"В тот вечер муж снова напился и начал ко мне придираться. Увидев, что он ведет себя агрессивно, я ушла из кухни в комнату, села на диван и стала ждать, когда он успокоится. А он не успокоился, пришел и ударил меня несколько раз по голове, от боли я потеряла сознание. Когда пришла в себя, я лежала в луже крови, муж спал. Потом он, конечно, долго просил прощения".
Я записывала за Ольгой ее рассказ, а по коже бегали мурашки. Ольга сейчас живет в одном из кризисных центров. Муж избивал ее и детей 6 лет, а уйти она не могла. Почему не могла? Потому что она из Молдовы, и в России у нее ничего и никого нет. Потому что хотела, чтобы дети получали образование здесь. А ещё потому, что любила мужа и не представляла, как это можно уйти. В полицию она не обращалась, потому что была уверена: никто этим делом заниматься не будет, а муж сильнее разозлится. Про то, что есть кризисные центры, которые можно попросить о помощи, Ольга долгое время не знала.
Моя близкая подруга, пусть здесь её зовут Аня, была вынуждена приходить в школу в пиджаке даже в жару, потому что через блузку просвечивали синяки. Отец бил и её, и мать, и никак нельзя было предугадать, что выведет его из себя в следующий раз, нельзя было предсказать, чего не надо делать, чтобы не накликать очередной скандал, чтобы не влететь головой в батарею, чтобы не уворачиваться от тяжелой руки и не прятаться, запершись в комнате в ожидании, когда он разнесет дверь. Мать подруги решила уйти, собрала вещи, взяла за руку Аню. В этот момент муж вернулся домой, и когда они выходили за порог, он дернул Аню за руку и втащил обратно в квартиру. Мать поставила ногу, не давая мужу закрыть дверь, он кричал и бил мать Ани, пытаясь выбить ее ногу из дверного проема. Его осадил крик Ани: "Я с тобой не останусь, я пойду с мамой". У матери Ани нога была в кровоподтеках, в квартиру они больше не вернулись.
В детстве другой моей подруги еда в холодильнике строго делилась на то, что брать можно, и на то, что отец купил себе – до чего дотрагиваться нельзя, иначе будет скандал. Подруга с матерью не ходили в гости, и гости не ходили к ним, потому что отец запрещал, а если подозревал, что жена с дочерью куда-то собираются, то звонил с работы на домашний телефон и проверял, ушли они или нет. Попытки подруги поиграть с отцом часто заканчивались плохо. Она уговаривала его поиграть, когда он смотрел телевизор, через несколько минут сквозь слезы она могла видеть только мамины руки, бережно закрашивающие йодовой сеткой розовый след на ноге от пряжки ремня – потому что папу отвлекать нельзя ни ей, ни маме.
Ошибка думать, что насилие в семье – это такой исключительный случай, ошибка думать, что абьюзера всегда можно вычислить заранее или самостоятельно перевоспитать, и если кто-то уверен в том, что ни он, ни его знакомые никогда не сталкивались с бытовым насилием, – это большая удача, но, скорее всего, это обман. Абьюзером может быть мужчина, женщина и даже ребенок. По статистике чаще всего агрессор – мужчина.
Признаться в том, что ты подвергаешься насилию где-либо, и уж тем более в собственном доме, трудно. Казалось бы, это ты жертва и ты ничего плохого не сделал. Но вдруг всё-таки сделал? А вдруг это ты неправильный? Да и абьюзера ты, скорее всего, давно знаешь и жалеешь – он же человек неплохой. И вы же всё-таки семья, сами как-нибудь разберетесь.
Семья во главе угла, а бьет – значит любит, конечно. Конечно, нет. Более того, насилие – это не только когда бьют. Насилие – это когда ставят в зависимое положение – психологически или экономически, когда самый невинный поступок оборачивается грандиозным скандалом, в котором ты заведомо виноват, а агрессор заведомо жертва. Домашнее насилие не может прекратиться просто так, одна из его основных черт системность, а ещё – закрытость и усиливающаяся в геометрической прогрессии жестокость, с которой агрессор самоутверждается.
Закон о домашнем насилии – способ напомнить всем институтам власти, что жизнь – высшая ценность, а свобода и безопасность – первостепенные права каждого человека
По данным Росстата, в 2016 году в России зафиксировали более 64 тысяч случаев домашнего насилия, а в 2017 году, после отмены уголовного наказания за побои в семье, таких случаев стало в два раза меньше. Но эта статистика учитывает уголовные преступления и не учитывает количество административных наказаний за побои (статья 6.1.1 Кодекса административных правонарушений): только за первую половину 2017 года по административным делам о побоях было вынесено более 50 тысяч постановлений. Почему так много? Раньше сотрудник полиции отговаривал жертву насилия от подачи заявления, потому что не хотел возбуждать уголовное дело: заявления о побоях – частные заявления, и жертва может отказаться от них в любой момент, а значит, расследование, проведенное правоохранителями, пойдёт насмарку. По административным же делам много работы от полиции не требуется, и сотрудникам нет надобности отговаривать жертву.
