8 мая издание DOXA опубликовало статью о домогательствах преподавателей к студенткам на филфаке МГУ. Имена студенток в статье были изменены, имена преподавателей не назывались. Но после этой статьи несколько студентов и выпускников МГУ, которые знали о подобных случаях, опубликовали в том же издании открытое письмо о том, что порядки в университете нужно менять, подписавшись собственными именами. Подписей под письмом уже несколько сотен.
Это спровоцировало ещё один скандал – одной из инициаторок письма намекнули, что теперь она может не сдать экзамены.
В прошлый четверг несколько студенток филфака написали другое открытое письмо, в защиту факультета, где защищали преподавателей.
В тот же день Сергей Князев, один из преподавателей, в адрес которого выдвигались обвинения (в частности, в том, что он предлагал студентке "достать конфетку" из переднего кармана его джинсов, если она хочет сдать экзамен, – эта конфетка даже была вынесена в заголовок статьи DOXA), признался в отношениях со студентками, отрицая, правда, обвинения в домогательствах, и объявил о том, что он увольняется.
Я никогда ничего не обсуждаю в социальных сетях, но сохранять молчание дальше в этой ситуации мне кажется невозможным.
Я хочу сказать, что отношения со студентами у меня были. Я всегда считал, что они были добровольными. Я сознательно никогда не пользовался своим служебным положением ни в каких целях, в частности, не использовал его для принуждения к чему бы то ни было. История про оценку – неправда. При этом я понимаю, что некоторые мои высказывания могли быть интерпретированы таким образом, каким они сейчас интерпретируются, хотя и не содержали этого смысла. Моё твёрдое убеждение заключается в том, что нельзя сознательно причинять людям вред, и я всегда старался ему следовать. Мне очень, очень и очень жаль, если мои поступки всё же привели к тому, что кто-то от них пострадал. Я искренне сожалею и приношу свои извинения.
В свете всего этого считаю своё будущее пребывание в МГУ в нынешней роли невозможным, но намерен завершить текущий семестр, чтобы не создавать никому сложностей.
Я очень благодарен всем тем, кто счёл возможным сказать мне слова поддержки. Спасибо им.
Но объявление Князева об уходе не погасило скандал, а, наоборот, разожгло его ещё больше.
Под постом – и не только – стали появляться слова поддержки от бывших студенток.
Вы один из лучших преподавателей, которых я знаю.
Спасибо Вам за Ваши переданные знания, харизму и умение найти правильный подход к каждому студенту!
Я не знаю, о чем идёт речь, но до сих пор – 20 лет спустя – благодарна Вам за знания, за пробуждение интереса к науке, за помощь в развитии критического мышления, за живой человеческий интерес к студентам. Оценку у Вас зарабатывала «потом и кровью», и очень ей гордилась. Спасибо за все!
Вы преподавали в нашей группе фонетику и диалектологию. А еще мы с друзьями как-то пили с вами пиво в обстановке совершенно неформальной, но абсолютно корректной и уважительной. Диалектологией я занималась с невероятным усердием только потому, что вы замечательно могли увлечь предметом. Мне очень жаль, если у кого-то другой опыт. Я помню вас только как блестящего преподавателя и очень интересного собеседника.
Появилось ещё одно открытое письмо – теперь уже в защиту Князева. Его, как и письмо против домогательств, тоже подписали несколько сотен человек.
А поздно вечером в субботу в фейсбуке появилась информация о том, что главная скандальная история в статье DOXA, про предложение достать конфету из штанов, оказалась выдумкой.
С нами связалась информантка – студентка 3-го курса. Её настоящее имя – Анастасия Погарская. Историю ее опыта сдачи экзамена у С. В. Князева взяли за основу, но исказили смысл. Взяли ее из архивов личных сообщений от 2016 года (со слов Марии Лобойко, хотя в реальности это был 2018 год), не согласовав с информанткой. Вот как выглядит эта история на самом деле: (НА 1 ЧАСТИ ВИДЕО – ГОЛОСОВЫЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА)
ЧТО НА САМОМ ДЕЛЕ БЫЛО С КОНФЕТКОЙ: «Я, Погарская Анастасия Владиславовна, студентка 3-го курса романо-германского отделения филологического факультета МГУ готова заявить, что С. В. Князев не обращался ко мне с предложением, обозначенным в данном отрывке статьи. Это могут подтвердить мои одногруппницы, которые в тот день сдавали экзамен вместе со мной. Также это может подтвердить О. В. Дедова, которая тоже принимала у меня экзамен в этот день. Я допускаю, что мою историю могли использовать с целью оболгать человека, руководствуясь личными мотивами, а также что Мария Лобойко могла узнать ее от меня, поскольку в данный момент я общалась с ней довольно близко и рассказывала об этой истории многим, но не в контексте сексуального домогательства. Это был рассказ о сложном экзамене, к которому я была плохо подготовлена и который я сдавала довольно продолжительное время. Я действительно рассказывала историю про конфетку, но С. В. Князев ничего не говорил о том, что я должна достать ее из его штанов, эта информация является надуманной. Я долго не могла ответить на вопрос, начала нервничать, и преподаватель предложил мне конфетку, чтобы я успокоилась. Я не готова признать за собой статус жертвы сексуального домогательства. Моя обида на С. В. Князева была связана с ситуацией самого экзамена, и я не могу взять на себя ответственность за то, чтобы предъявить ему обвинение в домогательствах. История, которая рассказана в Doxe, не имеет никакого отношения к реальным жизненным обстоятельствам, если за основу берется мой рассказ. Мое тяжелое психологическое состояние в тот момент было связано с усталостью от первой в моей жизни сессии, а не с тем, что я проглотила обиду за сексуальное домогательство, которого не было. Я ни в коем случае не оставила бы это, если бы это действительно произошло, поэтому ответила отказом поддержать инициативу по предъявлению преподавателю этого обвинения. Я не готова из-за ущемлённого на экзамене самолюбия участвовать в травле человека, обвиняя его в том, что он не пытался сделать по отношению ко мне, и признаю, что после самого экзамена сама ситуация могла быть мною преувеличена из-за нервного потрясения. При этом я еще раз подчеркиваю тот факт, что данная ситуация не была связана с попыткой к чему-то меня принудить. Об этом даже не шло речи. Я хочу принести извинения за слова обиды, сказанные в состоянии нервного потрясения. Я не преследовала цели обвинить человека в домогательстве и не считаю себя жертвой такового».
