"Передо мной каждый день – десятки папок. Это копии материалов уголовных дел людей, сидящих у нас за "терроризм" или пока ещё находящихся под следствием. Почему слово "терроризм" тут в кавычках? Потому что подавляющее большинство этих людей – назначенные террористы". Это из последнего, неоконченного расследования Анны Политковской о том, как невиновных под пытками заставляли оговаривать самих себя. Написано в 2006-м о чеченцах, а как будто в 2020-м о деле "Сети".
Репрессивная машина в последние годы перемолола немало судеб. Несправедливых судебных преследований много, а следят за новостями чаще всего только правозащитники и активисты. Но дело "Сети" шокировало даже тех, кто обычно далёк от политики. Поразила циничность сотрудников ФСБ, построивших дело на выбитых током показаниях и отправивших молодых людей в тюрьму на такие долгие сроки, судя по всему, только ради отчётов об успешной работе и повышения по карьерной лестнице. Сообщения о пытках стали той последней каплей, которая вызвала широкую реакцию.
Но пытки в России – не новость.
Кто не знает о том, что они есть в Чечне, Ингушетии, Дагестане? ООН давно заявляла о существовании секретных тюрем в Чечне, в селениях Центорой, Гудермес, Шали, Урус-Мартан. В Центрах по борьбе с экстремизмом соседних Ингушетии и Дагестана пытки, и этому есть немало доказательств, всегда были едва ли не главным методом работы. Как в деле "Сети", людей вынуждали признаваться в подготовке терактов и участии в незаконных вооружённых формированиях. И тоже ради отчётов, повышений по службе, пиара местных политиков. Сначала пытали тех, кого подозревали в причастности к боевикам и сепаратистам, потом их родственников и соседей, после вообще всех, кто только попадал в руки силовиков.
Тракториста Ибрагима Алиева сотрудники ФСБ арестовали во время спецоперации. Родственникам несколько дней ничего не было известно о его судьбе, а потом силовики предложили им сдать брата Ибрагима, Башира, как говорят родные, "немного слабоумного". Как только они это сделали, им сообщили, что Ибрагим бросился на следователя с ножницами с криком "Аллаху Акбар!", поэтому пришлось его "ликвидировать". У родных и правозащитников другая версия: Алиева пытали, чтобы выбить признание, но переборщили, замучив до смерти. Целый месяц тело не выдавали для похорон, пугая, что со вторым братом тоже что-нибудь случится, а отдали только тогда, когда семья пообещала не проводить посмертную экспертизу и отказалась от помощи правозащитников.
До смерти запытали и 50-летнего Магомеда Далиева. Его жена Марем работала кассиром в банке и отдала деньги грабителю, ворвавшемуся в помещение банка с гранатой, как потом оказалось, ненастоящей. Марем избивали и душили в полиции, заставляя признаться, что ограбление организовали они с мужем. Затем спецназ приехал за самим Далиевым. На допросе он умер, по версии силовиков, от сердечного приступа. Но на его теле были следы избиений и ударов током.
Чтобы попасть в руки ЦПЭ, можно и не быть свидетелем какого-то преступления. Можно оказаться просто случайной жертвой. Как Зелимхан Муцольгов, которого вывезли из дома и пять дней избивали в ЦПЭ, не давая еды и не пуская в туалет, и требовали, чтобы он признался в покушении на полицейского. Его спасало только, что ночью один из сотрудников, который очень просил не выдавать его, ослаблял скотч, которым были стянуты руки, водил в туалет и даже принёс кусок торта. Не добившись признания, Муцольгова вывезли и бросили у реки. Чудом выживший, он уехал вместе с семьёй из Ингушетии.
Через какое-то время после смерти Далиева глава ЦПЭ Хамхоев и его помощники, обвинённые в смерти Далиева и пытках Муцольгова, попали на скамью подсудимых. Правда, суд стал возможен только из-за внутренних разборок – сотрудники ЦПЭ подрабатывали шантажом, а у одной из жертв нашлись серьёзные покровители. Только вот со сменой руководства ЦПЭ ситуация не изменилась. Людей там пытали, пытают и будут пытать.
