Брянский областной суд отменил приговор в отношении Мишель, трансгендерной женщины, приговорённой к трём годам колонии за размещение хёнтай ­– японских рисунков эротического характера (настоящее имя героини редакция не раскрывает). Характеристику в её защиту подписали 80 врачей больницы, где она работала. Рисунки были размещены в 2013–2014 годах и собрали от 5 до 10 лайков. Скандально известный Центр социокультурных экспертиз определил возраст нарисованных персонажей, решив, что на изображениях порнография с участием лиц младше 14 лет. Мишель провела два месяца в брянском мужском СИЗО-1, Радио Свобода поговорило с ней после освобождения.

– Я родилась в Брянске в 1966 году. Училась в Рязанском медицинском институте, потом всю жизнь жила и работала в Брянске, последние пять лет – эпидемиологом в городской больнице. Я отдельно просила следователя указать, что моя работа не связана с уходом за больными, чтобы суд не поставил запрета на профессиональную деятельность, так в итоге и вышло.

Я начала определять свою идентичность где-то с подросткового возраста, тогда я уже поняла, что это [трансгендерность] имеет отношение ко мне лично. Информации тогда никакой не было, но я училась в медицинском институте, а литература, которая касалась этой темы, она была в основном медицинская. Понятие гендера в ту пору вообще отсутствовало, был просто клинический диагноз транссексуализм. Я тогда посоветовалась с преподавателем на кафедре психиатрии, он сказал, что это вполне возможно, но чтобы это реализовать, арсенал лекарственных средств был очень ограничен. Тогда мне было сложно принять себя, стоял вопрос, что делать с окружающими: куда я себя такую дену? Решила, что сначала надо закончить институт, а потом вернуться к этой теме. Закончила в 1989 году, но вернуться к этой теме сразу не получилось. Надо было адаптироваться к работе, ну и потом переход от СССР к России был сложным в материальном плане. Всё затянулось.

Потом я заболела – онкология. Операции отняли у меня 13 лет жизни. Каждый год мог быть последним. В 2015 году наметилась достаточно продолжительная ремиссия, и в 2017-м я начала ЗГТ (заместительная гормонотерапия – РС), но к врачам не обращалась – медицинское образование у меня есть.

У меня есть жена, мы называем её Герда. Мы вместе работали, общались, у нас сложились тесные отношения, она меня старше, но до меня не была замужем. Сначала в течение 10 лет отношения были дружескими, а потом стали супружескими. Про мою гендерную идентичность Герда не знала. Дома я ношу женскую одежду, но для неё это выглядело как фетиш, кроссдрессинг. Перелом случился, когда я напрямую сказала, что у меня есть планы по коррекции пола. Вот это она не приняла.

"Засудить без огласки"

– Утром 13 августа прошлого года к нам домой явились два оперативника. Стали задавать вопросы: "Пользуетесь ли интернетом? Есть ли у вас страница "ВКонтакте"? Откройте её". Открыла. Есть ли ещё? Открыли вторую, которой давно не пользовалась, начали листать. Листали, листали аж до 2014 года, сказали, что мы изучаем [вашу страницу] с декабря 2018 года, и у вас на странице размещена детская порнография. Я тогда не могла подумать, что это порнография. Тогда была мысль, что мне предъявляют такие претензии, чтобы я как-то это пояснила. Но как выяснилось, никакие пояснения им были не нужны, у них была уже и экспертиза, уже был собран том материалов.

Был обыск, они изъяли компьютер, флешки, телефоны и отвезли к себе в отдел. Внешне меня даже смутило их поведение, было впечатление, будто им самим забавна эта история. Начали с того, что вот такое обвинение, соглашайтесь на особый порядок рассмотрения, без огласки, максимум что вам будет грозить – это небольшой условный срок. Выписали адвоката [по назначению], который тогда и не явился, он пришёл позже. Владимир Емельянов. Он тоже сказал, ничего страшного нет – разместил и разместил: "У вас не такой уж авторитет, чтобы вас в тюрьму сажать", – говорит. Адвокат и следователь скрыли от меня, что по Уголовному кодексу по этой статье может быть только реальный срок.

Они мне говорили что если я не признаюсь, то меня арестуют. В тот же день я подписала признательные показания. Ну, страница моя, картинки размещала я, спорить с этим бессмысленно, потом уже это вылилось в нарушение половой неприкосновенности несовершеннолетних.

– Ваша подруга Лада Преображенская объявила сбор денег на адвоката, но вы решили оставить адвоката по назначению – почему?

