Патриарх призывает молиться, чтобы победить болезнь, президент уверяет россиян, что все будет хорошо "с Божией помощью", мэр Москвы молится на пропускную систему, премьер РФ, видимо, молится хуже всех, потому что цены на нефть рухнули до очередных минимумов. В параллельном мире живет народ, который пытается решать свои проблемы митингами – виртуальными, как в Москве, Санкт-Петербурге, Ростове-на-Дону, или реальными – как во Владикавказе.

В программе "Лицом к событию" – аналитик Фонда Карнеги Андрей Колесников, писатель Дмитрий Глуховский, политик Анатолий Сидаков (на связи из Владикавказа).

Видеоверсия программы

Елена Рыковцева: У нас сегодня эфир про отряд космонавтов. С нами Андрей Колесников. В этот отряд входят патриарх, президент, премьер и мэр. Мы обсудим их полеты в космосе, немножечко отдаленные от той земной жизни, которой живут рядовые россияне, живут, бунтуют, протестуют. С нами на связи писатель Дмитрий Глуховский. Вам нужно запретить писать книжки, вы слишком хорошо предсказываете будущее. Нам такое будущее не нравится, которое вы описываете в своих книжках, и оно потом начинает сбываться. Начнем мы с первого героя нашей замечательной четверки – это патриарх Кирилл, который обратился к россиянам в воскресенье перед Пасхой. Я хочу обратить внимание ваше на такие его слова.

Елена Рыковцева: Я хочу обратить ваше внимание, что ни слова, ни звука в этом обращении, которое было посвящено коронавирусу, он не сказал о врачах, он не сказал о медицине. Он сказал: вы молитесь, вы просите Бога, и он даст вам избавление от этой болезни, если будете хорошо молиться. Плохо будете молиться – наверное, не даст. Я понимаю, конечно, что уповать на Боженьку – это его работа, но надо же хоть какое-то чувство реальности иметь. Или я ошибаюсь?

Андрей Колесников: Уповать на чудо – это нормально для массовой психологии. Я помню, года три назад, в 2017 году мощи Николая Чудотворца привезли в Москву, многокилометровая очередь стояла на набережной Москвы-реки к храму Христа Спасителя. Это означает, что чудо – это основной инструмент избавления от напасти, как выразился патриарх. Но Господь тоже не всемогущ, наверное, до такой степени. Как говорил один литературный персонаж: "Вы даете нереальные планы". Но в принципе страна все больше и больше управляется постом и молитвой, безусловно. Потому что наша элита – не только строго религиозная по своей узкой специальности, но и светская в лице Путина и его близкого круга – известно, что они глубоко верующие, глубоко воцерковленные люди, которые часто посещают церковь, общаются со священниками, верят в силу идеологическую именно православной церкви. Они сильно индоктринированы – это входит в джентльменский набор русского консерватизма испокон веков, любого консерватизма, западного тоже, церковь тоже играет важную роль в этом наборе. Здесь у нас все идет в эту сторону. А пандемия только обострила религиозные чувства, в том числе начальства. "С божьей помощью", – сказал президент.

Елена Рыковцева: Давайте посмотрим, что Владимир Путин, надо отдать ему должное, он вспомнил про экономику в этом обращении, тоже посвященном болезни, он сказал о том, что мы стараемся, мы работаем. Давайте концовку его посмотрим.

Елена Рыковцева: Человек заболел вирусом, ему молиться теперь? Почему не направить его на тот путь истинный, что нужно как-то медиков слушаться? Может быть, я придираюсь, может быть, вам это кажется естественным для их сана, для их верования, обоих патриархов?

Дмитрий Глуховский: Во-первых, в отличие от Андрея мне кажется, что они люди сугубо прагматические, совершенно не религиозные. Я в искренности их веры давно сомневаюсь. Возможно, они, как и любой русский человек, скорее суеверные, поэтому они в момент утраты локуса контроля, ощущения того, что они свою жизнь каким-то образом и нашу политическую жизнь могут контролировать, они начинают, как мы начинаем ставить свечки при первой необходимости серьезной в церкви, четко не понимая, что этот ритуал означает, так же и они начинают всуе имя Господня произносить. Но это такая былинная психотерапия для бедных, когда ответственность перекладывается с их плеч хрупких на плечи Господни.

