- Идеи гуманизма зародились в середине XIV века. Его истоки в античности, вернувшей европейцам веру в человека и освободившей его из религиозного рабства.
- Сегодня исследователи выделяют многие разновидности гуманизма: атеистический и религиозный, коммунистический и научный, пост- и трансгуманизм.
- В Россию гуманизм пришел в основном в XIX веке, уже в светском и антирелигиозном виде.
- Современный гуманизм не связан с каким-то одним направлением, он питается различными гуманистически ориентированными традициями культуры.
Алексей Юдин: Сегодня у нас на повестке дня гуманизм. В последнее время представления о том, что такое гуманизм, как-то все более и более расплываются, а во многих дискуссиях звучат прямые обвинения в том, что гуманизм стал роковой ошибкой, что он извратил судьбу современной цивилизации, и все, что с нами произошло неприятного, породил когда-то гуманизм. Давайте разбираться.
Корреспондент: "Не для того мы рассуждаем, чтобы знать, что такое добродетель", а для того, чтобы стать хорошими людьми" (Аристотель). "Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо"
(Публий Теренций Афр).
Гуманизм зародился на излете Средних веков как попытка нового прочтения человека по правилам, созданным еще античными писателями, прежде всего, Вергилием и Цицероном. Первым проектом гуманизма стал ренессансный гуманизм, в основу которого легло так называемое "изучение человечности". Но тогда эта человечность еще укладывалась в рамки христианского мировоззрения. Гуманисты этого периода, перетолковав Цицерона, подчеркивали, что понятие "человечность" есть важнейший результат культуры. Они провозгласили человека венцом мироздания и утверждали его право на земное счастье, на "естественное" стремление к наслаждению и способность к нравственному самосовершенствованию как духовно свободной личности. Ренессансные гуманисты стремятся к познанию человека как он есть, со всеми его земными нуждами и несовершенствами.
Далее идеи гуманизма сыграли заметную роль как в движении Реформации, так и в сопротивлении Католической церкви протестантским реформам. В эпоху Просвещения идеи гуманизма формируют принципиальные черты новой европейской культуры с ее оптимистическим культом разума, науки, свободной личности, индивидуализма и предпринимательской инициативы.
В Россию гуманизм пришел в основном в XIX веке уже в "светском" и антирелигиозном виде, что закономерно вызвало сопротивление со стороны православия. Николай Бердяев утверждал, что атеистический гуманизм диалектически перерождается в антигуманизм. И с точки зрения идей такой гуманизм приводит в итоге к ницшеанству и марксизму, а с точки зрения социально-политического устройства – к режиму нацистской Германии и коммунистической России.
Впрочем, гуманизм подвергается критике со стороны не только религиозного сообщества, но и современных постгуманистов. Они не принимают исключительной сосредоточенности гуманистов на человеке, подчеркивая, что человек представляет собой эволюционирующую часть природы и подвержен постоянным изменениям.
Сегодня исследователи выделяют разнообразные разновидности гуманизма: атеистический и религиозный, коммунистический и научный, пост- и трансгуманизм, а также многие другие.
Гуманизм подвергается критике со стороны не только религиозного сообщества, но и современных постгуманистов
Современный гуманизм не связан с какой-то одной интеллектуальной традицией, он питается различными гуманистически ориентированными философскими, художественными, научными, правовыми и другими традициями культуры.
Алексей Юдин: Наши сегодняшние гости – Ольга Седакова, поэт, филолог, переводчик Данте, и Ольга Кусенко, научный сотрудник сектора истории западной философии Института философии РАН.
Собственно, с чего все начиналось? Где-то с середины XV века возникает то, что мы сейчас описываем как гуманистическое движение, и созревает гуманизм как некий проект. Но это, по сути, высокое Средневековье. А где там был человек? Действительно, Средневековье забыло человека, и потом гуманистам пришлось его вспоминать.
Ольга Кусенко: Это очень большой вопрос для историков, вызывающий множество дискуссий, особенно с начала эпохи Просвещения, когда стали появляться достаточно значимые концепции ренессанса и историографические работы по гуманизму. В одной из известных работ XIX века швейцарского историка Якоба Буркхардта мы четко видим отделение Средневековья, потом это разом кончилось, и начался период гуманизма. Разделение ввели сами гуманисты: еще в XV веке вводится понятие "Средние века". Античность, как считали многие гуманисты, длилась вплоть до 529 года, пока не была закрыта платоновская академия. Как говорил Гегель, мы наденем сапоги-скороходы и пробежимся по этому тысячелетию, потому что там все достаточно блеклое и однотипное.
