Люди умирают, вновь садятся на иглу или уезжают из родных мест ради спасения собственной жизни. Так складываются судьбы наркозависимых жителей Крымского полуострова после принудительного сворачивания программы заместительной поддерживающей терапии. После аннексии Крыма в 2014 году Москва резко запретила выдавать метадон местным наркоманам. Для многих из них это стало смертным приговором.

Севастопольцы Вадим и Настя (все имена бывших участников метадоновой программы по понятным причинам изменены) одеты в старую поношенную одежду. У них "бегают" глаза и заплетается язык. Они постоянно куда-то спешат, разговаривают неохотно и боятся идти на контакт. На вид им лет за пятьдесят, но это тот самый случай, когда внешность может быть обманчивой.

Вадим и Настя – наркозависимые. Или, используя более правильную терминологию, потребители психоактивных веществ. До 2014 года, пока Крым был украинским, они участвовали в программе заместительной поддерживающей терапии (ЗПТ). В городской психиатрической больнице раз в день им выдавали метадон – синтетический опиоид, который помогает наркоманам слезть с героина и других тяжелых наркотиков. Без ломки, наркотической эйфории и необходимости думать лишь о том, где достать дозу, Вадим, Настя и еще десятки их товарищей по несчастью смогли вернуться к нормальной жизни: вылечить болезни, найти работу, создать семью.

– Поумирали очень многие. Они все умерли от болезней и наркотиков, – рассказывает бывший участник метадоновой программы Вадим. – Когда они употребляли метадон, они нормально жили, нормально себя чувствовали. Жили по четыре, по пять лет [участвуя в программе заместительной терапии]. А потом программу закрыли – и всё. Все снова стали употреблять. Умирают один за другим. Вы просто сами сделайте вывод, метадоновая программа – это хорошо или плохо. Тут больше нечего добавить.

Некоторые из оставшихся в живых наркоманов оказались в местах лишения свободы. "Раньше люди приезжали, им давали лекарство, и они ехали спокойно домой. Теперь люди совершают преступления, ходят воруют везде, садятся в тюрьмы. Вот к чему привела отмена метадоновой программы", – говорит Вадим.

Его спутница Настя крайне немногословна. Она не скрывает обиды на то, что государство бросило ее на произвол судьбы. Но всем своим видом подчеркивает, что ей удалось преодолеть трудности. "Жизнь моя ничем не изменилась за пять лет. Как жили, так и живем. Я как тогда работала, так и сейчас работаю. Но когда отменили программу, я чуть не сдохла. Конечно, была ломка! Я снова стала употреблять", – рассказывает женщина.

По тому же сценарию сложилась жизнь у большей части пациентов заместительной терапии. "Самая многочисленная группа – это те, кто употребляет сейчас. Кто-то колется, кто-то переключился на алкоголь", – говорит глава одной из общественных организаций Севастополя, которая занималась социальным сопровождением участников метадоновой программы.

Как результат – число наркоманов заметно выросло. В департаменте здравоохранения правительства Севастополя Радио Свобода не смогли оперативно предоставить свежие статистические данные по общему числу наркозависимых, стоящих на диспансерном учете. В 2017 году в городе было официально зарегистрировано 1126 наркозависимых, или 262,6 человека на 100 тысяч населения. Это хуже, чем в среднем по России: 213,8 наркомана на 100 тысяч населения. Более того, статистический сборник Министерства здравоохранения РФ констатирует, что по итогам прошлого года Севастополь вошел в тройку регионов по числу впервые выявленных пациентов с диагнозом "наркотическая зависимость".