Елена Рыковцева: Но они же подрывают репутацию Господа Бога, потому что у них же цифры заболевших растут. Значит, получается, что они призвали молиться, а он не помогает. Это значит, что люди верить могут перестать.

Дмитрий Глуховский: Господь тефлоновый, к нему не прилипнет, поверьте мне. Если он допустил Холокост и жертвы, которые Россия понесла во время Великой Отечественной войны, думаю, что Господь перенесет с минимальными потерями и коронавирусную инфекцию. Сегодня, говорят, скончался настоятель Елоховского монастыря от коронавируса. Это каким-то образом репутации Господа повредит разве? Ни за что.

Андрей Колесников: Дмитрий прав, это перевод стрелок, ответственности, разделение ответственности с какой-то высшей силой. Она тоже пытается помочь, но, видите, даже общими усилиями как-то не достигаем успеха. Вообще говоря, рейтинги одобрения Господа действительно устоят, а вот рейтинги одобрения Путина находятся в падении. Я сейчас с нетерпением жду данных, естественно, не ВЦИОМ, а данных Левада-центра апрельских по поводу одобрения деятельности президента. Было 63, дно, как мы помним, – 61. Честно говоря, это немножко увлекает, как некоторые спортивные состязания в отсутствие спорта. Надо посмотреть, как реагирует общественное мнение на происходящее – это интересно.

Елена Рыковцева: Я хотела бы вас спросить, как вы оба реагируете и как вы оцениваете чисто географическое месторасположение Владимира Путина. То, как его зафиксировали, а начиная с 26 марта он зафиксирован в одном месте. Давайте я покажу сейчас самые последние кадры нескольких президентов – это Канада, Америка, Германия, Украина, Россия. Неважно, что они говорят, посмотрите, как они выглядят.

Елена Рыковцева: Вы на последних кадрах увидели Владимира Путина, который впервые поменял антураж за весь месяц. Раньше он сидел в своем кабинете в Ново-Огарево, теперь его высадили в выгородку камина, чайника, чашки и иконы, то есть он немножко изменил обстановку, но людей вокруг него нет в течение месяца. Мы сейчас увидели, что Трюдо на улице, Зеленский отправился в студию к Савику Шустеру, Ангела Меркель разговаривает на пресс-конференции с журналистами, Трамп тоже общается с журналистами. Единственный сидит в бункере Владимир Путин. Сегодня он снова провел телефонные разговоры и две виртуальные встречи с губернатором Приморского края Кожемяко и губернатором Калининградской области Алихановым. Еще я бы обратила внимание на экран монитора слева, где Кремль. Мы с вами смотрим этот экран полный месяц, он даже не мигает, не гаснет, он замер, как будто бы это картина, это не компьютер. Вы считаете, это играет роль какую-то для людей, что президент застыл, больше вокруг него никого, перед ним только экран с шевелящимися фигурами губернаторов, а слева с застывшим Кремлем?

Андрей Колесников: Кремль неугасимый. Вряд ли кто-то думает, что президент садится за клавиатуру и что-то рыщет по интернету, заходит в социальные сети. Он этого не делает, конечно. Я думаю, что реальная работа и реальная жизнь проистекает где-то в других помещениях, их там много, в том числе помещение, где прекрасный камин, откуда он вел свой чат, как это делал когда-то Рузвельт. Да, он отстранен. Может быть, так и надо. Может быть, президент наш в большей степени должен быть похож на некую символическую фигуру, которая где-то парит в небесах, выносит заключительные суждения о чем-то, кого-то поругивает. Хотя в последнее время в основном одобряет, благодарит. Это и сегодня было, он благодарит губернаторов. Он превращается в такого доброго дедушку. Внизу идет черная работа, иногда, вытирая пот со лба, возникает Собянин, который каждый день нас загоняет в новые какие-то тоталитарные ограничения.