В письме утверждается, что искаженные данные о якобы имевшем место харассменте DOXA получила от Марии Лобойко, инициатора письма, которое требует изменить порядки в МГУ.
Погарская записала и отдельное видеообращение.
На следующий день DOXA внесла в статью уведомление:
UPD от 17 мая 16:05:
После публикации материала студентка, узнавшая себя в данном отрывке, публично выразила несогласие с тем, как ситуация изложена в материале. По ее словам, преподаватель не предлагал ей достать конфету из кармана штанов, а сама ситуация не имела сексуализированного подтекста.
Вот как отреагировала на это другая инициаторка письма, требующего поменять порядки в МГУ.
Сейчас происходит очень неприятная ситуация: информантка Доксы отозвала свои слова назад.
Скажу сразу: это ее история и ее право. Я не знаю, что было на самом деле, почему это произошло и кто виноват. Возможно, виновата и правда редакция «Доксы», которая недопоняла информатку или плохо проверила источники. Возможно – никто не виноват, а просто девушка в процессе чтения всех этих обсуждений изменила взгляд на предмет. Предполагать, что эта действительно та самая спланированная ложь, в которой нас обвиняют, я, честно говоря, не вижу оснований: всю историю с открытым письмом фактически начала я, а к статье Доксы в частности и к журналу в целом я никакого отношения не имею.
Я считаю, нам всем – кто верит статье и кто не верит – стоит перестать на нее ориентироваться. Очень многие верно заметили: статья неидеальна, там действительно много огрех, которые вызывают у многих скепсис и сомнения.
Тем не менее, даже если предположить, что статья вся целиком – сплошные инсинуации и выдумки, это в общей картине ничего не меняет. Что мы уже знаем:
1. Многие из нас помнят реальные истории, как сами в студенчестве сталкивались с харассментом или видели его.
2. Многие поделились этими историями с преподавателями, которым доверяют. Преподаватели пишут об этом открыто: и я прошу их все еще рассказывать об этом коллегам.
3. Многие студенты заполнили опросник студсовета, в котором рассказали о таких случаях тоже. Студсовет готов обсуждать это с администрацией прямо сейчас.
4. Сергей Владимирович Князев сам сказал, что отношения со студентками были. Прошу заметить: отношениЯ. А историю опроверг только одну: и не про конфетку.
5. Наше письмо как не ставило целью публичную порку, так и не ставит. Мы просим о мерах на будущее. И я знаю, что многие преподаватели с этим солидарны.
Теперь объясню, почему мы вообще решили использовать в письме такой шаткий и ненадежный аргумент, как статья Доксы: другого у нас тогда не было. Это был первый случай, когда обо всем этом гласно заговорили. И он вскрыл очень много правды. Я прошу не закрывать глаза на всю эту правду. И новое письмо, которое не ссылается на Доксу, тоже не смогло бы без всего этого появиться.
Да, узнавать о лжи – если она действительно была – больно. Но если мы сейчас закроем весь этот проект только из-за этого: факультет точно пострадает. Сейчас, когда очень многие наконец-то стали готовы к диалогу, я очень хочу это не потерять. Пожалуйста, давайте все починим, у нас уже начало получаться.
Однако Анастасия и не являлась информанткой. Ее таковой сделали вы, взяв ее личные записи трехлетней давности без ее спроса. Как тогда она могла отозвать свои слова назад? Она лишь рассказала правду.
На разоблачение откликнулась автор статьи, с которой всё началось.
Я обещала себе не ввязываться в дискуссию, но видимо обязана, так как речь идет именно о моей статье и моей предполагаемой фатальной "ошибке".
У меня несколько мыслей по этому поводу
1. В статье я ссылаюсь на слова Маши, которая пересказывает ситуацию со своей однокурсницей. С первоисточником я не знакома до сих пор. Почему-то она заблокировала меня вконтакте сразу после того, как написала мне претензию, и я не смогла узнать ее мнения на этот счет.
2. Разве ссылаться на слова / истории из третьих уст ненормальная практика в СМИ? Почему Афиша и Медуза могут это делать, а на меня за это сыпется хейт?
3. Я не защищаю никакие фейки в своей статье (их нет!), но ситуация с конфеткой действительно имела место, это подтверждаемо, а интерпретировать фразу могут все по-разному (включая участницу, которая меняла свое мнение, насколько мне известно от Маши).
4. Статья в принципе не задумывалась как собрание доказательств похождений Князева. Я устала повторять, что это рассказ о филфаке, о разных ситуациях, с которыми сталкивались его студентки, об атмосфере там. Перестаньте, пожалуйста, искать в этом материале улики и проверять их на достоверность.
Погарская (девушка из истории с конфеткой) тут же снова обвинила её во лжи.
«Интерпретировать фразу все могут по-разному». Я никому не отказываю в праве интерпретации. Речь идёт о том, что вы используете ложную информацию в сми
Анастасию поддержала другая девушка, у которой был неприятный опыт сдачи экзамена Князеву и которой Князев тоже предлагал что-то у него взять.