Цифры официальной статистики даже приблизительно не отражают масштаб проблемы. Многие жертвы не обращаются в полицию, потому что обращение только усугубит ситуацию. "А что ещё мы можем сделать?" – иногда с раздражением, иногда с сожалением спрашивают сотрудники правоохранительных органов, когда им на стол ложится очередное заявление от жертвы домашнего насилия. Да, формально сделать сотрудники полиции ничего особенного не могут, у них вроде как нет инструмента, с помощью которого они могли бы кардинально влиять на ситуацию. Нет инструмента – это формально, конечно, но в России вообще много формальностей. Поэтому с агрессором, конечно, проведут профилактическую беседу, может, составят протокол об административном правонарушении, оштрафуют или посадят в изолятор на две недели. Но как бы ни наказали агрессора, он вернется домой – притихший на время или распалённый ещё больше. И что будет происходить в квартире после того, как за ним закроется дверь, как долго и как часто это будет продолжаться, услышат ли соседи – никто не знает.
Сама перспектива принятия закона о домашнем насилии – большой шаг для страны, в которой привыкли "не выносить сор из избы", не признавать в проблеме проблему, а если признавать, то решать её тихо, а метод не так уж и важен. Отсюда и пошло пресловутое "Приходите, когда убьют".
Закон о домашнем насилии – не панацея, но инструмент. Ошибочно думать, что он искоренит насилие. Закон может сократить количество случаев домашнего насилия, сохранить жизни и дать человеку, столкнувшемуся с бытовым насилием, шанс на другую жизнь, за которой не нужно будет бежать из дома в ночь или скитаться по друзьям и бояться отвечать на звонки с незнакомых номеров. Всё это при условии, что закон будет работать, как говорится, во благо обществу, а не ради статистики.
Вокруг текста законопроекта развернулось непривычное своей искренностью противостояние: у проекта есть сторонники и противники, готовые высказываться и аргументировать свою позицию. На сайте Совета Федерации, где опубликован текст законопроекта, больше 11 тысяч комментариев. Кажется, такого правдивого и искреннего противостояния, таких реальных, а не символических дискуссий вокруг какого-нибудь законопроекта в России не было давно.
Текст проекта ещё не передан в Государственную думу, а это значит, что он формально пока и не законопроект вовсе. Сам текст, откровенно говоря, весьма расплывчатый, но перспективный – при том условии, что законодатели конкретизируют и расширят ряд статей. Хорошо, что наконец прописано определение семейного насилия: значит, признан факт существование этого явления. Плохо, что определение прописано неверно. Согласно тексту законопроекта, "семейно-бытовое насилие – умышленное деяние, причиняющее или содержащее угрозу причинения физического и (или) психического страдания и (или) имущественного вреда, не содержащее признаки административного правонарушения или уголовного преступления". Из этого определения, во-первых, следует, что не за каждое деяние, причиняющее физический вред, обидчика можно привлечь к ответственности в соответствии с уголовным или административным кодексом. А во-вторых, если действия абьюзера подпадают под статью о побоях или причинении вреда здоровью (административное правонарушение или уголовное преступление), если в отношении него уже ведётся производство, то закон о домашнем насилии как бы перестает на него распространяться. Грубо говоря, агрессору выгоднее избить жену, чтобы его действия квалифицировались как побои, и тогда его всего лишь оштрафуют или немного подержат в изоляции, и никакие защитные предписания, регулируемые законом о домашнем насилии, его не коснутся. Это значит, что жертва не получит даже минимальной защиты, социальной, медицинской и юридической помощи, гарантированной законом о домашнем насилии.
Защитные предписания, которым отведена роль ключевых рычагов воздействия на агрессора, будут двух видов. Простое защитное предписание выносит участковый, оно действует 30 суток, обязуя абьюзера прекратить насилие и запрещая вступать в контакт с жертвой даже по сети интернет, но в то же время не требуя, чтобы агрессор покинул место, где они проживают совместно с пострадавшей стороной. Это, мягко говоря, не очень логично. Второй вид – судебное защитное предписание, его выносит, соответственно, суд, и оно действует от 30 суток до года и может возложить на агрессора обязанность покинуть место совместного пребывания с жертвой при условии, если агрессору будет куда уйти. О ситуации, когда агрессору идти некуда, ничего не сказано, а таких случаев, вероятно, довольно много.