У тех, кто не хотел повторить судьбу Вадима и Насти, выбор был невелик: решиться на программу реабилитации, которые предлагаются в российских клиниках, либо перебраться на материковую Украину и получать ЗПТ там. Реабилитационный курс в одном из областных центров юга России прошла жительница Севастополя Мария. Сейчас у нее наступила устойчивая ремиссия. Мария работает на "серьезной работе", обзавелась семьей и старается не вспоминать прошлое:

– Я устроила свою жизнь. Мне, можно сказать, повезло. Бог помог, – говорит она. – Но так поступать с людьми (резко отменять метадоновую терапию. – Прим. РС) нельзя. Это хуже, чем убийство. Сколько сил ушло на то, чтобы человек выбрался из этого. Только самые сильные смогли. И только человек начал жить нормально, его снова выбрасывают на помойку, как собаку. Второй раз подняться уже невозможно. Кто был послабее – сдались и умерли.

Программа заместительной терапии действовала в Крыму в течение десяти лет – с 2004 по 2014 годы. Специалисты, причастные к ней, говорят, что свою задачу – снижение вреда от употребления уличных наркотиков – она решала:

– Во время заместительной терапии группа наркозависимых находится под контролем. Они каждый день являются в определенное место. Они привязаны к этой системе, – рассказывает глава севастопольской некоммерческой организации, которая занималась социальным сопровождением участников метадоновой программы. – Снизилась криминальная активность. Абсолютное большинство перестало воровать и участвовать в других незаконных деяниях. Они стали законопослушными. Им воровство, поиск денег стали не нужны. Остались [в криминальном поле] только единицы, у которых это в крови. Родители приходили, благодарили: "Мы сына обратно получили, мы нормально с ним общаемся, проводим время". Часть людей стала устраиваться на работу, социализироваться по-настоящему. Многие работали на двух работах.

– Благодаря метадону происходили чудеса, люди впервые за 30-40 лет делали ФЛЮ, начинали принимать лечение [от ВИЧ-инфекции и туберкулеза], становились людьми, которые платят налоги, заводят семьи. Все у них было прекрасно, – делится воспоминаниями один из участников программы заместительной терапии в Крыму, несколько лет назад перебравшийся на материковую Украину.

Программа приносила пользу не только самим наркозависимым, но и обществу в целом. По словам Трошина, заместительная терапия облегчает проведение эпидемиологического надзора: "Можно вовремя проводить обследования на гепатит, ВИЧ, туберкулез, назначать терапию, которую в иных обстоятельствах больные отказываются проходить. Лечение и диспансерное наблюдение ставятся в зависимость от участия в программе ЗПТ (программа заместительной терапии. – РС). Это вклад в профилактику распространения заболеваний.

В марте 2014 года полуостров оказался под властью Москвы. Здесь стали действовать российские законы, которые запрещают оборот метадона и других препаратов, используемых в программах заместительной терапии. В Крыму на тот момент заместительную терапию получали более 800 пациентов, в том числе 134 человека в Севастополе. Участники программы распространяли призывы через интернет, проводили пикеты возле органов государственной власти и умоляли не закрывать программу. Или, по крайней мере, дать людям возможность постепенно выйти из нее.

Понимания участники акций не встретили. В середине мая их поставили перед фактом: метадона в Крыму больше нет. С тех пор жизнь наркозависимых превратилась в постоянную борьбу за существование с довольно предсказуемым результатом.

По данным спецпосланника ООН по ВИЧ/СПИДу в Восточной Европе и Центральной Азии Мишеля Казачкина, только за первые семь месяцев, прошедших после закрытия метадоновой программы, в Крыму скончались от 80 до 100 человек. В Министерстве здравоохранения РФ эти данные опровергли, заявив всего лишь о четырех погибших в течение 2014 года. Точной статистики по умершим пациентам ЗПТ не ведется, поскольку российских чиновников Крыма их судьба особо не волнует. Но бывшие участники метадоновой программы рассказали Радио Свобода, что к 2016 году в живых не было уже по меньшей мере 200 человек из разных городов Крыма – это те люди, которых они или их знакомые знали лично. В реальности эта цифра может быть гораздо больше. Основные причины смерти – передозировка и суицид, а также прекращение лечения туберкулеза и других хронических заболеваний.