Маша Федотова
Хочу рассказать про свой экзамен с С.В. Князевым. Он длился около 5 часов, проблема была в том, что когда я отвечала С. В. Князеву, он хотел поставить мне неуд, а когда отвечала Е. Моисеевой, она хотела поставить отлично. Причин у этого могло быть много, в том числе и манера С.В. Князева принимать экзамен, и мой эмоциональный опыт на семинарах, и качество моих знаний фонетики. На 4 час экзамена С. В. Князев купил круассаны, принес их в аудиторию и предложил угоститься. Все это было предложено веселым тоном, который тогда казался немного унизительным и насмешливым, эмоционально было совсем не до круассанов. Помню, как Е. Моисеева просила не обращать внимания на князевскую вредность, что просто все устали, справляются по-разному и скоро мы пойдем домой. Закончилось все действительно хорошо, но после экзамена у меня была сильная истерика.
Хочу уточнить, что я не очень чувствительный к плохим оценкам человек и обычно упрекаю себя за недостаточную готовность или невезение с билетом, могу, конечно, расстроиться из-за плохой оценки, но скорее с досадой. И на экзамене по фонетике мне тоже было досадно в первую очередь на себя – что мои знания оказались не крепче моих эмоций. Но у меня навсегда остался вопрос, зачем было так долго нас мучить, зачем было спрашивать, поступали ли мы по олимпиаде или по ЕГЭ.
Никаких сексуальных намеков не было ни ко мне, ни к другим девочкам. Круассан был просто круассаном в пакете. Фразу девочки-информантки-неинформантки про «эмоциональное изнасилование» я прекрасно понимаю, но понимаю, что в ней нет сексуального подтекста, и сомневаюсь, что ее память просто выместила всю сексуальную напряженность обстановки. В моем случае напряжение было точно несексуальное. За девочку я говорить не хочу, она все сказала сама в аудиосообщениях. Я считаю, что никто не должен чувствовать себя «эмоционально изнасилованным», независимо от своей готовности к экзамену, но это скорее проблема преподавательского абьюза, а не харассмента.
Рассказывая про филфак МГУ, я часто рассказываю про этот экзамен. Или когда кто-то спрашивает (после бакалавриата на филфаке МГУ, я училась в магистратуре НИУ ВШЭ, где многие тоже учились у Князева), почему я не в восторге от С. В. Князева. В личных рассказах я могу усилить какую-то оценку тех или иных его поступков, вспомнить надписи в туалете филфака (реальных историй об отношениях с Князевым я не слышала, что, конечно, не отрицает их наличие, просто я до этого момента не могла подтвердить их существование, а сейчас могу со слов самого С. В. Князева).
Мне было бы очень страшно и больно увидеть статью с заголовком из моих переиначенных слов, которая привела к увольнению человека и к многочисленным репостам новостей о нем как о насильнике. Не потому что Князев невиноват и Докса всеврет, а потому что я не хотела бы постфактум брать на себя ответственность за все эти последствия, даже если они справедливы. Даже если бы мои слова были переданы анонимно, я бы хотела знать, что и как передают. Потому что, как многие тут сами замечают, цель статьи (отчасти) не уголовное расследование, а создание института репутации в России. И для института репутации все-таки важно, как мне кажется, что именно и как сказал С. В. Князев девочке на экзамене, добровольные или недобровольные у него были связи со студентками. Я считаю, что романтических отношений, добровольных или недобровольных, между преподавателем и студентами не должно быть. Считаю, что отсутствие ясной и однозначной формулировки этого правила, – это проблема МГУ. Считаю, что даже при отсутствии формулировки, преподаватель понимает риски таких связей и должен нести за них ответственность (что Князев и сделал).
Так вот, если бы мои слова из личной переписки кто-то взял без спроса и поставил в заголовок статьи, из-за которой человека половина страны теперь считает насильником, – у меня была бы травма намного сильнее, чем от ужасно тяжелого князевского экзамена. И мне бы не хотелось смотреть, как составители статьи рассказывают в комментах о том, что я просто не разбираюсь в своих чувствах и в том, как работает вытеснение травмы, что моя история не так уж важна и сути не меняет, вот посмотрите, есть еще случай с вином, есть еще много-много ужасных князевских поступков. Да, есть, но я живой человек, это мое живое мнение, если кто-то решил сделать из него художественный вымысел, то пусть пометит, что вот это конкретно художественный вымысел, а остальное правда и только правда. И перестанет использовать меня как инструмент для своих благородных свершений. Даже если большинство от этого выиграет.
Надеюсь, девочка не винит себя, потому что она ни в чем не виновата. Доксе и причастным стоит извиниться перед ней, уточнить свою статью и убедиться, что люди это уточнение увидели.
Вскоре выяснились и другие неприятные подробности – оказалось, что ещё одна девушка, чья история использована в статье DOXA, в беседе с автором этой статьи категорически отрицала, что преподаватель хоть как-то домогался ее или к тех, кого она знает.
В результате от инициаторок письма с требованием изменить порядки в МГУ отвернулись даже некоторые их единомышленники.
Я ничего не обещаю, но лично я буду требовать от Студсовета решительного осуждения Вас и М. Лобойко и безапелляционного вашего отвода от любой деятельности будущего "антихарассментового комитета", в каком бы виде он не возник. Вы попросту ненадёжные люди. Нет никаких гарантий, что вы ещё раз не дискредитируете движение.
Но и авторов статьи и письма с требованием изменить порядки в МГУ тоже поддерживают.
Я не понимаю, как одно отменяет другое.
Проблема озвучена, и она заиграла новыми свидетельствами – в самых разных тредах девушки и женщины признаются, что такая проблема есть и они с ней сталкивались. Преподавательницы пишут о том, что они стали лицами, которым доверили множество таких историй.
Как это соотносится с тем, что статья, запустившая дискуссию, построена на некотором числе недобросовестно собранных историй? Я не поддерживаю такие методы, я не считаю, что фактами можно вертеть, что любые методы хороши для достижения благой цели.
То, что начало оказалось мутным – грустно и неприятно. Надо нести ответственность за свою деятельность.
