Число зарегистрированных случаев заражения коронавирусом в мире превысило миллион человек, в России оно составляет более четырех тысяч, большинство – в Москве. Владимир Путин в своем втором обращении к нации продлил нерабочие дни до конца апреля, при этом президент избегает употреблять слово "карантин", предпочитая называть введенный режим "самоизоляцией". Удаленно теперь работает и президент Путин.
Подводим итоги 14-й недели 2020 года вместе с предпринимателем и экономистом Дмитрием Потапенко и старшим юристом "Команды 29" Максимом Оленичевым.
Полная видеоверсия программы
Кафе и рестораны: борьба за выживание
Мумин Шакиров: Я хочу представить моего гостя – это Дмитрий Потапенко, предприниматель и экономист. Дмитрий, как вам второе пришествие Владимира Путина на "удаленке" 2 апреля?
Дмитрий Потапенко: Воспринял с восторгом, стоя во фрунт.
Мумин Шакиров: В Москве и области уже неделю закрыты все заведения общепита: около 15 тысяч кафе, ресторанов, кофеен, баров. В том, как они пытаются выжить, надеются ли их владельцы открыть в мае, – разбиралась Алена Вершинина.
Мумин Шакиров: Что сделал Владимир Путин с малым и средним бизнесом?
Дмитрий Потапенко: Путин съехал с темы, которую сам же запустил: про "добровольное ограничение", которое не обозвал ни "чрезвычайным положением", ни "чрезвычайной ситуацией". Когда все сдохнут, окажется, что во всем виноваты губернаторы.
Мумин Шакиров: Несколько лет назад вы бросили фразу, что заработать на растущей экономике может любой, а на падающем рынке – только настоящий бизнесмен. Вам, как предпринимателю, удается заработать на падающем рынке?
Дмитрий Потапенко: В данном случае это не падающий рынок, а рынок, у которого вообще нет клиента. Я сказал своим коллегам-предпринимателям, что объявлен псевдокарантин, а точнее, уничтожение бизнеса – и мы проснулись в новом мире, в новом государстве. Коллеги почему-то надеются, что после двух месяцев (именно два месяца) отсутствия клиент у них что-либо купит. Но клиент перешел на мобилизационную модель потребления. Он будет медведем, который пролежал всю зиму в берлоге, и у него не будет денег даже на базовые потребности. Если вы сейчас не понимаете этого и станете надеяться за что-то рассчитаться, то ваша судьба окажется печальной. Вы даже к гастарбайтерам не устроитесь.
Мумин Шакиров: Сейчас очень модное выражение – "кубышка Владимира Путина". Там почти 600 миллиардов долларов. Почему президент не хочет, подобно другим мировым лидерам, поделиться этими деньгами и поддержать малый и средний бизнес?
Дмитрий Потапенко: Потому что Владимир Путин – это не столько президент, сколько единоначальный правитель. А президенты в других странах избираемые. Есть причинно-следственная связь у избирателей между тем, что делает президент и тем, какую он несёт ответственность. А в данном случае, когда мы говорим о втором выступлении президента, он принял решение, за которое понесут ответственность, во-первых, губернаторы, а во-вторых, народ Российской Федерации. Прекрасная позиция, когда ты принимаешь решение, а несет ответственность кто-то другой!
Мумин Шакиров: Что хорошего сделал Владимир Путин, когда он еще в первом своем пришествии обнародовал программу поддержки для предпринимателей? Там же все-таки есть некоторые послабления и по страховым взносам, и по налогам, по аренде.
Дмитрий Потапенко: Единственное – снижение страховых взносов с заработной платы. Это действительно хорошо. Отсрочка налогов, получение беспроцентных кредитов и все остальное не имеет отношения к поддержке экономики России. Мы не будем говорить про предпринимательство. Мы очень зря сейчас говорим даже о малом и среднем бизнесе. Надо смотреть отчеты крупных металлургических и энергетических компаний, которые показывают уже сейчас падение приблизительно на 20–25%. И я могу сказать, что лето будет довольно веселое.
Мумин Шакиров: Ваши три пункта, что необходимо было бы сделать месяца полтора назад?
