21-летняя Алан Ерох, активистка движения "Альянс гетеросексуалов и ЛГБТ за равноправие", расклеила на зданиях разных государственных и общественных организаций листовки с объявлением, что сотрудники ФСБ готовы научить, как придумать террористическую организацию и как от кого угодно получить признания. Так активистка решила обратить внимание на дела "Сети" и "Нового величия".
В Ярославле Алан известна как автор перформансов в поддержку ЛГБТ-людей и жертв домашнего насилия. После уличной акции против дискриминации негетеросексуалов на Алана возбудили уголовное дело по статье "Пропаганда нетрадиционных сексуальных отношений". Осенью, рассказала Алан, ее отчислили из Ярославского государственного педагогического университета из-за активизма. Алан – квир и предпочитает не ставить себя в рамки гендерной и сексуальной идентичности. Она говорит о себе и в женском, и в мужском роде и принимает обращение к себе в том роде, который удобен для собеседника. Алан просит обращаться к ней на "ты", потому что не приемлет иерархию.
– Почему ты решила поддержать осужденных по делу “Сети”?
– Об этом деле надо говорить, пока что-то не начнет меняться. Я хотела показать – мы видим, что вы делаете, и не будем закрывать на это глаза. Акция была сделана на злости, огромном возмущении. Мне хотелось крикнуть силовикам: "Ребята, вы творите откровенную фигню!" Я долго и упорно игнорировал дела "Сети" и "Нового величия", потому что я был в своей ЛГБТ-среде, и мне бы успевать следить за новостями ЛГБТ-сообщества. У меня просто не хватало ресурсов, а после приговора "Сети" я поняла, что такие приговоры – это совсем не смешно. В результате я несколько дней по несколько часов читал все, что находила о делах "Сети" и "Нового величия". Я испытала чувство вины за то, что раньше это все игнорировала. Я решил, что раз сейчас у меня есть время, надо сделать акцию против пыток. Я сочинила сатирический текст, напечатала листовки и расклеила их ночью. Сначала я планировала акцию в другом формате. Я хотел сделать перформанс, похожий на мою акцию против домашнего насилия. Тогда я нанес на лицо краску, имитирующую кровь, и лег около здания УМВД. На плакате было написано "Алло, полиция, муж меня избивал, теперь поможете?". Я планировал визуализировать измученного человека, вышедшего из здания ФСБ после подписания признания. Но я подумала, что либо я ничего менее заезженного придумать не могу, либо все, что у нас происходит, только про кровь и насилие.
Я хотела показать – мы видим, что вы делаете, и не будем закрывать на это глаза
– Тебе кто-то помогал расклеивать листовки?
– Ребята из дружественной организации расклеили часть листовок против пыток. Иногда я могу кого-то вытащить на свои акции, но по сути я одна.
– Тебе не страшно критиковать ФСБ?
– Возможно, и страшно. Получается, что у нас есть структура, которая запугала всех до такой степени, что мы боимся высказать свое мнение? Государственная структура, прошу заметить.
– Три года назад я писала об одной из твоих первых акций. Ты говорила, что твоя деятельность – вне политики. Твои взгляды изменились?
– Я все еще не хочу в это лезть, но не получается. Акцию против пыток, я сделала на такой злости, что мне было все равно: политика – не политика. Мне надо разобраться со своим отношением к политике. Я помню фразу Элиезера Юдковски: "Политика – это убийца разума. Дебаты – война; аргументы – солдаты". Мне надо как-то уложить в голове мой активизм и эту фразу. Сейчас я думаю, как дальше развивать мой активизм. Я создала в Ярославле ЛГБТ-организацию, потом ее покинула. Организация существует, делает акции, а я могу заняться чем-то другим. Я думаю о создании в Ярославле феминистского движения. Я хочу создавать комфортную среду для жертв домашнего насилия. Для людей разной сексуальной ориентации и гендерной идентичности, у которых нет сил выбраться из абьюзивных отношений.
– Как полиция обычно реагирует на твои перформансы?
– Полиции сказали меня ловить, она меня и ловит. Полицейские воспринимают мои акции – господи, опять работать. Полицейские ведут себя нейтрально и максимально корректно, потому что они знают, что когда я сижу у них, то пишу журналистам.
– Жители Ярославля как относятся к твоим акциям?
– Частая реакция – это игнорирование и закатывание глаз. Некоторые люди, обычно симпатичные старушки, спрашивали, кто такие ЛГБТ, узнав кто, они утешали: "Вы не переживайте так, все с вами хорошо будет". Несколько человек подходили ко мне во время акций и благодарили. На акции в память убитых трансгендеров гомофобы кинули мне в голову яйцо и банку из-под напитка Jaguar. Во время акции я была спокойна, но потом в безопасном месте я рыдала минут двадцать. Я редко сталкиваюсь на улице с откровенной агрессией. Много угроз и оскорблений я получаю в интернете. Перед тем как меня внесли в список гомофобного движения "Пила", мне писали в личку "найду, убью, изнасилую". Я уже не обращаю внимания, когда мне пишут "сдохни", – привыкла. Сегодня в интернете какой-то мальчик склонял меня к суициду. После акции против домашнего насилия слили мою страницу в социальной сети. Если ты подумала, что в сообщениях было много насилия, то ты ошибаешься. Мне писали слова поддержки, присылали рисунки, говорили, какая я классная. Я поняла, что мои акции помогают людям почувствовать себя лучше. Я говорю обществу: "Я – человек с биполярным расстройством, но это позволяет мне делать акции, да я – ЛГБТ, но это не делает меня хуже". Я хочу сказать подросткам, что нормально быть человеком с какими-то особенностями. Я часто задумываюсь о последствиях своего активизма и об ответственности, которую на себя беру. Как-то мне написала девочка из Казахстана, что мои акции вдохновили ее сделать каминг-аут перед семьей. Я долго переживала, пыталась узнать, как изменились отношения с семьей после ее каминг-аута. Меня научили оценивать мои ресурсы, но кто-то не умеет этого. Я переживаю, что человек, посмотрев на мои акции, может поддаться секундному порыву, не просчитав последствий. Я беспокоюсь, что жизнь этого человека может ухудшиться.