НО мутное начало никоим образом не отменяет кучу всплывших новых свидетельств и само признание преподавателя, что романы были. Те, кто ржут над феминистками и шутят про авторок – почитайте внимательно околотемные треды и вычлените среди множества сообщений свидетельства "со мной такое было", "ко мне обращались мои студентки, они всё подтвердили", "такое было и -цать лет назад". Признайте, что проблема есть, и что её надо решать и создавать механизмы её адекватного обсуждения без воплей "куда она глядела" и "все это было добровольным". Преподаватель/преподавательница, который/-ая учит студентку/студента, не должен/-на с ним/ней спать, пока имеют место иерархические отношения. Этический кодекс, работающий, НУЖЕН. Комиссия нужна.
Я поддержу вас. Проблема отношений студент/преподаватель масштабна и на нее нельзя закрывать глаза. И, конечно,когда смотришь на действия различных преподавателей, понимаешь, что если сейчас в этой ситуации сдаться, то об этом еще много лет говорить не будут, потому что такое давление страшно пережить.
Много лет назад я пыталась рассказать открыто о приставаниях ко мне педагога (из другого ВУЗа), но столкнулась с сопротивлением, потому что это "известный человек и немолодой и не надо его подставлять". Я заткнулась и удалила пост. Больше я не наберусь смелости написать об этом открыто и честно, но я твердо знаю, что прошло много лет, а воз и ныне там.
Вполне допускаю, что в статье закралась ошибка. У издания своя ответственность за это и хороший урок на будущее как работать с источниками. Однако, это не значит, что ВУЗам не нужна комиссия по этике, в которую было бы безопасно обратиться.
На самом деле авторы (или авторки) поста, где разоблачается история с конфетой, оспаривают только то, что Князев требовал от студенток секс за хорошие оценки или сдачу экзамена. С тем, что у него были сексуальные отношения со студентками, они не спорят – наоборот, они говорят, что в сексуальных отношениях преподавателей с достигшими совершеннолетия студентками нет ничего плохого, так как это личное дело двух взрослых людей.
Случаев насилия, домогательств, харассмента, а также использования служебного положения в личных целях замечено не было. Все истории, рассказанные информантками истории свидетельствуют о СОГЛАСИИ С ДВУХ СТОРОН людей старше 16 лет (ч.1 ст.13 Семейного кодекса РФ).
История с Погарской – не единственная, которую они разбирают и пытаются опровергнуть, и некоторые из историй, которые они комментируют и пытаются оправдывать в своём посте, выглядят если и не за гранью допустимого, то как минимум на грани.
Случайно прочел очередное письмо про скандал на филфаке. Не удержавшись, написал такой длинный ответ, что он не влез в комментарии, так что решил выложить его отдельным постом.
Предуведомление. Я постулирую, что принуждение к сексу недопустимо в любом случае.
При этом я допускаю, что бывают ситуации, когда одна сторона видит домогательства там, где другая ничего такого в виду не имела. Однако надо иметь в виду, что
в случае отношений власти и подчинения (начальник – подчиненный, профессор – студент(ка) и тд) большую ответственность за безопасность взаимного общения несет тот, у кого больше власти.
Я хотел бы вынести за скобки ситуации романов – ниже будет понятно, почему – и сконцентрироваться на нескольких конкретных случаях, которые фигурируют в этой истории.
<...>
1. Первые два случая выглядят очень убедительно в изложении защитников профессора. История про конфету – омерзительное передергивание, плохо говорящее о людях, которые инициировали эту компанию.
Курил, пил кофе и разговаривал перед началом занятий – вообще ни о чем. Прочитав эти два случая, я уже поверил, что профессор оклеветан на ровном месте, но дальше все стало сложнее.
2. История "он позвал в бар, было неудобно отказаться, я пошла и всю дорогу чувствовала, что меня пытаются соблазнить" выглядит крайне правдоподобной и никем, вроде, не оспаривается. Но я считаю, что преподаватель не должен создавать ситуацию персональной неловкости для студентов. В частности, потому что когда преподаватель заводит со студентами очень личные отношения – включая поход в бар вдвоем – он создает потенциальные проблемы для себя. Одно дело, если это студентка – отличница и по любому должна получить пять на экзамене. Если в этом есть сомнения, то любое личное общение чревато утратой объективности, причем в любую сторону.
Тут даже неважно, было ли домогательство – важно, что не заводить любимчиков, это не очень хорошо по отношению к другим студентам.
3. История про то, как преподаватель позвал двух девушек выпить начинается нормально – ну, две девушки чувствуют себя более защищенными и могут, например, не остерегаться домогательств. Но окончание у нее не очень удачное – я считаю, что преподаватель несет некую (не очень большую – они все-таки взрослые) ответственность за студентов не только в учебном плане. Я бы избегал ситуации, когда я выпиваю со студентами, а кто-то из них напился в говно. Я, например, стараюсь, чтобы таких ситуаций не возникало с моими сотрудниками (безотносительно их пола и близости наших отношений). И, конечно, если человек напился, то на слова "я не пойду к вам домой!" единственный ответ "хорошо, тогда давай я вызову такси, чтобы ты поехала домой к себе".
Прочитав все написанное, я не вижу ни одного случая принуждения к сексу ("если бы я согласилась, то у нас был бы секс" это, простите, можно сказать в огромном количестве случаев, включая те, в которых мужчина про секс вообще не думал – многие мужчины считают, что если девушка дала добровольное согласие на секс, то надо пойти и заняться этим самым сексом, даже если изначально ничего такого не предполагалось), нет ни одного случая, когда преподаватель угрожает плохой отметкой на экзамене и тд. Есть история о том, что сначала общались неформально, а потом перестали – ну, тут ничего нельзя доказать, преподаватель может сказать "мне показалось, что она подозревает меня в домогательствах и я решил сделать наши отношения более формальными, чтобы защитить ее и себя" или "мне показалось, что она понимает меня неправильно и решил, что с такой дурой буду общаться только в рамках учебного процесса". Есть история про двойку на экзамене – но, судя по всему, на экзамене у него много студентов получают двойки.