Дмитрий Потапенко: Три месяца назад, а не полтора месяца назад. Владимир Путин, как только стало уже понятно, что идет эпидемия, должен был пригласить промышленников и предпринимателей крупного масштаба и сказать: "Рынок освободился, срочно все на экспорт! Устанавливайте новые товаропроводящие цепочки. Вот вам для этого обнуление налогов с начала года. Вперед! Всё производить! Вот вам нулевые преференции". Точно такая же задача должна быть по отношению к малому и среднему бизнесу, чтобы он кормил сам себя. Малый и средний бизнес – не столько налогообразующая история, сколько он обеспечивает занятость людей. Обнуление налогов с минимальной заработной платы, с минимального дохода. Должны были быть обнулены все ввозные пошлины на производство аппаратов ИВЛ (искусственной вентиляции легких), масок, респираторов со степенью защиты FFP3.
Мумин Шакиров: Допустим, какой-нибудь нобелевский лауреат придумает антивирус или антидот – и мы победим коронавирус. Сколько нужно времени, чтобы бизнес восстановился?
Дмитрий Потапенко: По данным вирусологов, вакцина будет через год-полтора, поэтому эту эпидемию мы проживем без всяких антивирусных историй, рассчитывать не надо. Задача карантинных мер – загнать всех постепенно в систему медицины. И тут здравомыслящий человек должен задать первый и основной вопрос: кто сократил коечный фонд в Российской Федерации, почему нам нужно сейчас что-то восстанавливать или строить?
Владелец общепита – это не просто нищий, это человек, который всем должен
Мумин Шакиров: Будет ли передел рынка, если начнется процесс восстановления?
Дмитрий Потапенко: Вопрос – какой передел рынка.
Мумин Шакиров: Сильные съедят слабых.
Дмитрий Потапенко: Нет, съедать уже некого. Каждый день карантинных мер – это приблизительно полтора месяца в минус. Мы будем восстанавливаться после двух месяцев отсутствия экономики года полтора-два. Нас сейчас накрывает нефтяная волна. И в следующем году нас еще накроет то, что мы перестанем добывать в нужном количестве нефть и газ. У нас продукция нефтегазовых компаний упадет приблизительно на 30–40%. Почему не будет передела рынка? Потому что мелочёвка сдохнет практически полностью.
Мумин Шакиров: То есть брать будет нечего?
Дмитрий Потапенко: Там нечего брать.
Мумин Шакиров: А помещения?
Дмитрий Потапенко: Они останутся у тех же арендодателей, а арендодатели находятся не в лучшем положении, они минусуются, но перед банками. Поэтому в этой цепочке нет никого, кто выиграл бы. И банки будут разоряться, и арендодатели. Произойдет лёгкое укрупнение... Скорее всего, люди будут вынуждены за пайку хлеба отдавать долги.
Мумин Шакиров: Если будут брать этот бизнес, то в минусе, с долгами?
Дмитрий Потапенко: А что там брать? Зачем? Они пройдут процедуру банкротства. У них за душой ничего нет. У них объект в аренде, оборудование в лизинге, сотрудники на аутсорсе, а весь товар, скорее всего, принадлежит поставщику. Владелец общепита – это не просто нищий, это человек, который всем должен.
Мумин Шакиров: Алексей Навальный предложил в качестве спасительной меры раздать взрослому населению по 20 тысяч, а детям – по 10 тысяч. Как вам эти цифры? Хорошая ли это мера?
Дмитрий Потапенко: Эта мера аналогична мере Соединенных Штатов, но она не дает ключевого. Можно раздать хоть по миллиону. Если люди не посещают заведения, зачем? Я периодически слышу, что общепит может перейти на уровень доставки. Нет, не может. Доставка и заведения на вынос – это принципиально разные виды бизнеса.
Мумин Шакиров: В любом кризисе есть те, кто выходит победителем. Кто сегодня зарабатывает?
Дмитрий Потапенко: Владимир Владимирович. Ведь сейчас к нему должны прямо в окна влезать губернаторы, выпрашивать деньги, к нему должны влезать 646 системообразующих компаний, и каждый должен еще покупать место в этой очереди, чтобы быть первым, кто добежит и кого он благосклонно примет. И народ ещё, возможно. Я считаю, что выгодоприобретатель здесь есть, он прекрасен и удивителен, и он правильно сложил весь пазл.