Другая группа историков, к которым примыкаю я, считает, что это тысячелетие было наполнено необыкновенным цветением и глубиной. Да, человек в Средневековье, безусловно, был, он так же был венцом творения, античность в Средневековье никуда не исчезала, и человек никуда не исчезал.
Алексей Юдин: Он был венцом творения, но пока не центром мироздания, как это часто приписывают гуманизму. Что могло привлечь гуманистов в античности, чего им не хватало в современности?
Ольга Седакова: Античность была, прежде всего, школой. Она выработала школу воспитания античного человека. По этому образцу хотели построить школу нового типа: человек, достигающий совершенства, прежде всего, гуманитарного, но не только: развитие технического гения и всего остального.
Я хочу сказать про Средневековье: конечно, ничто так высоко не ставило человека, как христианская доктрина. Поскольку Христос становится человеком, человек призван следовать за Христом и самому становиться в своем роде божеством. В античности этого не было.
Алексей Юдин: С приходом гуманизма христианская доктрина как-то блекнет?
Ольга Седакова: Нет, но с христианской доктриной что-то происходит. В античности они увидели то, чего, вероятно, им не хватало в предыдущей мысли и искусстве. Конечно, она никуда исчезала, Данте, например, никто не отнесет еще к Ренессансу и гуманизму в строгом смысле, но его знания античности и нужда в античности огромны. Иногда он обращался к богу, называя его Аполлоном, и никто из его читателей не считал это ересью – это была вполне привычная форма использования античных имен.
Ольга Кусенко: Николай Бахтин писал, что обращение к античности в XIX – начале ХХ века в России было заговором против современности. В первом и единственном классическом итальянском Ренессансе можно видеть то же самое. Многие историки и философы именно это в нем и видят. Сами гуманисты много про это рассуждают. Это не значит, что они отрицают современность – это значит, что они задают ей вопросы и хотят собрать все то лучшее, что было в прошлом (и не только в античности, они переводят отцов церкви), до XV века, и идти дальше.
Алексей Юдин: В чем заключался проект гуманизма, чему и как они собирались учить?
Ольга Седакова: Первая вещь – это латинский язык. Начинается изучение классической латыни.
Ольга Кусенко: Нужно вернуться к понятию "гуманизм". Сейчас в учебниках или в Википедии часто пишут, что это человечность. Но в первую очередь это не человечность, а образование. У греков, насколько я понимаю, это была идея прекрасного, всесторонне развитого человека, некий идеал человека, развитого за счет свободных искусств, риторики, поэзии, телесных упражнений. К этому идеалу каждый человек должен был стремиться в первую очередь за счет гуманитарных знаний. Если мы говорим про античность и про возрожденческих гуманистов, то я бы все-таки делала упор именно на гуманитарные штудии, а не на то, что они боролись за права человека.
Алексей Юдин: Меня интересует, как закладывался тот фундамент, на основании которого потом были построены многие современные конструкции. Это все-таки была какая-то наука о человеке?
Ольга Седакова: Это было научение человека. Для гуманиста человеком не рождаются, им становятся в результате долгой работы, приобретения знаний. Эта школа до последнего времени оставалась в Европе, в классической гимназии. Последняя действующая классическая школа ренессансного типа сохранилась в Италии. Позднейшие коннотации гуманизма с какой-то мягкостью, жалостью, любовью к человеку там не присутствовали, там присутствовало довольно строгое желание из неоформленного человека сделать нечто оформленное. Может быть, они хотели противопоставить человека с богатой палитрой чувств и мыслей средневековью, у которого, как им казалось, репертуар чувств узкий: эти чувства заранее осуждены как грешные, про них не надо говорить. Это расширение диапазона.
Алексей Юдин: Почему Франческо Петрарка считается первым гуманистом?
Ольга Кусенко: В советских учебниках писали, что это первый новый человек. К сожалению, мы до сих пор живем в этом каноне.
Ольга Седакова: Я как раз не могу объяснить, почему именно его считают отцом гуманизма. Может быть, потому, что он первый стал писать на таком прекрасном латинском языке.
Ольга Кусенко: Самые ближайшие к нему гуманисты считали, что их век прекраснее, чем античность, потому что, в том числе, на их веку уже был Петрарка.
Ольга Седакова: Петрарка, можно сказать, привел Цицерона в культуру. У Данте, при всем богатстве античных аллюзий, Цицерон почти ничего не значит.
Ольга Кусенко: И потерял еще один текст – "О славе". Если бы гуманисты чуть-чуть опоздали, может быть, на полвека, то мы бы сейчас, возможно, не имели шанса приобщиться ко многим текстам античных авторов. Петрарка нашел текст Цицерона и, не успев его переписать, дал на время своему учителю, тот куда-то его определил, и больше про этот текст ничего неизвестно.