Наличие серийных романов со студентками, разумеется, придает историям про бар и про приглашение к себе домой немного другой оттенок – но давайте на секунду представим, что никаких романов не было.
Важно то, что даже если никаких романов не было, профессор все равно несколько раз повел себя неправильно – выше я писал, когда. В результате студенткам было неприятно, а ему неприятно теперь.
Мне кажется, мораль этой истории – если ее кто-то хочет найти – заключается в том, что лучше бы избегать ситуаций, которые могут быть некомфортны студент(к)ам и, в последствие, могут быть поводом для обвинений в адрес преподавателя.
Как их избегать тоже понятно. Если ты не уверен, что студент(ка) точно получит пятерку на экзамене – не уменьшая дистанцию, не ходи с ним или с ней не только в бар, но и в кафе. Это вообще не про секс и домогательства, это про то, что не надо заводить "любимчиков".
Если ты хочешь общаться с кем-то из студентов неформально, постарайся делать это не тет-а-тет, а в компании. Студент(ка) не будет подозревать плохого, тебя не обвинят, а на экзамене не возникнет ситуации "я с ним/ней кофе пил, как же я поставлю двойку" – ну, если ты пил кофе с половиной группы, то, понятно, что это вообще ничего не значит, спокойно можно поставить двойку (или пятерку, или что там студент(ка) заслужил(а) )
Если студент(ка) напился во время общения с тобой – сверни общение. В частности – отправь его/ее домой на такси, а не предлагай ехать к тебе.
Повторю, что я вообще не разбираю вопрос о романе со студент(к)ами. Я могу представить ситуацию, когда все описанные правила выполнены, а роман все равно случился – чтобы взаимно влюбиться, не обязательно общаться тет-а-тет, а сексом лучше бы заняться уже после экзамена. Можно, простите, потерпеть немного. Опять же, есть ситуация, когда студент(ка) сам(а) инициирует близкие отношения – есть разница между "я напилась и профессор привез меня к себе" и ситуацией "я сказала профессору, приходите ко мне вечером, посидим, выпьем". Давайте в комментариях тоже не будем спорить, можно ли заводить романы со студентками – это не относится к теме поста.
Тем не менее, в ситуации, когда история про "конфетку в штанах", судя по всему, оказалась неправдой, дискуссия снова возвратилась именно к вопросу, в который уже не первый раз упираются все российские дискуссии о харрасменте: допустимы ли сексуальные отношения в ситуации, когда один из их участников в силу своего служебного положения имеет власть над другим. Или, говоря проще, можно ли заводить романы со студентками.
Вчера-позавчера-сегодня в ФБ так много о харассменте. Истории из МГУ и вообще. Ну и в самом деле, кто в здравом уме скажет, что он за харассмент. Я тоже против. Но чтобы прояснить ситуацию – для себя и, может быть, для других тоже. Я когда-то, будучи преподавателем Христианского гуманитарного института (я преподавал там древнегреческий и латынь), познакомился со своей студенткой. Потом мы прожили десять лет вместе – и продолжаем дружески общаться до сих пор. Сейчас я уже четвертый год вместе со своей тоже почти студенткой – у нас 32 года разница в возрасте – и что? Если кто-то пользуется своим служебным положением и кого-то к чему-то принуждает, да, это должно однозначно осуждаться и как-то наказываться и прочее. Но что за истерия вокруг преподавателей и студентов – ведь и среди них находятся обычные люди, которые просто хотят быть вместе. Кому какое дело, нет?
Борьба с харассментом на журфаке Минского университета в примерно 1965-1966 г.
"Студенты рассказали, все как было. А было так. Сдали последний экзамен и решили, как водится, отметить. Скинулись, купили водки, вина, немудреной закуски. Захмелели. Потом сложились еще, прикупили вина. На закуску уже не хватило. Хмель и ударил в молодые головы. И пошли выяснять отношения с преподавателем марксизма-ленинизма, который занимал комнату в том же студенческом общежитии. Припомнили ему девочек-студенток, к которым он был неравнодушен. Слово за слово, и кто-то по-революционному решил: «Жуй партбилет, негодяй, или выбросим в окно с четвертого этажа». Кто-то уже схватил донжуана за шиворот. Слава богу, до трагедии не дошло".
(Дефенестрация – давняя восточно-европейская традиция.)
Долго думала делать этот пост или нет, потом протёрла тряпочкой уловители гнева, проветрила комнату, устроила перестановку и решилась опубликовать его.
Про МГУ, домогательства и власть мужчин писать почти не буду. Расскажу истории про молодость.
Дело шло к середине пятого курса, моя одногруппница умирала от любви к преподавателю нашему до такой степени, что отменила собственную свадьбу.
Когда она в очередной раз на лекции написала мне записку про то, как прекрасен NN, ответила, что стоит поговорить уже с ним напрямую, перестать рушить свою жизнь.
Выходим мы с занятий и Лена через коридор кричит вслед своему возлюбленному:
– NN, Аня Кулешова посоветовала поговорить с Вами...
В общем, она-то ушла из университета, закончив обучение, а я осталась в аспирантуре, NN долго мне эту доброту припоминал.
А ещё незадолго до встречи с супругом я влюбилась в преподавателя. Это были несколько бесценных месяцев, позволивших повзрослеть и во многом изменить жизнь.
У преподавателя этого подобные отношения не были первыми или последними. Это был некоторый стиль общения, в котором каждый брал свое, переходил или не переходил границы. Почему-то тогда никто не догадывался почувствовать себя в их рамках ребенком, беззащитным, безмозглым.