Мумин Шакиров: Путин не дает деньги малому и среднему бизнесу потому, что не хочет?
Дмитрий Потапенко: Потому что это "жулики"...
Мумин Шакиров: То есть это его мировоззрение?
Дмитрий Потапенко: Это его мировоззрение. Малый и средний бизнес в его системе координат отсутствует как класс. Он может встретиться для паблисити, может даже послушать, дать платочек утереть слезы каким-нибудь женщинам и их детям. Но в его системе координат они отсутствуют. В ней отсутствует даже крупный бизнес. Мы почему-то карантин объявили на прошлой неделе, но уже сюда три месяца прилетали и улетали миллионы потенциально зараженных людей. Мы закрыли страну позже, сначала внутри и только потом извне, хотя надо было в обратной последовательности.
Нефтяная петля на шее России
Мумин Шакиров: Цена российской нефти Urals опустилась почти до 10 долларов за баррель. Белоруссия готова покупать ее по четыре доллара. Нефтяная петля на шее России затягивается все туже и туже, если, конечно, не случится чуда.
Мумин Шакиров: Вопрос, который я задавал экспертам: научится ли Россия жить с низкими ценами на нефть?
Дмитрий Потапенко: Кто вам сказал, что первые лица государства, некоторая группировка, будет хоть чем-то делиться? Какая цена на нефть – абсолютно не имеет значения. Владимир Владимирович с его камарильей живет совершенно в другой парадигме. Предположим, сдохнет малый бизнес. Отлично, классно! Они заменят гастарбайтеров, будут работать за понюшку табака и за похлебку, чтобы отдать предыдущие кредиты. У нас шесть-восемь миллионов гастарбайтеров, и их заместят те, кто только что пили кофе. А куда им деваться, кредиты надо отдавать? Банкротство? Не вариант. Квартиры, машины – все это отдадите и будете жить вместе в одной квартире. Крупный бизнес – тоже под большим вопросом. Два-три бизнеса, нефтянка... Я уже многие годы говорю про малый и средний бизнес – скрипач не нужен, он должен сдохнуть. Путин делает очень последовательно и правильно, чтобы все было подконтрольно.
Ты сидишь дома, застегнул себе наручники с помощью своего же мобильного телефона, еще и платишь за это
Мумин Шакиров: 98-й год, дефолт. Тогда цена барреля нефти тоже была 10–16–20 долларов. Стартовали с низких позиций. И все-таки благодаря тому, что цены на нефть выросли, были "тучные" годы. Малый и средний бизнес начал хорошо зарабатывать.
Дмитрий Потапенко: Вы делаете допущение, которое вы должны убрать из своей головы напрочь. Почему вы решили, что деньги, поступающие в кубышку, будут опускаться вниз? Это их деньги. Фонд национального благосостояния, налоги... Эльвира Сахипзадовна сказала, что вне зависимости от того, есть ли принудительное самоограничение, – вперед, в банк и платить по кредитам. А поскольку у людей нет денег, они попадают в кредитное рабство. Скорее это возврат к 1861 году, точнее, на десятилетие раньше, когда было крепостное право. У нас классная тюремная телеорганизация: ты сидишь дома, застегнул себе наручники с помощью своего же мобильного телефона, еще и платишь за это. Так что мы совершенно в другой реальности. Никто не будет это менять.
Мумин Шакиров: Генерал Александр Лебедь сказал, что у русского народа ишачье терпение. На ваш взгляд, сколько выдержит народ?
Дмитрий Потапенко: Всегда!
Мумин Шакиров: Не выйдет на улицы? А если будет нечего жрать?
Дмитрий Потапенко: Власти очень правильно держат на подсосе, на "Дошике" – чтобы ты мог волочить ноги. Это не концлагерь. Если человек выйдет – его лишат единственного жилья, и его внуки и дети будут оплачивать все это. Яркий пример – пенсионная реформа, и не один год уже. Семь лет снимают деньги. Сколько вышло? Сто тысяч? Это вообще ни о чем! В регионах... в Казани ввели QR-коды на выход из подъездов для выноса мусора. Вы что думаете, были какие-нибудь протесты? Я озвучил это где-то в эфире, и жители Казани первыми сказали: "Мы объединились с властью, иначе мы все сдохнем. Лучше быть голодным, но таким".
