После шумихи российских властей в связи с годовщинами пакта Молотова – Риббентропа и раздела Польши в 1939 году 90-летие конфликта на КВЖД проходит исключительно тихо. Здесь просматривается определённая традиция. В последующие после столкновения десятилетия эта операция в Советском Союзе если уж не замалчивалась, то как минимум не выпячивалась в исследованиях и пропаганде – сказывался довлеющий клубок советско-китайских отношений. Да и власти нынешней России, оглядываясь на КНР – союзника по обороне от поступи демократии, вовсе не трубят о славном ратном юбилее. Даже в регионах сколько-нибудь громких мемориально-академических или церемониальных мероприятий по этому поводу не проводится.

Таким образом, в нынешней России об этом конфликте знают куда меньше, чем, скажем, об участии СССР в войне в Испании в 1936–39 годах.

И это несмотря на то, что советская сторона в боях на КВЖД, согласно обобщающему исследованию Бориса Соколова, понесла потери большие, нежели на Пиренейском полуострове. За полтора месяца боёв в конце 1929 года Красная армия, только по официальным данным, не досчиталась 281 человек погибшими и пропавшими без вести, не считая умерших от ран. Потери китайцев были ещё большими. Столкновение произошло между двумя наиболее многочисленными армиями мира того времени, одна из которых представляла самую населённую, другая – самую большую страну планеты.

Кроме того, это событие – случайно или нет – легло в реализацию "пан-Азиатского" замысла кремлёвского горца. Об этом направлении красного экспансионизма он без перерыва думал и говорил с момента большевистского переворота. Например, выступая на совещании по созыву учредительного съезда Татаро-Башкирской советской республики в мае 1918 года, Джугашвили коснулся не только Поволжья: "Весь характер нашей революции, сама природа Советской власти, вся международная обстановка, наконец, даже географическое положение России между империалистической Европой и угнетаемой Азией, – всё это несомненно диктует Советской власти политику братской поддержки угнетённых народов Востока в их борьбе за освобождение".

В программной статье в "Правде" в ноябре 1921 года Сталин высказал мысль, которую в последующие годы повторял многократно. Он заявил, что первой задачей партии во внешней политике является "использовать все и всякие противоречия и конфликты между окружающими нашу страну капиталистическими группами и правительствами в целях разложения империализма".

На XII съезде РКП(б) в апреле 1923 года Сталин несколько раз подчеркнул значение советской политики в Азии, указывая на неизменность целей: "…Мы добьёмся того, что широко развернём знамя пролетарской революции и соберём вокруг него сочувствие и доверие стран Востока, представляющих тяжёлые резервы революции и могущих сыграть решающую роль в будущих схватках пролетариата с империализмом".

В 1920-е годы между СССР и Японией сложились прохладные отношения, а вот переговоры между китайскими демократами-националистами из партии Гоминьдан и СССР к 1923 году переросли в тактический альянс. У властителей Кремля были свои интересы – партию Сунь Ятсена и затем Чан Кайши они рассматривали как противовес Японии, США и Англии в этом регионе, поэтому предпочитали иметь дело в большей степени с Гоминьданом, и в меньшей – с ещё слабой китайской компартией, которую, тем не менее, осторожно поддерживали.

В мае 1924 года СССР установил контроль над КВЖД, построенной Россией в начале ХХ века. Дорога объявлялась совместным предприятием под двойным управлением. Договор об этом был заключён не с Гоминьданом, а с тогдашними властями Пекина, признанными на международном уровне.

Ситуация внутри Китая осложнялась политической раздробленностью страны, которую Гоминьдан пытался объединить "железом и кровью" в 1926–1928 годах. Часть "полевых командиров" и региональных лидеров были побеждены, другие поддержали Чан Кайши, третьи делали это на словах, иные не подчинялись вовсе.

Заручившись поддержкой Москвы, Чан Кайши не только воевал с властями Пекина или провинциальными "царьками", но решил избавиться и от соперников за власть слева – в апреле 1927 года он выгнал коммунистов из коалиционного правительства и провёл репрессии против них, что, впрочем, в глазах Сталина сошло ему с рук.

Маршал Чжан Сюэлян, правивший в Маньчжурии с 1928 года, признал нанкинское правительство – Гоминьдан, но при этом сохранял определённую автономию, что давало преимущества и ему, и Чан Кайши при внешнеполитических манёврах. В случае успеха действия Чжана Сюэляна могли быть объявлены общекитайской инициативой, в случае провала – "отдельными перегибами на местах".

