Ссылки для упрощенного доступа

"Что, я должен быть фашистом?" Последнее слово осталось за осужденными


В суде по делу "Сети". После приговора 10 февраля
В суде по делу "Сети". После приговора 10 февраля

После крайне сурового приговора по делу "Сети", вынесенного 10 февраля Приволжским окружным военным судом в Пензе, в социальных сетях стали вспоминать "последние слова", сказанные фигурантами этого дела, а ныне осужденными на сроки от 6 до 18 лет, в суде.

Эти слова, как и доводы адвокатов и свидетелей защиты, не были приняты к сведению судебной инстанцией, поскольку приговор в точности повторил то, что требовало обвинение. С 18 января, с момента произнесения "последнего слова" оказавшимися на скамье подсудимых, до 10 февраля, когда был вынесен приговор, в настроении суда ничего не изменилось.

Радио Свобода публикует отрывки из выступлений с последним словом в суде в Пензе семерых человек, теперь уже осужденных за создание террористического сообщества.

"Просто у нас не было своего Нюрнбергского процесса"

Дмитрий Пчелинцев – 18 лет строгого режима и полтора года ограничения свободы.

27 лет, работал инструктором по спортивной стрельбе на пензенском стрельбище. Адвокат Пчелинцева зафиксировал рассказ подзащитного о том, что его били и пытали током, чтобы получить признательные показания.

"Уважаемый суд, участники процесса. В принципе, всё, что я мог бы сказать, было уже неоднократно сказано, как мной, так и другими в процессе, на судебном следствии, в прениях сторон. Стоит сказать только о том, что все-таки, наверное, мы виновны. Но только виновны, конечно же, не в терроризме. Не только мы, а мы все, присутствующие здесь в зале суда, и те даже, кого здесь нет. Потому что мы делали что-то неправильно, раз допустили, что у нас в стране такое возможно. И мы, видимо, очень долго двигаемся куда-то не туда, раз пришли… вот сюда […].

Я никогда особо не интересовался ни политикой, ни правосудием. […] Но, однако, посидев два с лишним года в одиночной камере, я анализировал, как я вообще здесь оказался и что меня сюда привело. И я мог сделать только один вывод, который, я думаю, очевиден всем: мы действительно делали что-то не так всей страной. И чего-то не делали, хотя должны были, даже обязаны.

И, как сказал правильно Илья Александрович, наша страна, точнее не совсем наша, а та, которая была на ее месте до нас, победила фашизм, и люди, победившие фашизм, также до сих пор живы, живы их потомки. Мы – их потомки. И, знаете, в Германии, насколько мне известно, с правосудием таких трудностей нет, хотя в свое время у них был там Третий рейх и людей сжигали в печах. Просто у нас не было своего Нюрнбергского процесса. И все следователи, которые выносили смертные приговоры и приводили их в исполнение, потом выходили на пенсию, спокойно старились и умирали в кругу семьи в теплой постели, и всё у них было в порядке. И у их последователей было всё в порядке. А сейчас, когда меня задерживают и бьют током, после этого сотрудники ФСБ едут и отмечают столетие своей организации. То есть они прямо указывают на то, что они чувствуют себя приемниками НКВД. И всем прекрасно известно – не было никакого понятия: ни правосудия, ни справедливости. Был просто бандитизм.

[…] Но однажды все равно придется признать эти ошибки, однажды все равно придется провести Нюрнбергский процесс, потому что травмы, я полагаю, только так и залечиваются".

"Не могу найти в себе сил понять этих людей"

Илья Шакурский – 16 лет строгого режима, полтора года ограничения свободы и штраф в размере 50 тысяч рублей.

23 года, студент факультета физико-математических и естественных наук Педагогического института им. Белинского Пензенского государственного университета. Был волонтером центра спасения бездомных животных, организовывал различные экологические акции. Адвокат Шакурского также говорит о побоях и пытках током его подзащитного.

[…] "Люди, которые совершили убийство, грабеж, другие какие-то преступления, они понимают, что когда-то совершили ошибку. Хорошо, если они понимают. И они понимают, за что несут наказание. Что в дальнейшем буду чувствовать я – этот постоянный вопрос "за что?", на который нет ответа. Он будет снова и снова зарождать ненависть внутри, которая будет постоянно пытаться поглотить меня полностью. Моё наказание в заключении – это борьба с этой ненавистью, и это, поверьте, наиболее тяжёлое испытание, которое мне предстоит. Потому что все-таки хочу остаться собой и остаться тем человеком, каким я являюсь.[…]