Мумин Шакиров: Полевые кухни на улицах малых и больших городов появятся, чтобы подкармливать население?
Дмитрий Потапенко: Нет, не надо. Они пусть сами волочат ноги и ищут, где найти себе пропитание. Их всех запустят на стройки, и вперед. В ближайшее время будут дефолты по ипотечным кредитам, по всем остальным.
Мумин Шакиров: Цена на нефть упала в три раза. Еще месяца два-три назад была цена 55–60 долларов за баррель, а сейчас 16–10 долларов. Вчера благодаря Трампу и тем переговорам – 30–32. Почему на заправке 92-й бензин стоит столько же, сколько при цене за баррель 60–65 долларов?
Дмитрий Потапенко: Мы же не в Америке и не в Техасе...
Мумин Шакиров: Расскажите про эту арифметическую зависимость.
Дмитрий Потапенко: Арифметически очень просто. У нас водка и бензин не более чем на 26% состоят из нефти. А остальное – это акцизы. И то, что все ошибочно называют "государством", не откажется ни на йоту от своих доходов. Поэтому 26% – это нефть, а все остальное... Более того, у нас нет независимых нефтяных компаний, у нас шесть вертикально интегрированных нефтяных компаний. К получастным можно отнести только ЛУКОЙЛ. И при любом раскладе бензин будет состоять из того, что требует государство. А оно от своего не откажется никогда. Вы будете платить им столько, сколько они скажут. Это нормальная экономическая теория и практика, она называется "стационарный бандит". Ей уже лет 200.
Предпринимаются настолько мизерные меры, что они выглядят как подачка
Мумин Шакиров: Дмитрий, как вы проводите время дома в режиме самоизоляции?
Дмитрий Потапенко: Я не провожу время дома по причине того, что я экономист, который ведет программы. Плюс ко всему бизнес мой связан с тем, что я вынужден общаться с сотрудниками. Конечно, большая часть сотрудников у нас на "удаленке". Еще занимаюсь детьми, читаю им книжки, когда есть возможность, делаю вычисления и аналитические прогнозы.
По домам
Мумин Шакиров: Теперь мой собеседник – юрист Максим Оленичев. Максим, почему власти отказались от внедрения "цифрового ГУЛАГа" в Москве? Это меткое выражение депутата Мосгордумы Дарьи Бесединой.
Максим Оленичев: Это вызвало бы большое общественное возмущение. Возможность фиксации с помощью видеокамер частной жизни людей оспаривали еще перед пандемией коронавируса. Мы видим сейчас, как власти пытаются снизить уровень возмущения, предпринимая всевозможные меры. Идет речь о выплате людям пособий, чтобы они находились на режиме самоизоляции. Но вместо того чтобы оказывать реальную социальную поддержку, предпринимаются настолько мизерные меры, что они выглядят как подачка.
Мумин Шакиров: О том, как Москва встретила и провела первую нерабочую неделю и как власти собираются следить за соблюдением режима, расскажет Иван Воронин.
Мумин Шакиров: Максим, Мосгордума принимает один закон, федеральная власть в лице парламента – другой. В одном случае штраф – 5–10 тысяч, в другом – 40–50 тысяч. Как разобраться в этой ситуации?
Максим Оленичев: В данном случае должен действовать федеральный закон, потому что он имеет более высокую силу. Об этом неоднократно говорил Конституционный суд – должен применяться федеральный закон, если составы административных правонарушений совпадают.
Власти фактически пытаются применить режим чрезвычайной ситуации, но он не основан на законе
Мумин Шакиров: А как вы отрегулировали бы эти законы (или один закон), чтобы понимать, как двигаться по городу? Вопросов много, а ответов не так уж и много. Допустим, история с собаками, которых нельзя выгуливать за линию 100 метров. Маршрут "магазин – аптека". Есть ли в других странах законы, которые более четко это регулируют?