Именно Чжан Сюэлян то ли по указанию, то ли при одобрительном попустительстве Чан Кайши приступил к силовым действиям на КВЖД – по официальным заявлениям, такие шаги были сделаны в ответ на активизацию разведдеятельности и коммунистической пропаганды со стороны советских служащих дороги. Советские представительства, разбросанные на огромном хозяйственном объекте, представляли собой очаги шпионажа и подрывной агитации. Отношения между Нанкином и Москвой испортились. Добившись определённых успехов в деле объединения страны, Чан Кайши к концу 1920-х годов захотел большей независимости от влиятельного северного союзника.

Советско-китайский договор мая 1924 года о КВЖД к концу 1928 года не вызывал уважения у Чан Кайши – ведь соглашение было заключено с тогдашними властями Пекина, свергнутыми Гоминьданом. Последний заявлял о стремлении избавиться от кабальных обязательств, навязанных иностранцами Поднебесной в момент, когда она была раздроблена.

Как отмечали исследователи Василий и Михаил Крюковы в своей монографии "КВЖД 1929: Взрыв и эхо", не вполне ясна дата начала конфликта. По поводу контроля над рядом спорных объектов противостояние нарастало с конца 1928 года и к лету вылилось в открытое противоборство. 27 мая китайская полиция провела обыск в советском консульстве в Харбине, где в это время с участием местных коммунистов проводилось масштабное совещание, участники которого, узнав о визитёрах, успели сжечь документы. Было арестовано около 80 человек, половину из которых составляли сотрудники консульства.

11 июля правлению КВЖД была вручена китайская декларация, где среди прочего указывалось: "Действия сов[етской] стороны устанавливают не только пассивное сопротивление заключённому соглашению, [но] и активное нарушение основных пунктов соглашения, поскольку пропаганда коммунистических идей выявляет угрозу политическому строю страны и общественному спокойствию".

Ряд протестов и "зеркальных" мер советской стороны вылились в разрыв дипломатических отношений 20 июля. Дорога перешла под контроль китайцев.

Советская пропаганда десятилетиями изображала заграничный поход Красной армии как упреждающий удар, и отдельные рупоры режима продолжают делать это и в 21-м веке.

Однако исследователь Майкл Уолкер, использовавший китайские источники, в своей выпущенной два года назад работе об этой войне не приводит никаких оперативных планов "китайской военщины" относительно советского Забайкалья. Вообще, странно было бы ожидать, что раздираемый вялотекущей гражданской войной Китай решится на агрессию, тем более что в промышленном отношении эта страна была неразвитой. Кроме того, в 1920-е годы ведущие западные державы, стремившиеся потушить очаг напряжения в Поднебесной, ввели эмбарго на поставки оружия в Китай.

Участник событий Иван Федюнинский вспоминал, что ещё до начала основных боёв солдаты противника, оказавшиеся в руках красноармейцев в ходе приграничных инцидентов, не производили впечатление грозного врага: "Глядя на наших воинов, перебежчики сравнивали их с китайскими солдатами. Они говорили, что китайское войско и белогвардейцы (осевшие в Маньчжурии. – А.Г.) вооружены неважно, в основном русскими трехлинейными и японскими винтовками. В кавалерии лошадей мало, все больше мулы. Кавалеристы вооружены только винтовками и револьверами, шашек нет".

Советская сторона располагала значительным перевесом в артиллерии и авиации, абсолютным – в танках, а также превосходством на воде. Если по количеству кораблей основных типов китайская Сунгарийская флотилия лишь немногим уступала краснознамённой Амурской речной флотилии, то по качеству и залпу – значительно.

Уже в июле Сталин сделал ставку на вооружённое столкновение, а в августе красноармейцы начали то, что сейчас называется "гибридной войной", – кавалерийские рейды и вылазки на территорию Китая с возвращением на советские базы. Краснозвёздные авиаторы нарушали воздушное пространство Китая, военное командование которого приказывало войскам не поддаваться на провокации.

Готовили и более крупномасштабную операцию. Василия Блюхера назначили командующим созданной 6 августа особой Дальневосточной армией (ОДВА). Он знал условия, так как до этого сам готовил китайских военных – нынешних противников, являясь военным советником при Сун Ятсене в военной школе Вампу.