Переехать из Крыма в другие украинские регионы смогли не так много людей. По сведениям правозащитной организации "Международный альянс по ВИЧ/СПИД в Украине", на "материк" отправились 60 пациентов заместительной терапии. Минимум половина из них вскоре вернулась в родные края: адаптироваться вдали от дома они не сумели. Как сложилась их судьба после возвращения в Крым – неизвестно. Но есть все основания полагать, что без поддерживающей программы эти люди вновь перешли на нелегальные наркотические вещества.

– На Украину уехали единицы. Лично я знаю таких человек шесть-восемь. Там объявили программу, сказали, что можно приезжать, выдавали метадон, обеспечивали жильем и деньгами на продукты питания. Но эту программу быстро свернули. Подразумевалось, что деньги выдают на время, пока человек устроится, найдет работу. Но никто работу не искал. Пока давали деньги, они были там. Когда деньги перестали давать, практически все вернулись сюда, – рассказывает Трошин.

Те, кому удалось закрепиться на подконтрольной Киеву территории, вытащили счастливый билет. "Статистика по числу пациентов ЗПТ родом из Крыма не ведется, потому что все данные, ежемесячно собирающиеся по пациентам Центром общественного здоровья МОЗ Украины, не персонализированы. Но могу сказать, что из тех 60 крымчан, которые еще в 2014 году по гуманитарному проекту поддержки переехали на "материк", по моей оценке, как минимум половина остается здесь. Но они находятся в разных городах, ведут обычную жизнь, и, насколько мне известно, из них никто не умирал", – рассказывает сотрудник украинской организации "Альянс общественного здоровья" Антон Басенко.

Осевшие в украинских городах крымчане сами себя называют наркопереселенцами. Некоторым из них удалось постепенно выйти из программы и перестать зависеть от метадона, но большая часть по-прежнему проходит терапию. Один из таких пациентов – Валентин, ныне проживающий в Киеве. Он рассказывает, что первые три года после аннексии регулярно наведывался на полуостров, где у него остались родные и близкие. Поездки были кратковременными: их приходилось планировать таким образом, чтобы метадонового "заряда" хватало до возвращения на "материк". После того, как возникла реальная угроза попасть под уголовное преследование на подконтрольной РФ территории, от путешествий в родные места пришлось отказаться.

– Метадон – это не панацея. И даже не лечение. Это костыль. Он помогает человеку с хроническим заболеванием прожить столько времени, сколько ему отведено. Я все еще нахожусь в программе [ЗПТ]. Я не ставил цели выйти. С той жизнью, которую я сейчас веду, мне это не мешает. Когда мне будет мешать – буду принимать решение. Есть много способов реализовать это. Живя вдали от дома, я арендую жилье. Следовательно, я должен постоянно работать: волка ноги кормят. А выход из программы автоматически означает на какое-то время выпадение из работы. Я пока не могу себе этого позволить, – говорит Валентин.

По его словам, запрет метадоновой терапии стал для Крыма катастрофой: "Представьте ситуацию: ваш родственник превратился в кого-то, в ком не осталось уже почти ничего от того, что вы в этом человеке знали и любили. И тут происходит чудо: за считаные месяцы человек вновь становится тем, кого вы знали и любили. Это продолжается годы, вы привыкаете, рожаете детей, радуетесь жизни. И тут происходит переворот, и человек, к которому вы привыкли, просто уходит. Он ничего не может с собой сделать. Ни-че-го! Потому что для того, чтобы ходить, дышать, работать и что-то делать, ему нужно ежедневно принимать определенные препараты".

При этом именно устроенная жизнь помешала многим наркозависимым на метадоне перебраться на "материк". "Очень сложно вывести всю семью для того только, чтобы один член семьи продолжал принимать лечение. Поэтому на такие шаги шли только одинокие люди. Остальные плыли по течению", – говорит Валентин.

Он признает, что наркопереселенцам было очень непросто выйти из программы в сжатые сроки. Поэтому многие возвращались в Крым и там вновь "садились на иглу": "Бросить курить проще, когда ты к этому сам приходишь, чем когда тебя это заставляют сделать врачи. С метадоном так же. Вы сами создаете себе комфортные условия для снижения дозировки, выбираете время (предпочтительнее делать это летом). А тут просто у людей выбили табуретку из-под ног. Плюс еще индивидуальные особенности – кто-то с первого раза легко бросает, а кто-то долго не может отказаться".

