Во второй части этого выпуска: Метафизика одежды
Начнем со звукового атопортрета композитора Александра Бакши
Композитор родился в 1952 году. Закончил Государственную консерваторию в Ростове-на-Дону, живёт и работает в Москве. Сотрудничает с театральными режиссёрами (Кристофом Марталером, Валерием Фокиным, Камой Гинкасом). Произведения Бакши исполняют Г. Кремер, Т. Гринденко, А. Любимов, М. Пекарский и другие музыканты.
(отрывки из передачи)
«Я родился в самом многонациональном городе страны: в Сухуми. И вот это ощущение большой деревни: по ночам засыпать под стук колёс, издалека армянская свадьба сквозь монотонное пение соседей-турок, грузинская речь. Я учился в классе, где были греки, абхазцы,грузины, армяне, китаец, югослав, эстонец. Я дружил с одним бразильцем. И вот это ощущение большой деревни, в которой очень непрочный мир. Всё вроде бы хорошо, но может взорваться в любую секунду, это ощущение меня и сформировало.
Я учился в классе, где были греки, абхазцы,грузины, армяне, китаец, югослав и эстонец. Мой друг был бразильцем
Когда я повзрослел, я долгое время вынашивал идею большого сочинения, симфонического театра, музыкального театра, театра звука, как угодно, полифонии мира, где собрались бы все голоса, какие есть в природе, включая обязательно шамана, и вот попробовать всех их вместе собрать и создать не гармонию мира, как это было в классической культуре, когда всё укладывается в структуру аккорда, и в итоге вы должны все немножечко подвинуться, уступить своё своеобразие во имя общей цели, чтобы все пели в какой-то гармонии, соединились вместе. Классическая идея, когда симфонический оркестр…когда перекладывали все песни, какие только существуют в природе, индийские, китайские, всё на классическую гармонию. А мне хотелось сделать настоящую полифонию, когда все голоса независимы друг от друга, когда люди не аккомпанируют друг другу, когда нет солистов, и вот как это может произойти. Мне казалось, что это ситуация трагедии, потому что неизбежно кто-то остаётся в стороне, хотя бы один, хотя бы один голос не укладывается в эту общую полифонию. Вот этот слух, память детства, без неё не получилось бы этого сочинения, этого очень большого проекта, потому что это невозможно придумать, это можно только услышать. Я слышал. Тогда это было органично.
Когда началась война, я увидел, с какой лёгкостью вчерашние соседи и друзья, вдруг могут начать убивать друг друга
Но меня эта тема волновала, после того как разрушили город, после того как там внезапно началась война, а мне всегда казалось, что всё устойчиво, все друг друга не любят, но живут вместе. А потом началась война, и я увидел, с какой лёгкостью вчерашние соседи, друзья, которые за одним столом проводили кучу времени, вдруг могут начать убивать друг друга. Просто так. В одну секунду. И вот это ощущение трагичности, неустойчивости события, когда все живут вместе и не могут петь в унисон и друг друга не понимают. Они говорят на как бы русском, который не русский, это общий язык, а мыслят иначе, чувствуют иначе. И как вот это всё совместить? Это тема, которая волновала меня с детства. Проблема в том, что мы не живём в природе, мы живём в истории и в культуре. В природе легко быть вместе, вот когда в лесу дождь идёт, он идёт на всех одинаково: и на птиц, и на всяких зверей. А люди не живут так. У них всё равно есть память историческая, культурная память, которая ведёт в разные стороны. Вот это, видимо, и есть самая большая проблема…
Самый большой страх для композитора — оглохнуть. Не в физическом смысле, а перестать слышать время. Вот эта идея, что звук рождается из воздуха и связан с духом есть у всех народов. Звук - это инструмент, с помощью которого люди связываются с высшими силами, молят о любви и выражают свою радость. Т.е. - это связь с духом племени и с духом времени тоже. Оглохнуть - это потерять связь с духом времени. Это самая страшная болезнь. Человек в полной уверенности, что он в порядке. Он знает, что он хочет, он пишет сочинение, которое никому ненужно. Которое могло быть написано и 40 лет назад, и 50 лет назад, и 100 лет назад. И вот это ощущение, оторванности от своего времени, от мира, в котором живешь, вот это самый большой страх, который может быть у композитора.
Мне часто снится жуткий сон. Я выхожу на сцену камерного зала, где я давно не выступал. Сидит публика, полный зал народа. И так выжидающе на меня смотрит. Я сажусь играть и вдруг слышу шиканье : "Мы это все уже слышали". Я просыпаюсь в кошмаре.
Смешно выйти сейчас на московскую улицу и заговорить языком петербургской гостиной XIX века
Проблема музыкального языка - это проблема самоидентификации. Я помню после одного спектакля ко мне подошел коллега и сделал такой комплимент: " У тебя есть свой мир, свой язык". Но для меня нет никакого своего языка, потому, что это идея, которая осталась в эпохе авангарда. Люди, которые твердо верили, что какие-то инновации в искусстве обязательно приведут к изменениям в жизни. Вот, мы напишем музыку, которая будет символизировать полет в космос, и обязательно все будем жить в космосе. У меня есть друг, который уверен, что без инноваций в искусстве вообще нельзя. Мол, наша страна только то и делает, что добывает нефть, и мы не понимаем, как важны инновации. Давайте стимулировать инновации в жизни инновациями в искусстве. Это очень поверхностная устаревшая идея, пришедшая от авангардистов-шестидесятников: поиск своего языка, инноваций. Меня это абсолютно не интересует, потому что нужно говорить тем языком, на котором говорят твои современники. Смешно выйти сейчас на московскую улицу и заговорить языком петербургской гостиной XIX века. Это позерство такое, вот, вы все говорите так, а у меня, простите, другая природа и другая порода. То же самое и в музыке».
Метафизика одежды
Передача с участием актрисы Оксаны Мысиной и театрального режиссёра, драматурга, коллекционера старой одежды Клима