Москва постепенно наращивала вооружённое давление – и одновременно проводила дипломатический зондаж через третьи страны. При этом Сталин размышлял о том, не стоит ли захватить полтора миллиона квадратных километров – площадь, превышающую территории Франции, Германии и Британии вместе взятые – с населением в тридцать миллионов человек. 7 октября Сталин изложил Молотову набросок плана красной интервенции, включавший настоящие зверства: "…кажется, что пора нам перейти на точку зрения организации повстанческого революционного движения в Маньчжурии. Отдельные отряды, посылаемые нами в Маньчжурию для выполнения отдельных эпизодического характера заданий – дело, конечно, хорошее, но это не то. Теперь надо пойти на большее. Нам надо организовать две двухполковые бригады главным образом из китайцев, снабдить их всем необходимым (артиллерия, пулеметы и т. д.), поставить во главе бригад китайцев и пустить их в Маньчжурию, дав им задание: поднять восстание в маньчжурских войсках, присоединить к себе надежных солдат из этих войск (остальных распустить по домам, обезглавив (sic! – А.Г.) предварительно ком[андный] состав), развернуться в дивизии, занять Харбин и, набравшись сил, объявить Чансуеляна (Чжана Сюэляна. – А.Г.) низложенным, установить революционную власть (погромить помещиков, привлечь крестьян, создать советы в городах и деревнях и т. п.)… Всем будет понятно, что мы против войны с Китаем, наши красноармейцы охраняют лишь наши границы и не имеют намерения перейти на кит[айскую] территорию, а если внутри Маньчжурии имеется восстание, то это вполне понятная штука в обстановке того режима, который установил Чансуелян". Впрочем, по размышлении от этого сложного и рискованного плана решили отказаться – его невозможно было осуществить в столь сжатые сроки, в отличие от приграничных операций – принуждения к переговорам и уступкам.

В ночь с 11 на 12 октября Амурская речная флотилия внезапно зашла в дельту реки Сунгари и при поддержке авиации, в том числе гидросамолётов, атаковала как береговые батареи в районе города Лахасусу, так и Сунгарийскую речную флотилию, потопив её значительную часть. Одновременно высаженный на берег десант занял город. После этой демонстрации силы части вернулись восвояси. По иронии судьбы в боях против Гоминьдана принимал участие советский монитор "Сунь Ятсен" – названный в честь основателя этой партии.

Раззадоренная успехом, 30 октября Амурская речная флотилия поднялась на 70 километров по реке Сунгари вглубь китайской территории, где потопила остатки Сунгарийской речной флотилии. С помощью десанта 1 ноября был взят город Фуцзинь, после чего войска вернулись на советскую землю.

Но Харбин и Нанкин не шли на уступки, поэтому главные сражения были ещё впереди.

Сталин не только одобрил план и сроки основной операции – через Ворошилова, но и лично громогласно подбодрил будущих участников похода в Поднебесную, опубликовав 7 ноября в "Правде" свои приветы бойцам на Дальневосточных рубежах – письмо в редакцию газеты ОДВА "Тревога": "Следите зорко за каждым движением китайских контрреволюционеров, отвечайте на удар сокрушительным ударом и помогайте тем самым нашим братьям в Китае, рабочим и крестьянам Китая, разбить ярмо помещиков и капиталистов".

Пожелание вождя было выполнено точно: китайские войска к началу советской атаки были растянуты вдоль железной дороги, что делало уязвимыми их боевые порядки. Тем не менее, советское руководство решило разгромить гарнизоны противника лишь вблизи собственной территории.

Основное сражение состоялось в расположенных через границу от российского населённого пункта Забайкальск станциях Маньчжурия и Чжалайнор. Это недалеко от границы с Монголией и озера Далаймор (Хулун-Нур) – то есть на самом северо-востоке Маньчжурии. С советской стороны в операции принимали участие три стрелковые дивизии, кавалерийская бригада, отдельный бурят-монгольский кавдивизион, отдельный сапёрный батальон, железнодорожный батальон, рота танков, дивизион бронепоездов, авиационная эскадрилья, а также два отдельных авиационных отряда, а не лишь "две двухполковые бригады", как за полтора месяца до того предлагал выделить Сталин на революцию во всей Маньчжурии. Им противостояли сравнимые по численности, но куда хуже вооружённые и обученные силы китайцев.