Елена Рыковцева: У Собянина своя религия – пропуска.

Андрей Колесников: Они очень увлечены тестированием цифровой технологии, просто игрушка какая-то. Мишустин несчастный каждый день придумывает какие-то меры, в час по чайной ложки выдает денег, потом кто-то протестует, немедленно деньги появляются, как во Владикавказе они появились сегодня после вчерашней акции. Появляется иногда патриарх, когда надо, но еще реже, чем Путин. В этой симфонии они так и движутся. Конечно, есть элемент статичности в деятельности нашего президента.

Елена Рыковцева: Дмитрий, вы могли бы оценить картинку сидящего Владимира Путина, у которого слева вечный Кремль, перед ним вечная картинка, разрисованная квадратиками его министров, губернаторов, премьера. Что здесь особенного – сидит и сидит он месяц, как положено, он, может быть, пример показывает, как надо сидеть в изоляции. Или это может начать настораживать людей, может быть, действительно им кажется, что царь не настоящий?

Дмитрий Глуховский: Во-первых, если вы всмотритесь в изображение на экране компьютера, который стоит на столе у Владимира Путина, вы обратите внимание и поймете, что это обои. То есть это Windows древней, архаической модели, конфигурации, там есть всего две иконки у него слева в верхнем углу. Пока вы показывали, я успел разглядеть. Это нам говорит о том, насколько продвинутым пользователем является наш президент. Я даже не могу представить себе, что это за две программы. Одна, наверное, дежурный, условно говоря, Хрусталев, который машину, а другая кнопка, наверное, будет ФСБ. Три иконки, извините, одну я пропустил. ФСО, ФСБ и Хрусталев. То есть это компьютер, которым он пользуется, я на самом деле соглашусь с Андреем – это презентационный компьютер, вряд ли это его настоящий кабинет. Мы видим, что он испытывает серьезные затруднения с тем, чтобы сидеть прямо. Бойцовские ли это травмы или уже нежелание в принципе себя чем-то напрягать, желание развалиться в мягком кресле, на какой-то оттоманке, чувствовать себя вполне барином. Поэтому не могу себе представить, чтобы он сидел за этим вне необходимости позировать для камер, за этим достаточно неудобным столом и смотрел на эти три убогие иконки на своем великодержавном и тоже очень сильно устаревшем мониторе. Что касается его отсутствия в информационном поле, вернее, его запоздалое всегда присутствие, то, конечно, это производит впечатление человека, который, несмотря на превышение недавнее пенсионного возраста, продолжает заниматься делами, которыми он должен был бы уже перестать заниматься. Но немножко, как полагается пенсионерам, подвыпал из контекста, наверстывает, прочитывая передовицу газеты "Правда", уже ускользнувший от него информационный поток. Пытается догрести и сделать вид, что все эти инициативы, которые подковерные бульдоги, растерзав хозяйский тапок, берут на себя, что так и надо было сделать, что он за этим за всем и стоит. Но, конечно, в целом с постановкой вопроса сегодняшнего эфира можно согласиться, все четверо этих ребят находятся в космосе.

Елена Рыковцева: Александр из Казани, вы какую-нибудь связь чувствуете между этими мирами, то, как вы живете, и то, где они сейчас живут, что они вам советуют? И вообще молитесь ли вы за то, чтобы вирус отступил?

Слушатель: Я надеюсь, что тяжелые времена пройдут рано или поздно. Наверное, как человек крещеный я хотел бы, чтобы Бог нам помог в этом плане и мы все пережили с минимальными потерями это тяжелое время. Особенно это касается Москвы и Московской области, поскольку именно там сейчас наибольшие потери. Что касается миров, я думаю, что все-таки они следят за ситуацией в стране, но реагируют действительно как-то с определенной задержкой. Первый выпад делает население, они на него оперативно реагируют. Например, вчера один известный товарищ Навальный объявил флешмоб, что нужно потребовать деньги у государства. Начались какие-то волнения в разных регионах. Сегодня уже председатель Сбербанка оправдывался и говорил, что денег нет, возможности раздавать деньги населению нет. Я думаю, что какая-то связь есть, но они дистанцировались.

