Европейские страны ослабляют карантинные ограничения. На прошлой неделе в Чехии отменили общенациональный карантин и разрешили жителям выезжать за границу. Страны Балтии и Финляндия приступили к переговорам об ослаблении пограничного контроля. Фермеры в странах Западной Европы завозят восточноевропейских гастарбайтеров для сбора урожая чартерными рейсами. Европе не терпится восстановить трансграничную экономическую активность, несмотря на то что Всемирная организация здравоохранения не видит признаков угасания пандемии.
Генеральный директор ВОЗ Тедрос Гебрейесус предостерег правительства от ошибок, сообщив, что, хотя в Западной Европе кривая заболеваемости вышла на плато или падает, в ряде стран Восточной Европы и бывшего СССР, Африке и Латинской Америке видны тревожные восходящие тренды. Еврокомиссия рекомендовала странам Евросоюза общую стратегию выхода из карантина: ограничения на поездки (поначалу только внутри ЕС) первым делом следует снять между районами с относительно низкой циркуляцией вируса.
Не рано ли задумываться о возврате к нормальной жизни? Радио Свобода беседует об этом со специальным посланником Всемирной организации здравоохранения по Европе, бывшим главой Минздрава Литвы и экс-еврокомиссаром по здравоохранению и безопасности продовольствия Витянисом Андрюкайтисом. Он заступил на новую должность в марте этого года.
– Господин Андрюкайтис, как вы прокомментируете намерение ряда стран Европы облегчать условия карантинов и открываться?
– Для Европы COVID-19 – не первая пандемия. Нам знакомы африканская чума свиней и птичий грипп. За пять лет службы в Еврокомиссии я имел дело с большой эпидемией лихорадки Эбола в странах Африки, которая напрямую угрожала южной части Евросоюза, и лихорадки Зика, которая охватила территории в Южной Америке, принадлежащие Франции и Нидерландам. В вопросе открытия границ следует опираться только на четкие совместные эпидемиологические данные и анализ инфекционистов и вирусологов.
Именно эта задача сейчас для стран Евросоюза наиболее актуальна, поскольку эпидемиологическая картина очень неровна, системы здравоохранения испытывают большую нагрузку, врачи перегружены. Конечно, каждая страна должна открывать экономику, опираясь на сугубо индивидуальную ситуацию, но следует учесть, что в пространстве Евросоюза при наличии единого рынка и общих регулирующих механизмов контакты очень интенсивны. ЕС должен функционировать как международный консорциум.
Карантины вводят только в тех сферах и зонах, где обнаружен очаг заражения
– Вы упомянули панзоотию африканской чумы свиней (АЧС). Она продемонстрировала эффект, который может вызвать в международной торговле распространение инфекции. Мы помним, что Россия перестала принимать свинину из всего Евросоюза, несмотря на то что вирус поразил только отдельные регионы.
– Нынешняя пандемия COVID-19 тоже имеет зоонозные корни. При таких заражениях международные стандарты эпидемиологической защиты, санитарии и гигиены опираются на ту же логику и договоры. Они ясны и подтверждены на уровне Всемирной организации здравоохранения и Всемирной организации по защите здоровья животных. Зоонозы требуют очень высоких мер безопасности, очень строгих карантинов, открытой прозрачной системы обмена информацией, высоких санитарно-гигиенических норм и жесткого регулирования экономической активности в пораженных зонах. Здесь ключевое слово – регионализация: карантины вводят только в тех сферах и зонах, где обнаружен очаг заражения. А если другая часть страны свободна от инфекции, из нее можно экспортировать продукцию, потому что она безопасна.
В случае АЧС Россия не соблюдала принцип регионализации, хотя подписала с Евросоюзом соответствующий договор, и Евросоюз выиграл у нее спор на уровне Всемирной торговой организации. В случае COVID-19 региональные карантины вводились во многих странах, например, в Италии, Франции, Литве. Китай ввел карантин не на всей территории, а только в провинции Хубэй. Поскольку вакцины у нас нет, единственный способ пересечь распространение инфекции – биозащитные мероприятия.
