире Гуркине (в Омске и Москве, но особенно в Иркутске и Черемхове, где его имя присвоено театру) хранят и многие другие, знавшие его и его творчество. В Черемхове есть теперь памятник Владимиру Гуркину и памятник героям фильма "Любовь и голуби". Переиздаются пьесы, многие из них ("Любовь и голуби", "Кадриль", "Плач в пригоршню", "Саня, Ваня, с ними Римас") по-прежнему играют в театрах в России, Украине и Белоруссии. Написанному Владимиром Гуркиным суждена долгая жизнь.
Юрий Векслер – театральный режиссер, корреспондент Радио Свобода в Берлине
Высказанные в рубрике "Блоги" мнения могут не отражать точку зрения редакции