Максим Оленичев: Конечно. Власти нашей страны были не готовы к этой истории, поэтому мы видим сейчас правовое регулирование, связанное с тем, которое применяется при угрозе в чрезвычайной ситуации. Власти до сих пор не объявляют чрезвычайную ситуацию, не берут на себя меры ответственности и поддержки, которую они должны оказать обществу. В других странах вводят режим чрезвычайной ситуации, который позволяет властям делать нормальные выплаты людям. В ФРГ государство готово выделить три среднемесячных зарплаты для того, чтобы граждане могли иметь деньги и платить за товары и услуги. Венгрия – не самый лучший пример. Они ввели режим ЧП. В этой ситуации президент получил максимальные полномочия. Нам такого, конечно же, не нужно. В России действительно нужно вводить режим чрезвычайной ситуации для того, чтобы власти могли на основании закона регулировать вопросы, связанные с тем, чтобы коронавирус не распространялся. Но власти не хотят этого делать. Сейчас закон не позволяет ограничивать права и свободы людей, но при этом власти принимают такие нормативно-правовые акты, которые по факту их ограничивают. Это касается и указов президента, и постановлений правительства, и нормотворчества регионов, которое значительно отличается в настоящее время. Допустим, если на всей территории Краснодарского края введен карантин...
Мумин Шакиров: Власти боятся произнести слово "карантин". Почему?
Максим Оленичев: Потому что в этом случае, во-первых, людей будут еще больше запугивать, во-вторых, необходимо будет предпринимать более четкие меры контроля. И за нарушение этих мер нужно будет штрафовать. Власти в режиме ЧС еще должны будут поддерживать бизнес и нести за счет бюджета оплату рисков и того вреда, который причиняет им распространение коронавируса. Власти этого делать не хотят. Власти фактически пытаются применить режим чрезвычайной ситуации, но он не основан на законе. Получается конфронтация: с одной стороны, по факту мы имеем жесткие ограничения, с другой стороны, закон не позволяет такие жесткие ограничения вносить. В Петербурге Беглов принял постановление, которое содержит очень много рекомендаций гражданам. Как юрист я понимаю, что за нарушение этих рекомендаций, конечно же, штрафовать никого не должны. Скажем, гражданам 65 лет и старше запрещено выходить из дома. На мой взгляд, эта норма тоже довольно спорна, потому что режим чрезвычайной ситуации не введен, и никто не может запретить людям покидать дома. В Ленинградской области все намного хуже, там введены более жесткие ограничения, вплоть до того, что в некоторых населенных пунктах выставляют уже КПП для того, чтобы выяснять у людей, куда они едут. В некоторых населенных пунктах уже введен карантин, и туда просто так не попасть.
Мумин Шакиров: Максим, почему Путин не взял на себя ответственность, как говорят его оппоненты, а отдал на откуп всем губернаторам и мэрам? Именно они будут принимать тот или иной режим, который им удобен.
Максим Оленичев: Потому что есть довольно большое возмущение теми ограничительными мерами, которые принимают, и Путину удобно перевести поток негатива на региональных руководителей. Региональные руководители лучше знают ситуацию на территории, поэтому, может быть, с этой точки зрения такое решение оправдано. Но это позволяет федеральной власти балансировать и говорить: "Это не мы!" – если случается какое-то ЧП. Мы видели на этой неделе, что Путин отправил в отставку трех губернаторов. Не факт, что до 30 апреля, если кто-то нарушит какие-то нормы, то не будет других отставок региональных руководителей.
Мумин Шакиров: Эти штрафы можно опротестовать? Или государство хочет на этом тоже немножко заработать денег?
Максим Оленичев: Государство просто пытается запугать население. В Петербурге мы слышим по громкоговорителям, что нарушение режима самоизоляции влечет ответственность вплоть до уголовной. Конечно же, все штрафы можно оспаривать, но необходимо смотреть, что конкретно вменяют, какая норма вменяется. Например, в Петербурге составили больше 170 протоколов в отношении тех людей, которые прилетели из неблагополучных по коронавирусу стран и не соблюдают режим самоизоляции.
