17 мая 2020 года исполнилось 70 лет Валерии Ильиничне Новодворской. Первый юбилей без неё.
Любую статью можно перепечатывать хоть сейчас, актуальности не убавилось. Актуальных, однако, много, Новодворская одна. Актуален и Владимир Бурцев, кроткая совесть российской интеллигенции, яростно обличавший Ленина и арестованный по приказу Ленина в предрассветные часы 25 октября 1917 года. Актуальны Поппер, Орвелл, Гракхи, Юдифь, Давид и Фродо. В спящем вокруг хрустального гроба королевства актуальность тоже заморожена и бесполезна.
Новодворскую любили и ненавидели не за актуальность, а за неспящесть. Легко быть неспящими в Сиэттле. Новодворская не просто не спала, она будила. Герцен призывал живых, vivos voco – дело нехитрое! Вивосы и без Герцена не спят.
Новодворская как Христос: кто там смердит в темноте? Выйди вон! И выходили ж, путаясь в погребальных пеленах и в показаниях. При этом, как и Христос с Великобританией, Новодворская всю жизнь была в блистательной самоизоляции, splendid auto-isolation. Не по своей воле.
Когда окружающий мир – изолятор, да ещё самоизолятор, что остаётся бедному еврею? Или бедной еврейке? Россия с 25 октября – страна-самоизолятор. Железный занавес не Черчилль придумал, а Ленин. Ввозить голландский сыр в Россию не голландцы запретили, а Кремль. Самоизолятор отличается от изолятора тем, что в нём сидят бок о бок вертухаи и зэки. Конечно, реально у Путина кусочек голландского сыра для себя и дочек припрятан, но формально он, как и все, кушает пальмовое масло.
Тем не менее, периодически Путин вспоминает Новодворскую. В чашке Петри концентрация бактерий достигает максимума там, где капля бульона. Вокруг Новодворской количество гэбэшных агентов зашкаливало, от высокопоставленных агентов-миллионеров из псевдодемократов до врачей поликлиники с бегающими глазами. Она всё равно оставалась в самоизоляции. Словно была невидимая стена между нею и ледяным кремлёвским Карфагеном.
Новодворская выступала где угодно, не боясь проиграть, потому что она не играла. Она жила в свободном пространстве, грязный холод карцера к ней не приставал. Задолго до явления Путина народу, когда все неразоблачённые гэбэшные агенты громко кричали, что не надо охоты на гэбэшных агентов, Новодворская поставила диагноз: диктатура, ударившись оземь, из цековской стала чековской. Она, словно блондинка, принимала на веру заверения Гайдара и Чубайса об успешном строительстве Запада в России, и от этого пропасть между нею и заверявшими лишь росла.
Новодворская живая. Самоизолировавшаяся от безопасности, от насилия, от лжи
В стране слепых кривой всегда в самоизоляции. А Новодворская была не кривой, а зрячей. Как и у Сахарова, у неё был скрипучий голос, и ровно по той же причине. Одни и те же шаловливые ручонки запихивали резиновую трубку в её горло и в горло Сахарова. Как и Сахаров, Новодворская состоялась не благодаря мученичеству и героизму. Не благодаря подвигу. Подвижников, героев, мучеников было много, к сожалению. К сожалению, потому что нельзя мучить людей. От мучений человек замолкает. Сахаров не замолк, наоборот: он начал говорить. Слушать его было так же невыносимо, как и Новодворскую, но когда слова оказывались на бумаге, они взрывали мозг.
Новодворская не была героиней, человек подвига, которая листовки разбросала и психушку выдержала. Не была памятником себе, экспонатом прошлого. Была, да умерла и родилась вновь, как изумительная писательница.
Новодворская писала много, но главное – за каких-то два-три года, пока Россия закукливалась, обрушивалась внутрь себя, Новодворская как раз взорвалась, родилась как писатель со своим неповторимым, взрывчатым языком, энергичным, упругим, изящным. В слове она была Майя Плисецкая. Поэтому вокруг неё и образовывалась пустота. Все расступались и любовались, даже враги. Особенно враги. Легко ненавидеть косноязычного диссидента, но невозможно ненавидеть фехтовальщицу свободы, тянет смотреть, хотя и на безопасном расстоянии.
И вот Россия на госбезопасном расстоянии, в прижизненном мавзолее, самозадушенная, от недостатка кислорода погрузившаяся в сладостно-безнадёжные фантазии про то, как она всех любит и как её все любят. А Новодворская живая. Самоизолировавшаяся от безопасности, от насилия, от лжи.
Самоизолировавшаяся от смерти. Ожидающая нас – не на Донском кладбище, а вот в этой комнате, где каждый сидит, лежит, ходит. Ожидающая, пока мы не присоединимся к самоизоляции от рабства и не соединимся в свободе и правде.
Яков Кротов – историк и священник, ведущий рубрики Радио Свобода "Между верой и неверием"
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