И даже сейчас, проникнувшись рассуждениями о доминировании мужчин, о власти и сексуальной эксплуатации женщин, психологическом насилии, я не могу все это разглядеть в своем романе или романах однокурсниц. Это был выбор взрослых людей. Не детей. Не подростков.
Кто-то вышел замуж за преподавателя, кто-то сохранил воспоминания о мимолётном приключении. Но вот чего точно не было: не было нежелания с нашей стороны остаться без внимания, пусть и сиюминутного, со стороны тех, кто нас учил. Отчасти для них старались на экзаменах (не хотелось запечатлеться в их памяти дурочками), для них наряжались, это была игра, простительная молодости и глупости.
В некотором смысле происходила обкатка женственности на самых достойных в окружении: тех, кто старше и умнее. Мы только выбрались из замкнутого и однообразного мира школы, увидели людей совсем другого склада, эрудированных, умных, интеллигентных. По-девичьи хотелось им нравиться.
И все эти истории не про харассмент. Думаю, тут логичнее было бы жаловаться на студенток за попытки перевести отношения в плоскость личных.
И только раз столкнулась с человеком, который действительно принуждал девушек к отношениям. Дело дошло до того, что его избили студенты, защищая одногруппницу. Сегодня это страшно уважаемый персонаж. Занимает крупную должность. Всячески согрет высочайшим вниманием и отмечен наградами.
Жизнь не только не делится на чёрное и белое, в ней есть ещё место жёлтому, квадратному, кислому и чугунному. Не стоит все это смешивать.
Не стоит вводить презумпцию виновности для мужчин.
Не стоит поощрять оговоры и спекуляции.
И важно очень жестко останавливать настоящих преступников. Жертв насилия в университетах не должно быть (их вообще нигде не должно было). Необходимы четкие, работающие и внятные алгоритмы, предотвращающие насилие (и это не про то, что все романы в стенах университетов надо срочно запретить).
Нельзя любые отношения взрослых свободных людей маркировать как девиантные только за то, что один из участников союза учится в стенах университета, а другой преподает. Вся молодость именно там и проходит. И я не вижу ничего хорошего в адском регулировании, увольнениях, страхе, запоздалых обвинениях.
Надо жить по молодости и умирать по старости. Не наоборот.
Что позволено профессору…
Помню, пару лет назад многие тут ополчились на депутата-приставалу, а нынче, напротив, защищают профессора. Он ведь никого из студенток не принуждал и отметкой не шантажировал, все по доброй воле, они, мол, уже взрослые. Правда, и депутата никто в подобном не обвинял, он лишь, как говорили, предлагал по-доброму секс молоденьким журналисткам, получится – хорошо, нет – проехали. Может, кто и отвечал ему взаимностью.
А все потому, что депутат толстый и противный, а профессор – умный и приятный.
А еще, говорят, бывают такие студентки, которые сами себя предлагают или всем своим видом показывают, что не прочь. Верно, бывают, как и те, кому нравятся мужчины постарше.
Но среди студенток, представьте, встречаются и те, для кого рука немолодого преподавателя на коленке или там легкое поглаживание, или даже какие-то такие слова – это унижение и душевная травма. И не такие уж они взрослые – их ровесницы на Западе еще в школу ходят, в старшие классы.
Вообще-то насчет профессоров – любителей тесно пообщаться с юными девушками – окружающим обычно хорошо известно, слухом земля полнится. Их имена знали студенты, когда я учился, и позже – коллеги-преподаватели.
В большинстве, правда, пока еще те, кто ничего такого себе не позволяют. И не потому, что дурачки. Как сформулировал тут Геннадий Смирнов, «просто мысль, что твоя студентка, младше на 30 или 40 лет, бескорыстно и пламенно полюбила тебя не за красоту, а за невероятный талант педагога, блеск и мудрость исследователя, искрометные шутки – вот эту мысль взрослым дядям нужно себе запретить».
я плохая феминистка, я думаю только о себе, а не о страданиях женщин в других странах. да, меньше всего я думаю о страданиях гражданок сопредельного северного государства. ну вот похер мне.
щаз страшное скажу – феминизм это ответственность за свою судьбу. это право на бунт. это право делать не так, как в "домострое". одна <фигня> – это решение нужно принять. оно тяжелое и неприятное, но пока ты его САМА его не примешь, никто за тебя это не сделает.
да, я считаю, что перекладывать на мужиков ответственность за свои решения – несправедливо. в любом соитии участвуют двое. насилие – это согласие.
возможно, у меня ошибка выжившего, но стараться надо.
Когда защищают так называемые "отношения" с подчиненными или студентами\студентками, приводят обычно два аргумента.
Первый. Это совершеннолетние люди, а значит – ну да, ну да, – это их свободный выбор.
Второй. Это может быть любовь, которая, как известно, растет где хочет. И разве не бывает настоящих романов преподавателей со студентками, которые заканчивались даже и прекрасными браками?
Бывает. Всё это бывает.
Вы только сначала выйдите из иерархических отношений с подчиненной или студенткой. Вы поняли, что это ОНО? Перестаньте быть ее\его начальником. Перестаньте быть ее\его преподавателем. И тогда – всё можно! И предлагать, и завоевывать, и добиваться.
Не хотите? Тогда вы просто серийный приставала, использующий служебное положение.
И главное. Так, может, и было. Но так больше не будет.
Есть мнение, что нужно ограждать студентов от отношений с преподавателями, потому что студенты – маленькие и эмоционально незрелые люди. Во-первых, мне это видится дискредитацией студентов. Во-вторых, маленькими и эмоционально незрелыми многие люди, к сожалению, остаются до старости. Что ж теперь.
Я, конечно, понимаю, что мою страницу не читают никакие главреды, преподаватели столичных вузов, тем более политики и пр. Но все же задам в пространство один вопрос. Вот вы (если кто-то все же себя узнает) говорите – "дык ведь некоторым женщинам нравится, когда их домогаются".