Наступление началось 17 ноября с артподготовки и авианалёта, после чего в боях был впервые использован первый танк, сделанный в СССР: МС-1 (Т-18) – модернизированная "чёрная копия" французского ФТ-17. Участник операции Василий Чуйков вспоминал, что военнослужащие обеих армий – обмундированные крестьяне – смотрели на вооружённые пулемётами и пушками бронированные машины как на диковинку: "Их атака была внезапной для китайских солдат, удивила она в не меньшей степени и красноармейцев…

…Мы видели в бинокли, как китайские солдаты и офицеры, завидев наши танки, высунулись почти в полроста из окопов. …Удивление оказалось столь сильным, что оно как бы парализовало их волю и убило даже страх.

…Красноармейцы... тоже не успевали наступать за танками, а некоторые как зачарованные глядели на двигающиеся стальные черепахи, изрыгающие огонь. (…)

Танки беспрепятственно дошли до китайских позиций и открыли огонь вдоль окопов. Пулеметный огонь отрезвил китайцев. Они в панике побежали. Десять танков без каких-либо потерь с нашей стороны прорвали оборону противника".

Смотри также

Без свидетелей. Как Японская и Российская империи делили Азию

В те дни в Забайкалье стояла настоящая зима, что сыграло двоякую роль. С одной стороны, китайские лётчики не были обучены воевать в холода, и красная авиация господствовала в воздухе. С другой стороны, поскольку красноармейцы были одеты в валенки и полушубки, это затрудняло переходы и марши – поэтому бойцы отставали от танков, но с поставленной задачей всё же справились. В этих боях проявила себя и кавалерийская бригада под командованием Константина Рокоссовского – будущего маршала победы. В течение трёх дней основные силы противника были разогнаны, тысячи солдат сдались в плен.

Одновременно был проведён отвлекающий удар – 17 ноября в Приморье в районе города Мишань и озера Ханко. Советская авиация разбомбила на аэродромах самолёты противника, совместными ударами артиллерии, кавалерии и пехоты за сутки город был взят, а на следующий день красноармейцы вернулись на базы.

Поскольку для РККА открылась дорога на Харбин, китайские власти запросили о переговорах. В результате этого 22 декабря был подписан Хабаровский протокол, по которому на КВЖД вернулся status quo anti bellum. Обе стороны отпустили арестованных в ходе инцидента граждан противника и пленных.

Для Сталина этот конфликт обладал более показательным значением, чем практическим смыслом – восстановлением контроля над важным хозяйственным объектом.

Операция была успешно использована для внутренней пропаганды. В условиях "великого перелома" – повального ограбления и избиения крестьянства – малая победоносная война стала едва ли не лучшим способом поддержать авторитет.

Престиж Красной армии восстановился и на международной арене, после того как он пошатнулся из-за неудачного вторжения в Афганистан в апреле-мае 1929 года – попытки вернуть на престол свергнутого просоветского Амануллу-хана.

Условному Западу намекнули, что, несмотря на массовость зверств и издевательств, которую большевики в ходе коллективизации возобновили после восьмилетнего перерыва на НЭП, лучше не начинать операцию спасения – то есть гуманитарную интервенцию. Последнюю Сталин не исключал, что доказывает начало строительства оборонительных сооружений на европейской границе СССР в 1928 году.

Успех танков на поле боя укрепил военную верхушку СССР в мысли о перспективности этого вида вооружений. Это стало одной из причин того, что выпуск танков в СССР в 1930-е годы превосходил таковой во всех остальных странах мира, вместе взятых.

Но куда важнее было пустить пыль в глаза двум важнейшим азиатским соседям. Демонстрация силы для Чан Кайши была проведена после того, как он расправился, пусть и не окончательно, с китайскими коммунистами в 1927 году – но силу показали ограниченно, чтобы не толкнуть "белокитайцев" к антисоветскому союзу с Японией. Соответствующий сигнал был послан и правящим кругам страны Восходящего Солнца, где в тот момент шли оживлённые дискуссии о направлении экспансии – "рвите ослабшую Поднебесную".

И замысел сработал.