Мне писали в личку: "Найду, убью, изнасилую"
– Как восприняла семья каминг-аут девочки?
– Она написала, что не так плохо, как могло бы.
– Как ты решаешься быть открытой?
– Публичность и открытость помогают мне быть менее уязвимой. Когда я сказала окружению, что у меня биполярное расстройство, то почувствовала себя более защищенной и свободной. Мне теперь не надо бояться, что кто-то узнает о моей болезни.
– То есть открытость позволяет тебе противостоять внутреннему виктимблеймингу, от которого часто страдают жертвы домашнего насилия и люди с ментальными особенностями? Твои акции направлены на преодоление виктимблейминга?
– Я очень рада, если мои акции воспринимаются как преодоление внутреннего виктимблейминга. Я знаю, что такое внутренний виктимблейминг, на собственном опыте. Я никогда не скажу другому человеку "ты виноват", но сама себе я это говорю постоянно. Я сильно стигматизирую себя как человека с биполярным расстройством.
– Это происходит под влиянием окружающих?
– Не могу сказать, что часто сталкиваюсь с дискриминацией себя как человека с ментальными особенностями. Мои друзья принимают меня. Я получаю поддержку от новых знакомых. Иногда мне говорят: "Я принимаю тебя полностью, но объясни мне, что такое биполярное расстройство". Мне сложно самой понять, что со мной происходит, и как объяснить, что во время депрессивного эпизода я не могу встать с кровати, а когда доползаю из комнаты на кухню и обратно, чувствую себя такой уставшей, как будто пробежала марафон.
Я очень рада, если мои акции воспринимаются как преодоление внутреннего виктимблейминга
– Что, на твой взгляд, самое сложное в жизни человека с биполярным расстройством?
– У меня иногда нет денег на лекарства. Терапевтка идет мне навстречу и выписывает самые дешевые препараты, но и в таком случае я не всегда могу купить лекарства, позволяющие стабилизировать мое состояние. Получается замкнутый круг: я не могу работать из-за депрессии, не работаю – нет денег, нет денег – не могу купить препараты.
– Критики шведской активистки Греты Тунберг, у которой синдром Аспергера, говорят, что мнение человека с ментальными особенностями нельзя воспринимать серьезно. Что бы ты ответила этим критикам?
– Я бы их спросила: если мы примем такие слова за правду и Грета в самом деле ненормальная, то почему она понимает, что все плохо, а вы, "нормальные", не понимаете?
– Почему ты думаешь, что из Ярославского государственного педагогического университета тебя отчислили из-за активизма? Университет ответил на запрос Радио Свобода так: "26 октября 2019 г. студентка ЯГПУ Ерох А.А., имеющая академическую задолженность, повторно сдавала зачет по английскому языку. Зачет принимался комиссией, возглавляемой доктором филологических наук. По результатам написания теста установлено, что почти половина заданий была выполнена неверно. Для положительной оценки правильные ответы должны быть даны не менее чем на 60% вопросов, следовательно, студентка повторно получила неудовлетворительную оценку и права на еще одну пересдачу не имеет. Ерох А.А. обратилась с заявлением о создании апелляционной комиссии. Комиссией нарушений процедуры проведения промежуточной аттестации не установлено. 30 октября 2019 г. исполняющим обязанности ректора университета А.М. Ходыревым подписан приказ об отчислении Ерох А.А. из ЯГПУ".
– Я узнала, что меня собираются отчислить за активизм, от человека, чье имя я называть не хочу. Я спросила преподавательницу английского, имеет ли смысл сдавать зачет или она меня все равно отчислит. Преподавательница ответила, что отчислит. Я все равно пришла на зачет и завалила его. Я не говорю, что я идеально знаю английский. Но мне дали сложное задание, сложнее, чем моим одногруппникам, и я не смогла его выполнить. Во время пересдачи зачета мне дали тест с неверными ответами. Студента легко завалить, все мы это знаем. Я буду оспаривать решение ректора.
– Ты рассказала, что на тебя возбудили дело за "пропаганду нетрадиционных отношений". Что сейчас происходит с делом?
– Дело возбудили после акции против дискриминации ЛГБТ. Во время перформанса активист лежал в деревянном гробу на улице. На крышке гроба были написаны жестокие слова, которые часто слышат негетеросексуалы. Я не участвовала в перформансе, снимала его на видео, но дело возбудили на меня. Силовики долго пинали дело друг другу. Видимо, никто им не хотел заниматься. Не знаю, что сейчас происходит по делу. Я не живу по месту прописки и не получаю уведомлений и писем.
– Ты не думаешь об эмиграции?
– Мне хотелось пожить в другой стране, получить такой опыт. Я собиралась эмигрировать, но после событий, связанных с моей личной жизнью, планы под вопросом. Сейчас я думаю, что эмигрирую, если моей жизни будет угрожать опасность.
– Иногда ЛГБТ-активистам говорят, что они проводят акции лишь для того, чтобы потом получить политическое убежище в Европе или США. Что бы ты ответила на такие слова?
– Не нужно быть активистом, чтобы уехать из России, – есть много менее рискованных способов. Пусть те, кто говорят такое, сначала попробуют пожить как ЛГБТ-активисты в России, а потом делают выводы.