Окей. Я лично не видела, но я и Путина лично не видела, а его человек восемь. Ну, давайте в порядке мысленного эксперимента допустим, что есть такие женщины, которым нравятся не конкретные мужчины и конкретные знаки внимания конкретно от них, а вообще в принципе домогательства. Какой бы ни был мужик, пусть даже он трусы меняет раз в квартал, общается криками павиана и сморкается на пол, зажав одну ноздрю, – но стоит ему только ухватить их за коленку без спросу, как они тут же на месте оргазмируют. Эти женщины мечты реально живут в нашем мире, ходят по улицам, наслаждаясь кэтколлингом и лапаньем их за задницу, и трепещут в надежде, что кто-нибудь подвалит с вопросом, не нужен ли их маме зять, и предложением культурно посидеть. А уж на вечеринку ни за что не пойдут, если мало шансов, что там кто-то будет им под столом лезть под юбку, тереться о них в толпе и приобнимать за талию, пыхтя в ухо и называя кисками и зайками. Ладно. Я изо всех сил постаралась и, например, поверила.
Так почему же, тысяча чертей, вы не выбираете этих женщин? Тем более, раз их столько, что по ним можно делать выводы, как надо себя вести в общем случае? Вам для счастья надо кого-то харассить, они как раз любят харассмент, – вроде сочетание идеальное? Но почему-то женщина, которая будет пищать от восторга, если вы ее зажмете в темном углу, для вас ценности не имеет. Вы предпочтете ту, которая будет отшатываться, повторять "не надо" и всячески выражать желание прекратить происходящее. Почему?
Думаю, пока вы себе не ответите на этот вопрос, мы в обсуждении проблемы далеко не продвинемся.
удивительный разговор -
– вроде бы говоришь, что борьба с харасментом вызывает своеобразные эффекты, мягко говоря – неоднозначные -
– а тебе в ответ торжественно сообщают, что "харасмент – зло". – да, кэп, а еще "роза – цветок" и т.д. -
– видимо, предполагается, что раз это зло – то в борьбе с ним все средства хороши -
– а если не рассказываешь историй из жизни и не ссылаешься на личный опыт и опыт близких – то презюмируется, что его нет -
– а отсутствие мелодраматичных отступлений и торжественных проклятий в первых строках – объявляется отсутствием эмпатии – которое диагностируется через экран монитора -
– тут просится заключение об обязательном введении курса логики и теории аргументации – но, увы, это именно что из серии – ввести ежегодное прослушивание и сдачу зачета sexual respect -
– а вроде бы все в одном мире живем, все проходили и проходим "технику безопасности" и расписываемся регулярно в соответствующих журналах. "с инструкцией ознакомлен".
Когда университет не хочет брать на себя ответственность, случается следующее.
На смену старых социальных норм пришли новые. Не все к этому оказались готовы. Университеты должны заботиться о нормах в университете, чтобы преподаватели и студенты не оказались неподготовленными. Ужасно выглядит ситуация, когда университет не принимает этический кодекс, не информирует преподавателей и студентов, а потом случаются репутационные риски. Эти риски влияют на имидж университета. Преподаватели и студенты должны знать о новых нормах в форме договора, страницы на сайте с прописанным регламентом.
Что касается студентов, то в ситуации харассмента студенты объявляются виновными в выношении сора из избы и своем интересе в хайпе. Студентки объявляются ответственными за отношения с преподавателями – это именно они хотят получить нечто от преподавателя, а не наоборот. В результате иерархия переворачивается. Это не преподаватели могут изменить ситуацию, а студентки. Получается, что именно студентки управляют университетом по этой логике? Если студентки ответственны за университет, то, наверное, они им и управляют? Увы, нет.
Чтобы такого перевертыша не случилось, нужно признать иерархию: кто власть (администрация, преподаватели), кто нет (студенты) – это будет адекватно. Я убеждена, что главное – это создание безопасной среды, где студенты смогли бы полностью реализовать свой потенциал и им не приходилось бы отвлекаться на проблемы в общении с преподавателями и друг с другом. В безопасной среде (все родители желают безопасной среды для своих детей и оплачивают обучение в вузе с хорошей репутацией) должны быть возможности для ее поддержания, то есть центр психологической поддержки и другие возможности. Репутация университета зависит также и от того, насколько хорошо студентам именно там учиться и реализовать свои способности.
Что хочу сказать вам, дорогие защитники общественной морали, восклицающие «нельзя – значит нельзя» по поводу эротических и прочих неформальных отношений между студентами и преподавателями – не потому, что этот конкретный студент или студентка стали объектом манипуляции и эксплуатации (что вне всяких сомнений предосудительно), а потому что «нельзя – значит нельзя». Я вырос в стране, где существовала статья 121 Уголовного кодекса РСФСР, говорившая мне ровно то же самое: «нельзя – значит нельзя» – и предусматривавшая за это до пяти лет тюремного срока, невзирая на двустороннее добровольное согласие двух взрослых мужчин. Апеллируя к естественной, всем понятной морали. И этот ценный опыт подсказывает мне, что там, где есть конкретный пострадавший, – там должны быть механизмы его защиты. А там, где нет конкретного пострадавшего, а есть некое обобщённое «нельзя – значит нельзя», – это «нельзя – значит нельзя» существует как инструмент общественного насилия над отдельными людьми во имя социокультурных абстракций. И вот этот аспект «новой этики» – самый устрашающий: отдельный человек со своими неповторимыми обстоятельствами интересует её пренебрежимо мало по сравнению с общими интересами тех или иных групп (например, всех студенток, которых потенциально угнетают все преподаватели; или всех афроамериканцев, для которых посягающим на их обобщённые права апроприатором оказывается отдельный конкретный белый юноша с дредами). Ничего особенно удивительного в этом нет, потому что «новая этика» генетически восходит к левой идее, оперирующей сперва групповыми категориями, а потом уже персональными. Я во многом солидарен с левым движением, но не тогда, когда его мишенью оказывается не консерватизм, не национализм, не патриархат и не эксплуатация, а индивидуальная свобода. Притом же на всякий случай напоминаю почти всем участникам этих дебатов, что они, белые западные интеллектуалы, по целому ряду параметров принадлежат к привилегированным социальным группам – и готовность к чекингу своих privileges часто не спасает, когда доходит до дела. А права человека остаются правами человека только до тех пор, пока учитывают всего этого человека во всей его индивидуальности, в противном же случае превращаются в свою противоположность – революционную целесообразность.