Елена Рыковцева: Волнения носили виртуальный характер, но во Владикавказе вполне реальный характер. Я не уверена, что это связано со вчерашним обращением Навального. Конечно, у каждого протеста своя история.

Елена Рыковцева: На нашей памяти уже две незаконные акции, связанные со скоплением людей. Первая акция была – проверка пропусков в московском метро, и вот вторая. Как вам кажется, этот протест был предопределен, что вы объявите чрезвычайное положение или вы дайте нам возможность работать?

Андрей Колесников: Уже прошло много времени, карантин тянется, у
людей нет работы, у людей нет денег. Сейчас читаю много аналитики
по поводу экономической помощи в разных странах, она колоссальна,
абсолютно несравнима в цифрах ни абсолютных, ни относительных с
нашей помощью, ее просто нет. Наш малый и средний бизнес – это
не 70–90%, как в некоторых странах, дай бог 20% – и то согласно
официальной статистике. Даже этим 20%, платящим налоги,
кормящим эту же самую власть, эта власть помочь не может.
Бюджетозависимые люди, судя по всему, тоже страдают, помощь
выделяется в недостаточных количествах. Предсказуема проблема в
том смысле, что страна большая, много дотационных регионов.
Северная Осетия – один из дотационных регионов. Было понятно, что
там люди без работы, без всего. Какая дистанционная работа? Еще
был народный сход в городе Дигора, 10 тысяч человек там живет.
Какая там работа на дистанции? Это нужно тратить деньги, все это
делают, потому что иначе невозможно выжить людям. Это по жанру
похоже на голодный бунт, чем на какой-то осмысленный протест
хипстерских продвинутых классов городских, здесь нет ничего
такого. Здесь нет ничего политического, но объективным образом эти
карантинные меры и недостаточная помощь политизируют людей,
естественно, в тех регионах, которые бедны. Вот в чем проблема.
Здесь уже не скажешь, что за этими людьми стоит Макфол,
Навальный, "пятая колонна". Их там нет.

Елена Рыковцева: Мы сейчас спросим у Анатолия Сидякова, это местный политик владикавказский. Нам звонил слушатель из Казани, который предположил, что за протестами во Владикавказе стоит Навальный. Вы считаете, в чем причина этих протестов? Обращен этот протест против местной власти или против федеральной? Чем в конце концов он завершился? Правда ли, что дали денег и люди успокоились?

Анатолий Сидяков: Я занимаюсь политикой не один год, я Навального лично знаю, никакого отношения Навальный к Северной Осетии не имеет и к этому митингу. Люди вышли, потому что беднота, нищета их замучила. Главная проблема на Северном Кавказе, я главный редактор газеты «Мир Кавказу», я владею обстановкой на Северном Кавказ, народ уезжает за пределы Северного Кавказа. Хорошо, если они уезжают в российские регионы, но они уезжают в Сирию, Ирак, Донбасс и на Украину. Многие уезжают за границу, в Европу и Америку. Эта беднота, которая творится на Северном Кавказе — это беда всего Северного Кавказа. На Северном Кавказе зарплаты намного ниже, чем в центральной России. Поэтому я сегодня специально ездил в «Газпром», самая богатая организация в Российской Федерации, в которой получают большие заработные платы. Вы не представляете, что у них основная масса людей получает 10 тысяч рублей — это ниже прожиточного уровня. По России прожиточный уровень 12300 рублей. Поэтому народ в основном вышел из-за бедноты, они уже не знают, как жить.

Елена Рыковцева: То есть и так бедно жили, а этот коронавирус и эта вся история с мерами, просто окончательно бросила людей в нищету?

Анатолий Сидяков: Да, вы правильно говорите. У нас колхозы, которые были с советского времени, полностью не работают, там сажают кукурузу на спирт. Народ, который непосредственно живет в этих населенных пунктах, в два-три раза смертность превышает рождаемость в некоторых селах. Работы совершенно нет, никакой перспективы в ближайшее время не ожидается. В моем видении виновато российское руководство, которое почти не уделяет никакого внимания северокавказским республикам.