– Растерянность, скорее всего. Максимальной угрозой представлялся условный срок, кроме того, просто по-человечески было стыдно, это позорная статья – распространение детской порнографии. А тут обещали засудить без огласки.

Это моя фатальная ошибка, что я отказалась от независимого адвоката. Тот же адвокат Емельянов был и на суде. Я предварительно с ним поговорила и со следователями – что изображения анимационные, как вы могли определить возраст этих изображений, это вообще не люди, это, в моём понимании, гуманоиды.

– В материалах дела не указано, что вы трансгендерная женщина, написано, что цель размещения изображений – "знакомство с лицами нетрадиционной сексуальной ориентации". Вы вообще следователю рассказали о себе?

– Ещё при задержании они сказали: "Интересно, что за ориентация", я им сразу сказала, что это не ориентация, это моя трансгендерная идентичность. Дальше они эту тему не развивали, для них это, видимо, одно и то же.

– Реальный срок, насколько я понимаю, стал сюрпризом?

– Суд был назначен на 10:30. Я с утра на работу сходила, дела какие-то были до суда, в церковь зашла. Я на всякий случай не взяла с собой ничего: ни банковских карт, ни ключей, ни телефонов, единственную симку оставила, чтобы можно было сообщить, чем закончился суд. Варианта плохого исхода я не исключала.

Процесс был закрытым – видимо, чтобы защитить права анимированных персонажей. Прокурор просил 4 года лишения свободы, адвокат попросил условное наказание, а прокурор ответил, что закон запрещает условный срок по этой статье. Тут только я поняла, что других вариантов изначально не было, значит, меня обманывали и адвокат, и следователь.

– Поскольку документы у вас по-прежнему мужские, вас отправили в мужское СИЗО. Как там вас приняли?

– Я читала, пока шло следствие, как себя вести, поняла, что лучше сказать сразу, я сразу и сказала. Чем это обернётся для меня, я не представляла, сразу ли они глумиться начнут, или потом в хате, как они говорят, зуботычиной это ограничится или какими-то более серьёзными издевательствами. Страха как такового не было, было состояние шока. Вот как когда тонешь: просто уходишь на дно, и всё, вот такое было самочувствие.

– Как вы одеты были?

– Мне приходится носить мужскую одежду, поскольку у меня внешность такая, что одеть женское в город или на работу будет негармонично. Надо ещё много с этим работать, чтобы иметь возможность носить женское публично. Приходилось через силу надевать мужскую одежду, хотя мне крайне неудобно, некомфортно, противно даже. А нижняя у меня всегда женская, давно очень, лет 25, наверное. Меня спрашивают: "Какое-то бельё нетрадиционное, вы какой ориентации?" Я отвечаю: "Моя ориентация на смену пола". – "Это как это? Это и с теми, и этими?" – "Нет", – "То есть вы ощущаете себя женщиной?" – "Да, и это неизменно".

Они долго переговаривались: с тем посадить или с этим, потом решили в одиночную камеру. Мне это дало некоторое чувство облегчения. В одиночной камере я и просидела почти два месяца до освобождения. У меня было одно свидание с Гердой, но и не было обоюдного настроения встречаться больше. А Ладу ко мне не пустили, пустили только адвоката, которого она нашла.

Я в СИЗО поговорила с психологом. Психолог, женщина в майорском звании, мне сказала: "Ваше пребывание в местах заключения будет способствовать упрочению вашей идентичности". Не знаю, что она под этим имела в виду. При второй беседе я спросила: "А как вы посоветуете вести себя в колонии?" – "В первую очередь требуйте, как и здесь, одиночного содержания".

Вообще, в СИЗО ко мне отнеслись по-человечески. Даже гормоны позволили принимать [хотя на них не было рецепта]. Я их в сумке ношу, их принимать надо ежедневно. Их сначала забрали, но на следующий день вернули, думаю, тут сработало моё медицинское образование. А потом Лада мне передавала гормоны, так что перебоев в приёме не было.

– На работе собираетесь восстанавливаться? Как вообще коллеги отреагировали?

– О восстановлении рано говорить – дело отправили на новое рассмотрение, вряд ли это будет осуществимо до конца судебного процесса. А коллеги отнеслись толерантно. Для апелляции написали [положительную] характеристику, под которой подписались 80 человек из моей больницы, начиная с главврача. До этой истории они ничего [о моей трансгендерности] не знали, я на работе не афишировала, но когда подписывали, то уже, конечно, знали и всё равно подписали, несмотря на такую жуткую статью – распространение детской порнографии. Радует, что все понимают абсурдность этого обвинения.