Через два года после боёв на КВЖД Япония полностью оккупировала Маньчжурию, изгнав оттуда силы Чжана Сюэляня, а затем создав там марионеточное государство Маньчжоу Го. 23 сентября 1931 года Сталин писал Кагановичу в связи с вторжением Страны Восходящего Солнца в Китай о том, что сейчас – самое время для политики divede et impera: "Наше военное вмешательство, конечно, исключено, дипломатическое же вмешательство сейчас не целесообразно, так как оно может лишь объединить империалистов, тогда как нам выгодно, чтобы они рассорились".

Чан Кайши, помня урок 1929 года, не объявил войну СССР, когда Сталин в 1933 году начал вторжение в богатый полезными ископаемыми китайский Восточный Туркестан. Причём операция проходила с использованием "ряженых" оборотней, то есть по схеме, которую Сталин предлагал Молотову в октябре 1929 года относительно Маньчжурии. Таким образом, к 1934 году Москва поставила львиную долю Синьцзян-уйгурского автономного района под контроль, фактически создав там огромный красный протекторат – на границе с Казахстаном.

Вскоре после этого, чтобы отойти в сторону от нарастающего противостояния между двумя великими нациями, Сталин отказался от своей части управления КВЖД за денежную компенсацию от Маньчжоу Го, то есть "вассала" Японии. Таким образом, сохранив лицо, Красная армия ушла с объекта, находившегося на чужой земле, вдали от основных жизненных центров СССР, и который в любом случае было тяжело использовать в случае масштабной войны. Гоминьдан в 1935 году выразил СССР протест по поводу сделки, заключённой без его согласия. И этот коммерческий шаг ещё больше усилил японо-китайские противоречия, раззадорил аппетиты токийской хунты, что и привело к началу японо-китайской войны в 1937 году. К слову, в КНР начало Второй мировой отсчитывают именно с этого года.

Пользуясь сохранённым нейтралитетом Чан Кайши, Сталин быстро договорился с ним и начал продавать ему оружие и предоставлять военных специалистов, разжигая войну соседей и давая Японии всё больше увязнуть в Поднебесной. Окончательным шагом по принуждению "самураев" к миру стала победа на Халхин-Голе в 1939 году. Завершающим аккордом этой военно-дипломатической игры стало заключение пакта о ненападении в апреле 1941 года с японским министром иностранных дел. Молотов вспоминал: "Мы со Сталиным крепко напоили Мацуоку и чуть ли не внесли его в вагон".

Советам было что праздновать. Как отмечал исследователь Борис Славинский, с 1941-го по середину 1945 года между СССР и Японией сложилось уникальное во всей человеческой истории положение – в ходе войны двух коалиций два граничащих друг с другом государства сражались против всех союзников друг друга, но не между собой.

Таким образом, в Азии долгосрочная стратегия Сталина стала даже более успешной, чем в Европе, где в 1941 году Гитлер совершил неожиданный поворот. Тем не менее, победив и его, СССР в 1945 году в одностороннем порядке разорвал пакт с Токио и провёл операцию по добиванию японских войск на Сахалине и "Августовский шторм" – в Маньчжурии. Это стало началом кровавого марша коммунистов от Северной Кореи до Тибета и Вьетнама.

27 июня 1949 года довольный Сталин сказал на приёме делегации китайских товарищей: "Центр революции с Запада переместился на Восток, а сейчас он переместился в Китай и Восточную Азию". Через год по его приказанию Ким Ир Сен начал вторжение, вскоре с подачи Сталина же Мао Цзэдуну переросшее фактически в китайско-американскую войну.

14 октября 1952 года на XIX съезде КПСС, перед сидевшими в зале представителями "братских" режимов, вождь заявил, что во Вторую мировую войну Советский Союз оправдал надежды как ударная бригада мирового пролетариата, разгромив фашизм – немецкий и японский: "Конечно, очень трудно было выполнить эту почетную роль, пока “Ударная бригада” была одна-единственная и пока приходилось ей выполнять эту передовую роль почти в одиночестве. Но это было. Теперь – совсем другое дело. Теперь, когда от Китая и Кореи до Чехословакии и Венгрии появились новые “ударные бригады” в лице народно-демократических стран, теперь нашей партии легче стало бороться, да и работа пошла веселее".

И лишь скорая смерть помешала Сталину направить ударные бригады не только в Азию.

Александр Гогун – исследователь военной истории сталинизма