Елена Рыковцева: После этого митинга заговорили про какие-то деньги, которые Михаил Мишустин из космоса, как мы говорим, выделил туда, людям, в ваш мир. Действительно это то, что просили и это как-то поможет снять эту напряженность?

Анатолий Сидяков: Когда выступает Владимир Владимирович Путин по телевизору в прямом эфире, то мы потом догадываемся, что же он имел в виду, когда он объявил, что до трех лет по пять тысяч. У нас есть семьи, женщина-одиночка и четверо детей, она на четверых детей получает по 300 рублей в месяц — это 1200 рублей, а садик за одного ребенка надо заплатить 1300 рублей. Поэтому люди живут в нищете.

Елена Рыковцева: Будут ли дальше протесты или людей как-то успокоили обещаниями?

Анатолий Сидяков: Я думаю, что впереди ждет непредсказуемое время.

Елена Рыковцева: Я даже не знаю, чего вам желать. Не молиться же желать, и тогда у вас деньги появятся. Патриарх бы сказал: молитесь, все будет хорошо.

Андрей Колесников: Мишустин мог бы сказать в этом жанре «Бог подаст».

Елена Рыковцева: «С божьей помощью», сказал бы Владимир Владимирович из своего космоса.

Андрей Колесников: Я думаю, это первый звонок. Не хочу пророчить, что офлайн-протесты пойдут по всей стране. Нет, кто сейчас будет нарушать режим карантина? Просто проблемы экономические не уйдут после карантина, они останутся. Восстановление после того, что разрушены бизнесы, займет серьезное время.

Елена Рыковцева: Дмитрий, вы впервые, наверное, видите такую форму народного протеста, как виртуальный протест? Как вы оцениваете результативность? Какие-то люди ставят какие-то точки на "Яндекс. Карты", подписывают комментарии, все это называется протестом. Вы считаете, это серьезно может быть воспринято кем-то?

Дмитрий Глуховский: Во-первых, неправильно называть это первым проявлением виртуального протеста. Потому что все репрессивное интернет-законодательство последних лет – это именно попытка дать упреждающий ответ на канализацию протеста в интернет. Все то, что мы видели, начиная с 2012 года, что активно подавлялось, попытки предотвратить, которые осуществлялись властью через введение репрессивного законодательства, все это тоже проявление, разумеется, протестной активности в интернете. Так или иначе, люди, которые лишены обычных человеческих, в здоровом обществе присутствующих площадок для общественных дискуссий, например медиа, телевидение или газеты, потому что они все находятся, за редким исключением, в принципе даже без исключений, под железной государственной пятой, все это вытесняется в менее модерируемое пространство интернета. Но и там, разумеется, поскольку люди могут каким-то образом заниматься самоорганизацией и власть боится перехода протеста в офлайн, там это тоже подавляется, наводняется эфэсбэшными провокаторами, преследуются и медиа репрессируются. То есть берутся показательные случаи, устраиваются показательные телевизионные порки, показательные процессы судебные, цель которых именно в том, чтобы люди не думали использовать интернет как место для общественной дискуссии по политически важным темам, тем более для того, чтобы там самоорганизоваться, чтобы эти попытки вынести в офлайн. Вообще в целом по ситуации мне хотелось бы следующее сказать, что очевидно совершенно тотальное равнодушие власти к самой проблеме, они это воспринимают не как какой-то вызов, они это воспринимают как стихию, но стихию, которая угрожает не нации, не людям, а стихию, которая угрожает их власти. Поскольку характер у этой власти такой, что она в целом все равно подсознательно страдает от комплекса самозванцев, понимает, что они скорее в результате манипуляций или благоволением судьбы, поскольку они, будучи людьми не религиозными, являются людьми суеверными, они эти позиции свои выдерживают, они во всем видят прежде всего угрозу власти своей, они одержимы манией контроля, они хотят контролировать. И дальше все, что происходит с коронавирусом, как и все, что происходило до этого, они рассматривают как вызов своей способности контролировать положение, контролировать ситуацию. Отсюда нежелание тратить золотовалютные резервы, потому что это есть гарантия их от потери контроля в случае дальнейшего более глубокого экономического кризиса, отсюда ответ на требования людей в области социальной политики и политики здравоохранения, когда эти требования озвучены, потому что только в этот момент эти требования становятся угрозой контролю над ситуацией и так далее. То есть в принципе коронавирус они воспринимают как угрозу своей способности контролировать положение. Поскольку мы так же их воспринимаем, неспособность Путина, или его нежелание, или его запоздалая реакция во всем, что связано, во всем, что относится к контролю над положением, мы воспринимаем так остро. Мы сомневаемся в его адекватности, мы сомневаемся в том, насколько он держит руку на пульсе и насколько он вообще готов чем-то заниматься. Плюс государство, несмотря на то, что оно постепенно уходило от функции государства-родителя, патерналистского социально ориентированного режима, которым оно было при советской власти, люди все равно по своей наивности, по инерции продолжают заблуждаться и считают, что это государство, которому не все равно, государство, которое о них заботится. Тем более, что пропаганда и пиар государственные были направлены на поддержание этого образа, хотя фактически государство все больше и больше сжималось, уходило, бросало эти функции, бросало людей, отказывалось от здравоохранения, отказывалось от образования бесплатного, урезало льготы и так далее, люди все равно в это верили до последнего момента. Отсюда и раздражение нежеланием Путина каким-то образом сейчас выполнять взятые на себя пропагандой обязательства, отсюда, я думаю, главный источник по-настоящему серьезной угрозы для власти. Именно потому, что мы видим, что люди, которые собираются править нами вечно, на самом деле им на нас наплевать.

