Поэт, бард и журналист Нателла Болтянская 3 мая представляет в эфире и на сайте "Свободы" свою пьесу "Берлинская стена", действие которой разворачивается в недалеком будущем, весной 2022 года, в посткоронавирусной России. Для нашей редакции сотрудничество с Болтянской ещё и возможность вернуться к одному из классических жанров, радиопостановке.
По случаю премьеры мы беседуем с автором.
Иван Толстой: Это ваш первый драматургический опыт?
Нателла Болтянская: Нет, не первый. За моими плечами стоит несколько совместных работ с Ириной Иоаннесян. Более того, она и была зачинателем всей этой истории. Одна из наших совместных работ, пьеса "Какого черта...", довольно успешно прогастролировала по Украине, по Израилю, в Лондоне её показывали. Это совершенно не политическая пьеса, это комедия, в которой у нас замечательные актеры, кроме всего прочего. Главную женскую роль играет Ада Николаевна Роговцева, а главную мужскую роль, точнее черта, играет Виктор Анатольевич Шендерович. Это был наш первый эксперимент.
Второй наш совместный опыт был, когда мы, по просьбе лондонских друзей моего соавтора, написали пьесу про Иду Рубинштейн. Премьера должна была быть в январе, но, к сожалению, Наоми Соркин, актриса, которая должна была играть главную роль, сломала руку, поэтому это всё перенеслось. После этого я написала в одиночестве пьесу "С днем рождения, Оскар!", которая тоже имела актерскую читку в Москве. Есть ещё одна незаконченная. Будем считать, что эта – четвёртая.
Иван Толстой: Нателла, какие у вас личные биографические ассоциации с Берлинской стеной? Откуда именно этот образ?
Возникает огромное количество параллелей всегда и во всём
Нателла Болтянская: Мне просто безумно повезло. Несколько месяцев назад у меня были гастроли в Германии. У меня есть относительно новая песня про женский бунт на улице Розенштрассе. Когда концерт закончился, ко мне подошел человек, который мне сказал, что он хочет завтра показать мне Берлин. Это было очень вовремя, потому что я была в Берлине шестой или седьмой раз, при этом города не видела. Удивительное мое везение заключалось в том, что этот человек – не экскурсовод, а достаточно известный кинематографист-документалист по имени Александр Смолянский, который снял фильм про Оскара Рабина, и это не единственная его работа. И он мне показал такой Берлин, такую Берлинскую стену, что, честно говоря, я с сентября до сих пор хожу под впечатлением. Таким образом, когда возникает какая-то идея в голове, она крутится, крутится и вдруг она упала на эту Берлинскую стену, и всё встало на свои места.
Иван Толстой: Кстати, о Берлине я тоже вспоминал. Когда я читал вашу антиутопическую пьесу, вспоминал не только Оруэлла, который просто прёт из всех щелей, не только "Невозвращенца" Александра Кабакова, но и прозу писателя, которого я довольно много читал и, кстати, даже прочел в микрофон, потому что его рассказы и некоторые его пьесы очень хорошо ложатся на голос, они очень радийные. Это прозаик Игорь Шестков, у него уже довольно много вышло книг, а сейчас – и в Киеве, и в Петербурге, перед самым карантином. И вот ваши произведения очень сильно перекликаются.
А сами вы где встретили эти коронавирусные дни?
Нателла Болтянская: В Москве.
Иван Толстой: То есть можно сказать, что все написано под впечатлением "глядя из окна"?
Нателла Болтянская: В общем, да.
Иван Толстой: Я знаю, что в последние годы вы очень много курсировали как раз между Америкой, где проходит часть вашего действия, по крайней мере, голосовая часть, телефонная, и Москвой. Вы занимались проектами, связанными с холодной войной. Что это за исследование, что это за книга, которой вы занимаетесь?
Нателла Болтянская: Это исследование о том, как американский Конгресс, точнее, законодательная ветвь власти поддерживала правозащитное движение в Советском Союзе. Начала я это исследование плотно с периода 1950-х годов, потому что какие-то есть обращения в более ранние периоды. Первая часть книги уже закончена, она заканчивается 3 января 1975 года, когда уже была подписана Поправка Джексона – Вэника, а сейчас я сражаюсь с хельсинкским периодом.