Назвать хотя бы примерное количество людей, скончавшихся после прекращения метадоновой программы, вернувшихся к употреблению уличных наркотиков, успешно прошедших курс реабилитации или решивших попытать счастья на материковой Украине, не берется никто. О большинстве пациентов попросту нет никаких вестей. "Я не знаю, лучше или хуже стало [наркозависимым после запрета ЗПТ], по одной простой причине: люди раз – и растворились. Один из плюсов программы был в том, что люди всегда были на виду. Ты знал, чем они живут, что происходит в их среде, о чем они говорят. Когда программу отменили, многие слетали в Москву, Санкт-Петербург, чтобы "соскочить", а потом вернулись – и всё, ни слуху, ни духу", – рассказывает директор организации "Гавань Плюс".

До 2014 года в каждом из шести городов полуострова, где выдавали метадон, работали некоммерческие организации, которые занимались социальным сопровождением наркозависимых. Возвращение людей к нормальной жизни – это их заслуга. "Не нужно воспринимать ЗПТ как просто раздачу наркотиков. Медикаментозное поддерживающее лечение – это лишь малая часть. Основное – это психосоциальное сопровождение", – говорит Валентин.

По словам представителя одной из НКО, которая занималась социальным сопровождением участников метадоновой программы, программа заместительной терапии могла бы достичь более заметного эффекта, если бы участие пациентов в мероприятиях сопровождения было обязательным: "Человек выходит из наркоманской "движухи", стабилизируется, и тут бы ему помочь. Мы проводили психологические консультации, группы поддержки, помогали решать социальные вопросы, хотели найти спонсоров, чтобы отремонтировать и оборудовать спортивный зал при психиатрической больнице [где наркозависимые получали метадон]. Но участие в мероприятиях социального сопровождения было необязательным, в программе это не было прописано. Наркозависимые быстро разобрались, что за то, что они не участвуют в наших мероприятиях, из программы их выгнать не могут. Стоило большого труда кого-то мотивировать, чтобы люди туда ходили. То есть наше сопровождение по умолчанию подразумевалось, но административно это никак не подкреплялось. Донор ставил задачу удерживать людей в программе, а мы для себя ставили цель помочь людям полностью отойти от наркотиков".

После запрета метадоновой программы крымским организациям, оказывавшим помощь наркозависимым, пришлось бороться за свое существование. К тому же некоторые из них были признаны иностранными агентами за участие в программах, финансируемых из-за рубежа. "Кто-то сумел переквалифицироваться, организации даже получают президентские гранты, но большинство закрылось", – рассказал Радио Свобода бывший сотрудник одного такого НКО.

Сегодня на постсоветском пространстве всего в двух странах – России и Туркменистане – запрещены программы заместительной терапии. В своей правоте власти РФ не сомневаются, о чем свидетельствует официальная позиция Минздрава по этому вопросу. Мнения экспертов о том, появятся ли когда-нибудь в России программы заместительной терапии, разнятся. "Применение в России программ заместительной терапии приведет к тому, что зависимость станет более стойкой и будет прогрессировать, увеличатся масштабы наркотизации населения, увеличится количество преступлений, связанных с метадоном. Замещение не вылечит зависимость, для ее успешного преодоления нужна полноценная реабилитация и дальнейшая ресоциализация с проработкой всех аспектов болезни", – заявила Радио Свобода руководитель отдела развития Фонда профилактики социально значимых заболеваний и пропаганды здорового образа жизни "Создавая здоровое будущее" Анна Михалева.

А вот в севастопольских НКО, при Украине занимавшихся метадоновой программой, говорят, что общество со временем придет к пониманию, что да, метадон – это зло, как и любой наркотик, но в определенной форме он может приносить пользу. В пример они приводят опиум – сильный и опасный наркотик, без которого раковым больным было бы очень плохо.