Елена Рыковцева: Дмитрий сказал, что власть боится потерять контроль, но она, по-моему, отрабатывает сейчас формы контроля скорее. Уже не всегда адекватными кажутся те формы, с которыми мы сейчас сталкиваемся. Такая форма контроля, как пропуска в Москве, привела к своему противоположному результату. Пропуск получить достаточно легко, люди получили и стали двигаться гораздо больше, потому что он легализовал твое право на движение. Но при этом власть отрабатывает этот инструмент одновременно. Вам не кажется, что здесь может обратный процесс пойти для ужесточения контроля в будущем уже без связи с этим вирусом?

Андрей Колесников: Конечно, пандемия подтолкнула цифровое развитие государства в смысле контроля над гражданами. Какие-то наработанные технологии будут потом использованы, несмотря на то, что карантин будет снят, пропуска будут сняты, но останется некая цифровая основа этой слежки за людьми. На любой цифровой тоталитаризм можно найти ответ в виде спонтанной или не спонтанной цифровой демократии, то, что происходило на «Яндекс. Картах». Это же не политизированные граждане, что их сближает с теми людьми, которые вышли офлайн во Владикавказе? Это просто возмущенные граждане тем, что им не помогают.

Елена Рыковцева: Возможно, никогда не были теми активными пользователями интернета, о которых Дмитрий говорит, на которых отрабатывались репрессивные приемы. Они может быть и не занимались никогда в интернете до этого никакой политикой.

Андрей Колесников: Безусловно. В этом смысле это новое. Старое в том смысле, что у нас уже была Фейсбук-революция, а сейчас у нас «Яндекс. Карты» революция. «Яндекс», конечно, этому не рад. Он едва унес ноги от государственного поглощения, теперь такая история происходит. В эту протестную активность вовлекаются все новые и новые массы людей, которых Кремль не может понять. Он понимает, как воевать с продвинутыми классами, которые индоктринированы каким-то образом какими-то демократическими ценностями, а как воевать с людьми, у которых нет стремления поддерживать демократические либеральные ценности? Это обычные люди, которых все достало. Как с ними быть? Ответ есть: то, что вышли во Владикавказе — это незаконно. То, что устроили давку в метро — это законно, потому что это власть устроила или в Ростове устроили давку за пропуска. Когда власть заражает коронавирусом — это допустимо, когда сами граждане заражают друг друга, выходя на улицы — это нарушение закона.