Но кому в России интересно, что там, "у них на Кавказе", происходит? Общество по сути признаёт допустимость пыток. Конечно, с оговоркой, что пытать можно – но не всех. Только чеченцев, только кавказцев, только тех, кто подозревается в тяжёлых преступлениях. В России все также понимают, что пытки обычное дело в тюрьмах. Но тех, кто там сидит, тоже никому не жалко. "Они же преступники, совершили что-то плохое. Так им и надо, пусть их перевоспитывают". Пытки считаются частью наказания за проступок, как будто самой тюрьмы недостаточно.
Всё это какой-то замкнутый круг, непрекращающийся круговорот пыток
Описание пыток в российских тюрьмах как будто перемещает во времени – в советский лагерь или на царскую каторгу. Избиения, подвешивания, удушения, прижигания, изнасилования, утопления в унитазе, пытки голодом, бессонницей, током… Тех, кто жалуется на пытки, подвергают новым пыткам или даже переводят в особо жестокие, "пыточные" колонии. Как жителя Башкирии Руслана Курмангалеева, написавшего в Общественный наблюдательный совет о том, что над ним издеваются и постоянно насилуют. В наказание он был переведён в колонию, где заключённых не только пытали, но ещё запрещали называть себя по имени и заставляли называться именами разных животных. Всё это какой-то замкнутый круг, непрекращающийся круговорот пыток.
Но мало кто, кроме правозащитников и юристов, говорит об этом. Заключённые – тема неблагодарная, не вызывающая сочувствия, не стоящая ни пикетов, ни открытых писем. "Повезло", что в последние годы за решётку стало попадать много оппозиционеров и активистов, благодаря которым о тюрьмах стали так много говорить. Но если в обществе считается, что пытки в тюрьме или в "особых регионах" – это норма, то что удивляться, когда пыточные методы переходят оттуда в полицию и следственные комитеты? Пытками ведут допросы с реальными подозреваемыми, пытки ведь эффективнее беседы и проще сбора доказательств. Пытками заставляют невиновных признаваться в том, чего они не совершали. И это уже не единичные эпизоды, а обычная практика, рутина.
Вот и появляются новости о том, что предпринимателя и изобретателя Валерия Пшеничного убили в СИЗО, перед этим жестоко пытая и насилуя, а к 58-летнему Игорю Саликову ворвались в дом сотрудники ФСБ, заковали в наручники и затолкали в анальное отверстие охотничий карабин, после чего у Саликова случился разрыв кишки и мочевого пузыря, он перенёс множество операций и стал инвалидом. А в Бурятии полицейские поймали двух подростков за кражей велосипедов, отвели в подвал, избили, требуя признательных показаний. На одного из них надели противогаз, сдавив трубку, по которой поступает воздух, и он захлебнулся в рвоте.
Эти новости шокируют, но уже не удивляют. Правда, читая их, многие думают: "Я не живу на Кавказе, я не сижу в тюрьме, я не нарушаю закон, я не ворую велосипеды – я в домике". А потом появляется какая-нибудь новость о том, что Нижнем Тагиле полицейские задержали местного жителя и пытали, заставляя признаться не в каком-то конкретном преступлении, а вообще в любом. Во время пыток, не выдержав боли, тот сознался в преступлении, которое тут же и выдумал сам.
И таких случаев в России всё больше и больше. Жертвами пыток становятся ни в чём не виновные, случайные люди. Этим и испугало многих дело "Сети" и сходное с ним в методах работы силовиков дело "Нового величия". Россияне как будто очнулись и осознали, что пытки могут случиться с любым. Для этого уже не обязательно жить на Кавказе или сидеть в тюрьме. Можно просто мимо проходить.
Так обычно и бывает, если общество делит пытки на "правильные" и "неправильные", решая, кого пытать можно, а кого нельзя. Потому что разграничительная линия между теми, кого можно и кого нельзя, обязательно будет сдвигаться. И сдвигается она всегда в одну сторону, увеличивая списки тех, кого пытать можно. Сначала можно террористов, потом заключённых, потом подозреваемых в серьёзных преступлениях, потом в несерьёзных, потом всех подряд. Сначала в Чечне, потом на всём Кавказе, далее везде.
Елизавета Александрова-Зорина – московский писатель и публицист
Высказанные в рубрике "Блоги" мнения могут не отражать точку зрения редакции