Иван Толстой: И такое впечатление, что ваша пьеса написана просто в самолёте между двумя странами. Навеяло?
Нателла Болтянская: Вообще, навевает очень многое, потому что все время приходят какие-то параллели, причем из самых неожиданных мест. Вот недавно, когда прошла информация (уж не знаю, насколько она правдивая) о том, что в китайские лаборатории не допустили возовские комиссии, я по свежим следам вспоминала о том, как после того, как образовалась Хельсинкская комиссия Конгресса США, буквально через две недели они отправились в инспекционную поездку по странам, подписавшим Хельсинкские соглашения. По странному стечению обстоятельств, страны Варшавского договора не дали визы. Возникает огромное количество параллелей всегда и во всём. Когда я начинала свои исследования, то от многих слышала, что это безумно скучно, но я там все время натыкаюсь на какие-то невероятные факты, просто эстрадные, для рассказывания в аудитории под рюмку. Но так моя жизнь складывается, что, что я ни делаю, всё взаимосвязано.
Иван Толстой: Называете ли вы вашу пьесу политической?
Когда мы говорим о необходимости соблюдения социальной дистанции, речь идёт не о карантине
Нателла Болтянская: Я затрудняюсь сказать. Моя соавторша, которая была одной из первых, кто её прочитал, пожала плечами и сказала: "Я не понимаю, что тут политического". А некоторые мои друзья из другого, так скажем, кластера, сказали, что как раз она очень политическая, очень злободневная, не дай бог! Дело в том, что буквально пару недель назад, когда все это дело так завязалось, одна моя приятельница спросила: "Слушай, а ты когда написала свою песню про чуму с последнего альбома?" – "В июне 2019-го". Она говорит: "А с тобой ничего нельзя делать, чтобы ты больше такого не писала?" И многие мои друзья сказали, что не дай бог, чтобы это сбылось. Но я тоже бы не хотела, на самом деле.
Иван Толстой: А какой у вас персональный взгляд? Вы оптимист или пессимист в этой ситуации? Что будет со всеми нами?
Наплевательское отношение к закону воспитано, если послушать Бориса Акунина, застарелым ордынством
Нателла Болтянская: Вы от меня хотите то, о чём, в нарушение карантина, господа бога запрашивают некоторые очень специальные прихожане специальных храмов, например, в Москве и, видимо, тоже ответа не получают. Понятно несколько вещей. Мы столкнулись с казусом, которого не было ни на нашей памяти, ни на памяти наших родителей, ни на памяти наших дедушек. Я недавно послушала (очень много читаю, поэтому глаза устают) "Чуму" Людмилы Улицкой, где она вспоминает (это, видимо, конец 1930-х годов, когда все это дело произошло), и понятно, что на сегодняшний день никто себе ничего не представляет. Другое дело, что какие-то действия, которые я наблюдаю в той же Москве или в других городах, у меня вызывают абсолютно негативную реакцию.
Я все время читаю какие-то статьи на тех языках, которые мне доступны, и вижу, что когда мы говорим о необходимости соблюдения социальной дистанции, речь идёт не о карантине. С другой стороны, мне недавно звонила моя приятельница из города Ванкувер, и говорит, что они ходили гулять вокруг озера. Я говорю: "А нам это запрещено". Она говорит: "Ты не понимаешь, у нас в Ванкувере, если муниципалитет сказал ходить по часовой стрелке и держать правую руку под углом тридцать градусов, то так и будут делать".
А у россиян такое наплевательское отношение к закону, оно традиционно для всех для нас. Это воспитано, если послушать Бориса Акунина, таким застарелым ордынством. То есть у меня, конечно, всё время возникает шок. Вижу сама, когда выхожу, что воздух стал существенно чище. С другой стороны, когда езжу по субботам на эфир свой, проезжаю большой Метромост и вижу, как полыхают иллюминацией Воробьевы горы. Короче говоря, ощущение очень тяжелое. Тут еще и общий фон неприметный, но и многие действия, в частности, московских властей, у меня вызывают возмущение, – рассказала в интервью Радио Свобода автор антиутопии "Берлинская стена" Нателла Болтянская.