На всех судебных заседаниях мы неоднократно видели, как взрослые люди нагло оговаривают, врут и знают о том, какие это может понести последствия за собой. Они понимают то, что от их слов зависит жизнь людей, и продолжают врать. Я хочу обратить внимание, что врут взрослые люди. То есть я, по сути, некоторым из них гожусь в сыновья, младшие братья. Я вот смотрю на них, и они врут. Я даже не знаю, как к этому относиться. Я не понимаю этого. Есть ложь незначительная, когда ты, там, обманул, что ходил в магазин, а на самом деле ты в магазин не ходил, а есть ложь, от которой действительно зависит жизнь человека. И вот мы наблюдаем именно такую ложь. В дальнейшем мы растем, начинаем более осознанно жизнь свою проживать, и нас учат помнить своих предков, героев, которые защитили нас от всемирного зла под названием “фашизм”. Мы все это осознаём, впитываем в себя. И после этого я нахожусь здесь, являясь убежденным антифашистом, выслушивая показания закрытого свидетеля, который является откровенным нацистом. И знаете, стоит, конечно, отдать ему должное, что он нашел более гуманный способ решения… точнее, более гуманный способ борьбы с антифашистами, теперь они уже не стреляют в затылок нам в подъезде, они дают на нас лживые показания, спрятавшись за масками и стенами, говоря другим голосом. Наверно, сейчас этот человек ликует, радуется о том, что “вот, я победил! Теперь в моем городе нет этих антифашистов, которые разоблачали нашу деятельность. Я его переиграл, обманул”.

[…] Я думаю, многие какой-то итог из этого подведут. К тому же, в дальнейшем, с самого раннего детства нас учат истине религиозных учений – возлюби ближнего своего. А здесь почему-то в голову мне всегда приходит то, что происходило со мной, и о тех обстоятельствах, которые я неоднократно описывал здесь на заседаниях. Знаете, я не могу еще найти в себе силы даже не то чтобы возлюбить, просто нормально относиться к людям, которые применяли ко мне насилие. То есть они не просто побили меня, не просто наказали меня – это издевательство, садизм. И я пока что не знаю, и, опять же повторюсь, не могу найти в себе сил понять этих людей.

"Я не понимаю, о чем вообще говорить можно"

Андрей Чернов – 14 лет строгого режима.

30 лет, учился в Пензенском педагогическом институте на физико-математическом факультете. Участвовал в акциях "Накорми голодного". Играл в страйкбол (вместе с Пчелинцевым).

В ходе процесса много накопилось возмущения по поводу всего происходящего. Но, если честно, даже ничего говорить не хочется, потому что в процессе все вопиющие нарушения всплывают по одному, а когда в прениях все разом слышишь… Я не понимаю, о чем вообще говорить можно.

"Там есть такое понятие, как "свод всех ересей"

Максим Иванкин – 13 лет общего режима.

25 лет, учился в Пензе в колледже на технолога, работал поваром в ресторане. Раздавал еду бездомным, устраивал рынки бесплатной одежды для бездомных.

[…] "Я не уверен, но мне кажется, что наш суд – первый, где сторона обвинения оправдывается. […] Как вчера кто-то говорил, что суду тоже на самом деле подкинули очень нелегкую задачу – разбираться просто вообще не пойми в чем. У меня такой вопрос к суду, на самом деле риторический: у вас было, наверняка, не одно дело по терроризму, вы видели, как себя ведут люди, видели, как они выглядят. Вот элементарно взять Армана Сагынбаева. Какой он террорист? 55 килограммов. Я не представляю, вживую ни разу ни одного террориста не видел. Василий Куксов, у которого туберкулез, тоже не более 60 кг. И у меня голова постоянно болит, я в обмороки здесь прям на заседаниях падаю. О чем это? Про что? […]

Что еще сказать по этому поводу? Недавно перечитал замечательную книгу "1984". Честно, эта книга просто замечательно подходит под наше дело. Там есть такое понятие, как "свод всех ересей", у нас тоже есть такой документ… "полиция мыслей", "инакомыслие" – то, собственно, в чем нас и обвиняют.

Ещё очень забавен тот факт, что на суде звучала фраза, которая, честно говоря, меня немного из себя вывела. Не помню, в каком контексте она была и из каких она документов. Там была фраза про "убийство детей ментов". Так вот у меня отец – бывший сотрудник полиции. То есть я должен был, согласно нашему обвинению, действовать против себя в первую очередь, это во-первых. А во-вторых, ребята, с которыми мы сейчас очень хорошо подружились, вот они тоже должны были действовать против меня. В чем вообще суть? Насколько это абсурдно? Это немыслимо.

Подобных дел сейчас в России, насколько мне известно, достаточно много, вот даже Влад, например, приехал нас поддержать. Дела настолько нелепо шьются (правда, шьются, я не могу сказать другого слова), что они просто рассыпаются на глазах. Процессы, правда, показательны. И там правду сказали, что он сработал в обратном порядке. Да, правда, гособвинитель сработал восхитительно, спасибо вам большое. Тут мало что можно ещё сказать, просто я хочу, чтобы люди, которые поддерживают, которые слышат, чтобы они следили за подобными ситуациями, особенно на первых порах, потому что это просто необходимо. И хочу поблагодарить их за это. Общественность очень много для меня теперь значит. […]

"Осталась черная дыра из несправедливости"

Михаил Кульков – 10 лет общего режима.

25 лет, повар-технолог (Пенза). Вернулся из армии, хотел открыть кафе. Вместе с Максимом Иванкиным участвовал в раздаче еды, организовывал рынки бесплатной одежды для бездомных.