Елена Рыковцева: Владимир из Новороссийска, здравствуйте.

Слушатель: Я хотел бы сравнить образ нашего президента, он для меня представляется в настоящее время каким-то робокопом-муравьем. Он стоит на муравейнике, а внизу эти люди, которые к нему лезут, что-то просят и хотят, он от них отбрыкивается. По всей стране на муравейниках поставил своих маленьких робокопчиков. Эта система, правильно Дмитрий сказал, они видят внизу только угрозу своей личной власти, любыми мерами они пытаются все это устранить, лишь бы закрыть глаза и пустить пыль людям. Мне нравятся выступления в интернете населения, от них никуда не деться. Я сегодня обратил внимание на то, что Владимир Путин обратился за гуманитарной паузой в Соединенные Штаты Америки через ведомство Лаврова. Он хочет, чтобы сняли санкции Сирии, КНДР и Ирану во время пандемии. Дело в том, что это его коалиция. Сирия — это как политический кошелек у него. Во время такой ситуации в стране он помогать пытается своим соратникам. В будущем мы еще посмотрим на эту коалицию, как она будет действовать.

Елена Рыковцева: Я хотела обратить внимание на слова нашего гостя из Владикавказа, который сказал, что население республики уезжает за лучшей жизнью в Сирию и ДНР, ЛНР. Угадайте, чем они там будут заниматься в Сирии и ДНР, чтобы заработать?

Андрей Колесников: Я думаю, что это правда. Я не думаю, что это носит такой уж массовый характер. Где еще заработать, только стать солдатом удачи — это способ. А то, что наш слушатель сейчас упомянул, это называется «зеленый коридор». Давайте сотрудничать, откроем всякие клапаны. Я бы на месте Путина тогда начал бы с себя, то есть отменил бы контрсанкции для начала разговора хотя бы. Так за здорово живешь это не получится. Сколько бы он ни созванивался с Трампом, а созванивается он с ним сейчас очень часто, как со старым другом, я думаю, никакие санкции, конечно, сняты не будут. Сегодня он разговаривал с Мадуро, венесуэльским лидером. Обычно, когда он разговаривает с западными лидерами, Кремль всегда подчеркивает, что разговор произошел по инициативе американской, французской, британской, немецкой стороны. Здесь такой фразы нет, потому что это наш друг. Там специально подчеркнуто, что мы будем сотрудничать, мы поможем. Мы плохо относимся к некоторым таким силам, которые стараются вмешаться во внутренние дела Венесуэлы. То есть это все на самом деле никуда не делось, оно продолжается, как продолжается и борьба с «пятой колонной». Дума ухитряется в это время заниматься законом о филиалах иностранных НКО и об их закрытии. Как только карантинные оковы спадут, мы опять окажемся даже не в той же реальности, что перед пандемией, с обнулением сроков, о котором мы уже забыли, с новой Конституцией, где теперь живет Бог тот самый, с которого мы начали, мы окунемся в еще более жестокую в политическом смысле реальность, потому что режим этот никуда не делся, он не станет ни мягче, ни либеральнее, он станет только жестче, вот в чем, собственно, проблема.

Елена Рыковцева: Я бы хотела обратить внимание Дмитрия Глуховского на слова нашего слушателя, который сказал, что им все равно, копошатся какие-то людишки. Он действительно сейчас стал производить впечатление человека за стеклом. Но с другой стороны, согласитесь, что им не все равно, что о них думают люди. Я вам приведу пример с нефтью сейчас, как подается на федеральных каналах обвал нефтяных цен, от которых, естественно, зависит и рубль, бюджет российский: это не мы, мы вообще ни при чем, это такая объективная ситуация. Это все для того, чтобы люди, не дай бог, еще в этом не упрекнули. То есть они все-таки думают о своем имидже в глазах собственного населения, чтобы не казаться крайними или чего-то недоделавшими, или в чем-то виноватыми.