– То есть, прежде чем открыть границы для международной торговли и туризма, страны должны закрыть на карантин наиболее зараженные регионы?
– Давайте разберемся с термином. Это необходимо, поскольку разные страны принимали очень разные меры, опираясь на свои данные, на свою систему санитарно-эпидемиологических мощностей и расчеты, и выбирали те мероприятия, которые в этих обществах наиболее понятны. И тут культурные факторы играют очень важную роль. Мы видим, что люди в Швеции и в южных странах ведут себя по-разному, а это влияет на распространение инфекции. Так что при введении ограничений на конкретных территориях с точными эпидемиологическими показателями могут устанавливаться более строгие правила и на всей остальной территории страны. Важна информационная кампания, внедрение новых правил общественного контакта – не здороваться за руку, мыть руки, носить маски и тому подобное. Это помогает пресечь распространение вируса, но это еще не карантин.
Карантинные меры носят точный технический характер, это емкая программа мер, которая направлена на конкретный очаг. Зонирование и регламенты карантинов тоже вводятся по-разному. Во время вспышки АЧС в Европе нам приходилось вводить красные зоны с наивысшим уровнем контроля и строгим запретом любой экономической активности. Далее есть желтая зона, синяя и, наконец, зеленая, в которой позволена свободная экономическая активность. Эти уровни четко описываются по территории, объектам и степеням заражения, и решение должно быть в руках специалистов.
В Литве, к примеру, изолировали очаг COVID-19 в Неменчине (с 15 по 25 апреля этот городок был закрыт на карантин со строгим ограничением передвижения после вспышки заболеваемости на швейном предприятии. – РС). Там был установлен высокий уровень наблюдения и тестирования с госпитализацией зараженных и отслеживанием всех возможных путей распространения вируса. Слаженно работали эпидемиологи, вирусологи и инфекционисты, а также службы внутренней безопасности, полиция.
Это многофакторная проблема, и дело не в том, что страны хотят открыться или закрыться
– Чем может объясняться более низкая степень заражения в Центральной и Восточной Европе по сравнению с Западной Европой?
– Этот вопрос наиболее тесно связан с интенсивностью туристической и экономической жизни. Возьмем Италию: это очень открытый и насыщенный регион. Миллионные потоки туристов со всего мира хлынули туда во время новогодних каникул и после них. Конечно, это дает совсем иную эпидемиологическую картину, чем в Литве, на которую не падает такая туристическая нагрузка. Туристическая индустрия в эпоху глобализации играет мощную и очевидную эпидемиологическую роль. Посмотрите, как инфекция распространялась потом по другим странам Европы: ее по Франции, Испании, Бельгии, Голландии, скандинавским странам развезли с альпийских курортов люди, которые любят горнолыжный спорт. Причем речь идет именно о богатых странах, жители которых посещали эти регионы и потребляли дорогие услуги очень интенсивно. Фактор смешения мигрантов из Азии, в частности, из Китая, и туристов из богатых стран характерен для эпохи открытой глобальной экономики.
– То есть это никак не связано с нежеланием стран закрываться?
– Нет, я думаю, что это комплексная проблема. Всякий раз во время вспышек Эболы, Зика, кори мы вели сложные дебаты со странами Евросоюза – как реагировать, когда что вводить. Все это занимает очень много времени, потому что включается множество ответственных структур в каждой стране: министерств, агентств. Это многофакторная, многоярусная проблема, и дело не в том, что страны хотят открыться или закрыться. Но со стороны это может выглядеть как нежелание.
– Но вот Литва ввела режим чрезвычайной ситуации еще в конце февраля, не дожидаясь первого заболевшего, в середине марта закрыла границы, школы, детсады, кафе и непродовольственные магазины, а в Швеции люди все это время продолжали наслаждаться жизнью – конечно, те, кто не заболел и не умер.