"Я очень благодарен тем людям, которые мне писали. Узнав, что я оказался террористом, слушая рассказы Токарева, я вдруг отчетливо понял, что фильмы, книги про милицию, они все врут. И из прекрасно феникса защитника и хранителя выросла уродливая многоголовая гидра, пожирающая остатки разума и жизни страны. Внутри что-то рухнуло, осталась черная дыра из несправедливости, обиды, тоски, безысходности. Но письма и открытки, поддержка со всего мира, из многих стран, от многих незнакомых людей… Спасибо вам всем. Что бы ни было дальше, спасибо, за теплоту, за веру, за надежду, за то, что помогли моим родителям вытащить мою душу из бездны. У прокурора была очень сложная задача – максимально показать всю суть этого дела, и Сергей Борисович великолепно справился с этим. Вообще надеюсь, что всё не зря, и Александра Матросова не превратят в Павлика Морозова. И у суда нелегкая задача. От них сейчас зависят не только наши судьбы, но и десятки, сотни дел. Все. Вся страна ждет, кто первый скажет нет беззаконию и беспределу, кто осмелится начать рубить головы гидре, и поведут за собой отдельных, остальных к закону и справедливости. Я и все мы очень надеемся на справедливость и смелость суда, на справедливый оправдательный приговор и конец дела “Сети”. Ведь где-то я прочитал, что главное изобретение человечества – это не ядерная бомба и не полет на Луну, а главное изобретение человечества – это презумпция невиновности". […]

"Мою жизнь растоптали"

Василий Куксов – 9 лет общего режима.

31 год, работал инженером-конструктором в ИТЭ в Пензе. Был волонтером в приютах для животных. Выступал с концертами в филармонии и на бардовских фестивалях. Единственный отказался давать признательные показания. У него диагностирована открытая форма туберкулеза, которым он заразился в СИЗО.

[…] "Следователь мне еще в середине следствия говорил, что этот процесс будет показательным: вас посадят, чтобы другим неповадно было. Антифашистам, анархистам. Чтобы не собирались, не кучковались. Но, по-моему, всем стало очевидно, что этот показательный процесс теперь работает в другую сторону. Я надеюсь, что есть еще неравнодушные люди, которые наблюдают за этим, которые все это осознают. Надеюсь, что когда-нибудь в будущем на каком-нибудь уроке права лектор придет и скажет: сегодня мы рассмотрим дело, которое началось в 2017 году. Вот так делать нельзя, таких нарушений допускать никак нельзя.

Еще, конечно, пара слов про обвинение. Тысячу раз говорили, что абсурдно и так далее, но ведь это просто невозможно. Даже то, в чем нас обвиняют просто невозможно. Ну это как – всемером какие-то перевороты. Я не могу этого понять… Это все равно, что найти группу грабителей, которые хотели ограбить банк с помощью телефона. И все равно мы третий год здесь, никого это не волнует. […]

Я уже начал говорить про смысл правосудия, я не особо владею юридическими терминами. Но вот что от меня хотят? Я об этом думаю постоянно. Тюрьма, как написано в законодательстве, должна исправлять человека. Что еще во мне должно исправиться? Был я антифашистом, я и сейчас антифашист. Кем я должен стать, фашистом? Занимался я любительским спортом. А сейчас превратился в скелет, потерял здоровье. Какой прок, для кого это нужно? И так уже все настрадались. То, что произошло, уже имеет необратимые последствия. Заключение повлияло на наше здоровье, психику родственников, моя семья разрушена. С этим заболеванием я теперь просто изгой. Даже если я выйду из тюрьмы, как я пойду в гости к друзьям, у которых уже дети маленькие? Все от меня будут только сторониться. Ради чего все это? Чтобы кто-то получил свои награды, премии? […]

Я просто не знаю, куда потом возвращаться. Мою жизнь растоптали, из-за этого ломать еще и жизнь супруги я не хочу. Родители у меня пожилые люди, им по 60, то есть куда мне потом? Возвращаются туда, где ждут. Получается, что и возвращаться будет некуда".

"Жизнь без счастья не имеет смысла"

Арман Сагынбаев
Арман Сагынбаев

Арман Сагынбаев – 6 лет общего режима.

27 лет, веган-бизнесмен родом из Новосибирска. Переехал в Санкт-Петербург семь лет назад. Сагынбаев рассказывал адвокату, что его пытали током.

"...Я думал, что самое важное – это моя жизнь, потому что без моей жизни все остальное не имеет значения. Я надеюсь, что, если приговор будет обвинительный, за время пока я буду находиться в колонии, я не лишу себя жизни. Но сейчас я знаю, что есть нечто еще более важное, чем моя жизнь, – это жизнь моих матери и отца, братьев и сестер, о существовании которых я узнал только здесь в тюрьме, и конечно жизнь моей дочери. Это их счастье. Я понимаю, что если мы все-таки останемся в колонии, приговор будет обвинительным, то произойдет нечто страшное. Все наши родственники потеряют счастье, а жизнь без счастья не имеет смысла".

В публикации использованы данные "Медиазоны", "ОВД-Инфо", "Полит.ру", Rupression.

XS
SM
MD
LG