Дмитрий Глуховский: Здесь не забота о репутации налицо, а просто действительно какая-то боязнь того, что поскольку мы, люди, находящиеся во власти, самозванцы, самый наш главный человек — это случайный назначенец вечно пьяного президента, а все остальные — это назначенцы этого назначенца вечно пьяного президента, то есть тоже «рандомные» люди, случайно попавшие на руководящие позиции и разложившие по карманам все маломальски интересную часть промышленности, инфраструктуры нашей страны. Мы понимаем, что наше положение здесь, во-первых, поскольку мы сами в целом быдло, мы, разумеется, с удвоенным пренебрежением и презрением относимся к остальному быдлу. Мы хотим всячески подчеркнуть, что мы к этому быдлу никаким образом больше не относимся, мы велением судьбы, милостью божьей попали на эти позиции, поэтому мы заслуживаем того, чтобы на них находиться. Именно отсюда есть подспудная боязнь народного гнева. Желания народ разгневать у них нет никакого. Каждый раз, когда они понимают, что в очередной раз из-за того, что произошел отрыв летательного аппарата от взлетно-посадочной полосы, шасси повисли в воздухе, что там, какая почва, уже сказать невозможно, вдруг тряхнет летающий остров, они начинают задумываться: а что такого мы сейчас сделали, господи? Сейчас чего эти людишки во Владикавказе повылазили на улицы, что им сейчас нужно? Опять здесь что-то, видимо, мы лажанули. В этот момент начинаются судорожные попытки или залить деньгами, или заболтать Соловьевым, или запугать Росгвардией тот или иной проблемный момент, вопрос людей. Таким образом суть репутации имеет значение в государстве, где есть выборность власти и сменяемость власти. У нас ни выборности, ни сменяемости власти, разумеется, никакой нет. Как всегда при любых самодержавных, монархических режимах и диктатурах, авторитарных режимах маячит призрак народного бунта. Именно с угрозой народного бунта на самых дальних подступах, окопавшаяся, многочисленными линиями заградительными, оборонительными себя от этого бунта, казалось бы, обезопасив, власть все еще достаточно нервно реагирует на любые намеки на его проявление. Именно поэтому такими диспропорциональными мерами задавливаются любые попытки каких-либо народных выступлений, либо их заливают деньгами, либо туда командируют какой-то бурятский ОМОН или московский ОМОН, либо тотально отключают информационное освещение, либо включают пропагандистскую машину на полную мощность для дискредитации любых попыток народных выступлений или даже не народных, а интеллигентских выступлений, как мы видели в 2012 году, что происходило. С этим мы имеем здесь дело. Конечно, коронавирус, учитывая, что главный его удар придется, пожалуй, не по здоровому населению и не просто по уровню здоровья населения, а прежде всего по уровню экономического благосостояния, потому что у большей части населения Российской Федерации сбережений просто нет. Если их сейчас продолжать держать на принудительном карантине, действительно им через месяц-другой будет нечего есть. У кого-то, допустим, остались еще огороды, но эти огороды не все вопросы способны закрыть. Дальше уже не интеллигентское, не эстетское, не хипстерское сопротивление с веселыми плакатиками и с шутками и прибаутками в пределах Бульварного кольца будет происходить, а будет происходить выход на улицы голодных людей. ОМОНа в стране всего 150 тысяч человек, допустим, Росгвардии еще активных частей сколько-то, но на все население страны этого не хватит.

Елена Рыковцева: К сожалению, Дмитрий Глуховский все-таки сделал такой прогноз, который лучше бы он не описывал в своей книжке. Вы к этому прогнозу присоединяетесь?

Андрей Колесников: В целом да. Хотя я более возвышенно отношусь к нашей власти, я считаю, что она хочет любви. Путин, я думаю, уверен в том, что его любят граждане, он все время ссылается на народ.

Елена Рыковцева: Мы будем проверять степень этой любви дальше и дальше.

ВИДЕО ПЕРЕДАЧИ