– Когда наступает более или менее серьезный глобальный кризис, Европе трудно координировать действия и гармонизировать подходы к решению проблем. Вы, наверное, помните миграционный кризис 2015 года. Еврокомиссия тогда работала в ужасно сложных условиях, потому что Греция и Италия испытывали гигантское напряжение, а страны Центральной Европы этого не понимали. А потом, когда беженцы появились на их территории, каждая страна закрывала границы, как ей казалось удобным. Это привело к огромным проблемам на границах, Шенгенское пространство претерпевало большие изменения, и нам потребовалось несколько месяцев для того, чтобы добиться общих решений. Было очевидно, что странам не хватает солидарности.
В нынешней ситуации было бы наиболее разумно скоординировать действия внутри различных регионов Евросоюза. Например, странам вокруг Балтийского моря следовало бы консолидировать политику и решать многие вопросы сообща, без того безобразия на границах, которое происходило в марте, когда они стали закрываться. Ведь если возникнут проблемы с доставкой продовольствия на границах, то это приведет к большим экономическим сложностям.
– Кроме туризма, существует проблема трудовой миграции, которая хорошо знакома многим странам Центральной и Восточной Европы. Уже сейчас многие литовцы, поляки, украинцы, румыны ждут восстановления авиасообщения, чтобы вернуться на работу в страны Западной Европы.
– Социальный демпинг – проблема давняя, и после открытия границ она не исчезнет. Но во время пандемии Covid-19 дело осложняется тем, что существует повышенная потребность в рабочих руках в сфере здравоохранения, потому что заразились или сидят в карантинах врачи и медсестры. Добавлю, что, хоть сейчас идет снижение показателей, вирус остался среди нас, никуда не делся, и никто пока не может сказать, какова его эпидемиологическая логика – может быть, будет новая вспышка или вторая волна. В свете этого потребность в медиках везде очень высока. И эта проблема уже стучится в дверь не только в Литве, Латвии, Эстонии, но даже в Финляндии, где не хватает среднего медперсонала и врачей первичного звена. Непредвиденные последствия карантинов вроде нехватки рабочей силы могут возникнуть и в Болгарии, Румынии, Греции.
Вирус остался среди нас, и никто пока не может сказать, какова его эпидемиологическая логика
– При этом те, кто отправится на работу на Запад, поедут в страны более зараженные.
– Да, сейчас ситуация будет непростой, потому что вирус есть и останется во всех странах. Может быть, это сыграет роль психологического барьера для тех людей, которые обдумывают решение об отъезде. Но повторю: риск новых вспышек инфекции и второй волны пандемии сохраняется, поэтому ограничения могут быть введены опять. В отсутствие вакцины только меры биозащиты могут защитить общество от человеческих потерь, от смертей.
– Среди так называемых ковид-диссидентов – стран, отказавшихся вводить значительные социальные ограничения, – обычно упоминают Швецию и Беларусь. Насколько их можно сравнивать?
– Нет, простите, я никак не могу согласиться с этим термином и с такими сравнениями. Чтобы сравнивать доверие к статистике, транспарентность в Швеции и Беларуси, нужно иметь слишком большую фантазию! Я работал на территории всех стран, в которых была зафиксирована АЧС. И нам очень сложно уже тогда было сотрудничать с Беларусью. Невозможно решать проблему распространения вируса, если мы не можем договориться об общих мерах, потому что у кабанов-то нет паспорта и гражданства, они пересекают границы несмотря ни на что – это было важно в случае с АЧС. Распространение вируса шло именно через Украину, Россию и Беларусь в соседние страны ЕС. Но Беларусь заявляла, что у нее нет ни одного случая! Поиски путей диалога – единственный действенный подход в этой ситуации. Я дважды посещал Минск, на месте выяснял, как обстоят дела, и мы понимали, почему там такая статистика. В борьбе с пандемией транспарентность играет очень большую роль, и некорректно сравнивать Швецию со странами, в которых раскрытие подлинных статистических данных зависит от решения конкретного руководителя.