ДВА СЛОВА О ХАРАССМЕНТЕ.
На филфаке МГУ новое дело: протест против того, что профессора вступают в связь со студентками, и требование составить некий "этический кодекс" для факультета.
Сразу скажу: я думаю, что такой кодекс не повредит. А может быть, даже поможет. Пусть будет кодекс, отчего ж нет?
Далее, я безусловно против того, чтобы профессора жили со своими студентками, даже если это большая-пребольшая любовь.
Но вот тут часто пишут примерно так: "Любовь? Отлично. Кто же против любви? Только перестаньте быть ее начальником или преподавателем. И тогда – всё можно! И предлагать, и завоевывать, и добиваться".
Но вот насчет "предлагать, завоевывать и добиваться" – запятая. На самое идею харассмента надо взглянуть шире.
Что такое сексуальный харассмент? Это – домогательства с использованием... чего? Неужели только служебного положения? Но ведь служебными отношениями отнюдь не исчерпывается "вертикальность" нашей жизни.
Предлагать, завоевывать и добиваться, выйдя из формально-иерархических отношений или вообще вне таких отношений – тоже может оказаться харассментом.
***
Помните старый советский анекдот – старичок пристал на улице к девушке, она зовет милицию, милиционер делает старичку строгий выговор, старичок что-то ему шепчет, и милиционер подходит к девушке и говорит, разводя руками:
– Придется дать... Он Ленина видел!
***
На девушку может воздействовать знаменитость, например. Какой-нибудь популярный актер в любой компании может легко склонить к близости девушку, которая никак от него не зависит формально – она вообще менеджер или ткачиха! а он в штате киностудии! – но он настолько знаменит, что она не может противиться его чарам (напору).
Академик, профессор, популярный спортсмен, певец, знаменитый художник, политик – имеют куда бОльшие шансы на сексуальный успех.
***
А власть? Власть, писал Киссинджер – самый сильный афродизиак.
С моим знакомым был чудесный случай в 1970-е. Его приятель был сыном какого-то крупного чиновника (то ли министра, то ли начальника референтуры этого министра). Короче, папа дал сыну "Чайку" на полчаса, доехать куда-то. А в гостях у сына сидел мой знакомый. И уже приятель подвез его на "Чайке" к институту, где он учился. Первая красавица факультета как раз стояла на крыльце, и увидела, как парень выходит из "Чайки". Ну, и назавтра же она одарила его своей благосклонностью, не задав никакого вопроса.
Это харассмент? Выходит, да. Он, родимый.
Почему?
Потому что любое использование своих "вертикальных привилегий" и есть харассмент.
Возможно, кстати, некоторые девушки-студентки соглашались на связь с профессорами вовсе не по причине зачета, оценки, курсовой, диплома, обещаний общего покровительства. Думаю, в ряде случаев могло иметь место именно то, о чем я говорю: авторитетный, известный, влиятельный человек. Этого бывает достаточно.
Так что шире надо смотреть на харассмент, шире!
Когда в университете я впервые услышала знаменитую песню Доменико Модуньо "Учитель скрипки", о том, как учитель музыки влюбляется в ученицу на тридцать лет его младше, она меня совсем не смутила.
Понятно, почему эта песня была так популярна – она очень подходит исполнительской манере Модуньо. Он умел петь по-актерски эмоционально, а тут материал в высшей степени лирический. Сюжет же ни в 1976, когда песня вышла, ни даже 10 лет назад не казался крамольным. Просто один из вариантов романтической истории, "любовь, пришедшая поздно" (тютчевская последняя любовь, Фенечка и Николай Кирсанов).
Представление о "добровольности", "насилии", "согласии" еще совсем недавно были совсем иные. Намного меньше внимания уделялось структурному анализу ситуации, балансу власти, и отношения мыслились как результат индивидуальной воли участников.
Сегодня мы научились видеть, что эта индивидуальная воля может быть фикцией, а якобы искреннее чувство – закономерным результатом соотношения социальных сил.
Если смотреть на любовь в иерархии с новых позиций, ученица в принципе не может "искренне" влюбиться в преподавателя, никакой свободной воли у нее в этой ситуации нет, она всегда "жертва", а преподаватель – всегда абъюзер в этимологическом смысле, он всегда злоупотребляет своей властью. Если смотреть на эту же ситуацию с позиций старых, все с точностью наоборот: властное преимущество игнорируется, и если не было прямого физического принуждения или угроз, то "она сама хотела" и "все взрослые люди".
Мне не нравится, когда игнорируется властная диспропорция. Но мне и не нравится, когда девушке/младшему в иерархии полностью отказывается в субъектности и он оказывается безвольной жертвой внешних сил.
Идея написать свод жёстких правил и запретить любые потенциально опасные отношения (в том числе между коллегами) – плохая. Потому что люди имеют право любить тех, с кем их сводит судьба, с кем они работают, учатся, с кем они заняты общим делом. Люди имеют право дружить и сближаться. Хотя все это потенциально опасно, да.
Надеюсь, что гуманистичный и этичный взгляд на все эти вещи победит. Что как старшие в иерархии мы станем осторожней и бережней. А как младшие научимся быть сознательней и ответственней за самих себя.
А как теперь относиться к песне Модуньо, я прямо не знаю.