Всё, что в России сформулировано законом неточно, рискует быть истолкованным так, как удобно в данный конкретный момент
Профилактикой домашнего насилия будут заниматься сотрудники органов внутренних дел, прокуратура, чиновники, омбудсмены, сотрудники органов социальной защиты, кризисные центры, медицинские организации, общественные организации. Согласно тексту законопроекта, НКО должны будут оказывать правовую, социальную, психологическую и другую помощь жертвам насилия, а также "содействовать примирению лиц, подвергшихся семейно-бытовому насилию, с нарушителем". Этот пункт коробит многих сторонников закона, в то время как его противники утверждают, что новый нормативный акт поставит под угрозу институт семьи. На вопрос, зачем нужна семья, в которой один унижает и подвергает опасности другого, никто не отвечает. Это положение в законе, безусловно, направлено на сохранение "семьи", но не на сохранение жизни.
Что бывает, когда жертва бытового насилия подает заявление в полицию, а ей отказывают в помощи, или штраф в размере 5000 тысяч рублей ситуацию не улучшает, или когда после "примирения" всё возвращается в прежнее русло? Часто жертва продолжает терпеть, и если мы говорим о физическом насилии, то у неё два варианта: затаив дыхание, ждать, когда ужас закончится, или защищаться. В первом случае она может умереть от побоев или стать инвалидом, во втором – оказаться в тюрьме. По данным исследования "Новой газеты" и "Медиазоны", большая часть женщин, осужденных за умышленное убийство, защищались от своих партнеров. О том, как калечит человека тюрьма, даже говорить не стоит. Так что едва ли в этой тенденции можно наблюдать "сохранение брака" и поддержание семейных ценностей.
Закон предусматривает развитие систем-убежищ для жертв домашнего насилия и, что не менее важно, психологическую помощь как человеку, подвергшемуся насилию, так и абьюзеру. При этом решение об оказании подобных социальных услуг или об отказе в их оказании принимается организацией социального обслуживания незамедлительно. Причины отказа в законе не оговорены.
Увы, всё, что в России сформулировано законом неточно, рискует быть истолкованным так, как удобно в данный конкретный момент. В мудро доработанном виде закон может быть полезным и для многих спасительным. Но в России семейно-бытовое насилие имеет место десятилетия, и об этом знают все, но на государственном уровне ничего не происходило – не разрабатывали закон, который мог бы защитить жертв домашнего насилия, не было психологической и юридической помощи, а сотрудники правоохранительных органов, мягко говоря, неохотно занимались этой темой. Как законопроект, представленный сегодня на семнадцати страницах в виде очень общих, не самых убедительных слов и обтекаемых понятий, изменит положение людей, которые подвергаются домашнему насилию? Сможет ли он сподвигнуть государственные органы на решение проблемы, на которую они так долго закрывали глаза, нужен ли государству этот закон, хочет ли государство этот закон? Как доказать, что партнер или родственник издевается над тобой, отнимает деньги, манипулирует? Что будет непосредственным индикатором при решении вопроса о том, помочь или отказать в помощи? Что помешает сотрудникам различных структур уйти от формулировки "Когда убьет, тогда и приходите" к формулировке: "Когда начнет бить, тогда и пишите заявление"?
Мало принять закон, необходимо обеспечить его применение, нужно объяснить госслужащим на всех уровнях, что теперь с проблемой насилия в семье принято работать по-настоящему. Государство много лет закрывало глаза на проблему бытового насилия, хотя многие действия агрессора подпадают под самые обычные, давно существующие статьи: угроза, вымогательство, побои, причинение вреда здоровью, незаконное лишение свободы. На этом фоне закон о домашнем насилии, возможно, как и многие другие законы в России – лишь формальный инструмент для государства, но реальный инструмент для общества, позволяющий защитить жертву домашнего насилия и дать шанс ей (и абьюзеру, кстати, тоже) на другую жизнь, а может, и просто на жизнь. Закон о домашнем насилии – не новшество законодательства, потому что вообще-то государство априори должно обеспечивать безопасность и соблюдение прав граждан, неважно где – на улице, в суде, дома или в тёмной подворотне. Закон о домашнем насилии – это в том числе способ общества напомнить всем институтам власти, что жизнь – высшая ценность, а свобода и безопасность – первостепенные права каждого человека.
Светлана Осипова – московский журналист
Высказанные в рубрике "Блоги" мнения могут не отражать точку зрения редакции