Алексей Юдин: Подводим промежуточный итог: гуманисты пришли очень вовремя, они создали некую школу, которую потом предстояло пройти европейскому человечеству. Этот проект был именно про человека, про язык, про судьбу культуры и цивилизации.
Кем были первые люди гуманизма, его основоположники? Колюччо Салютати, Поджо Браччолини, Эразм Роттердамский…
Гуманизм – это в первую очередь не человечность, а образование
Ольга Кусенко: Важно отметить, что ренессансного гуманизма как единого течения все равно не было. Был гуманизм Салютати, был гуманизм Николо Макиавелли, был гуманизм Марсилио Фичино. Они все очень разные люди. Например, Фичино – выученик схоластической школы. Есть такая работа, написанная на итальянском нашим соотечественником, эмигрантом Владимиром Забугиным: "История христианского Ренессанса". Он вообще считает, что не было никакого возвращения к языческим первоосновам – это просто один из этапов развития христианства. Например, можно вспомнить Якопо Саннадзаро – это ренессансный поэт, писатель, автор известной поэмы о рождестве Девы Марии, написанной в подражание Вергилию. Также можем вспомнить и художников. И в музыке, и в архитектуре, и в литературе, и в живописи можно найти очень много примеров попытки возвращения к незамутненным основам христианства.
Алексей Юдин: Тогда мы должны вспомнить и Лютера, потому что у него была такая же программа. И сама реформация – это как раз обновление, возвращение к истокам. Гуманисты и реформация – это все-таки про одно большое нечто.
Ольга Седакова: Да, только вопрос в том, как здесь предстают эти истоки. Некоторые католические богословы говорят, что общее движение ренессансного христианства, при всех расхождениях и различиях, чем-то близко пелагианству, которое в начале V века было осуждено как ересь, но оно не погибло и живо до сих пор, время от времени возникает снова. Это учение монаха Пелагия из Британии, оно касается вопросов, которые, как мне кажется, нельзя решить совсем однозначно. Первые рассмотрения пелагианского движения были положительные, они были признаны ортодоксальными. То, о чем спорил с Пелагием Августин, главный его оппонент, мне кажется, и перешло в наследие гуманистов. Главное, в чем было различие, – это тема падшести и греховности. Гуманисты не отрицали христианство и не выходили из него, но сосредоточенность на первородном грехе, на том, что человек обречен, поэтому само его развитие, воспитание и способность творить великие благие дела, чего хотели гуманисты… То есть они хотели свободы для того, чтобы творить благие дела, а не для того, чтобы делать что угодно.
Алексей Юдин: А что для них была свобода?
Ольга Седакова: Прежде всего, это свобода показать величие человеческих возможностей: интеллектуальных, творческих и разных других. Если человек не обречен, если он не находится в безнадежно падшем мире, если первородный грех не наследуется, то у человека есть возможность не впасть в грех. Если он грешит, он это делает по собственной свободной воле. С этим комплексом очень много чего связано, но главное, что исчезает тема невеселого Средневековья, много веселых и радостных картин, тем не менее, преобладает монашеский путь покаяния в грехах и благочестивая беспомощность, без которой я не представляю себе христианской веры. Человек знает, что без божьей помощи он ничего не достигнет. В чем беда, которую принес Адам: он показал плохой пример, и все могут следовать за ним. Но это не значит, что ребенок рождается с Адамовым грехом. Это было отступление от ортодоксальной доктрины, которая еще не сложилась.
Когда мы смотрим на живопись Ренессанса, особенно раннего, мы видим, что тьма, покаяние, раскаяние куда-то рассеивается, мир становится светлее, с него как бы снимается проклятье падшего мира. Красота мира, красота плоти – ренессансная тема, она возможна только при том, что концепция греха не тяготеет над всем.
Алексей Юдин: Это похоже на то, о чем писал Макс Вебер, говоря о расколдовывании мира? Мир расколдовывается и становится человечным. Что они имели в виду, как это происходило, и что остается нам в наследие? Их привлекала религиозность античности, или Аполлон – это было просто имя для солнечного бога и ничего больше? Будучи христианами, они все-таки открывали другой мир, довольно тревожный, с точки зрения религиозных интуиций.
Ольга Седакова: Я думаю, впрямую, как современники Сократа, они, конечно, не верили в античных богов, было какое-то другое с ними обращение. Они верили в некоторое божественное начало, которое за всем этим стоит, и оно их очень привлекало.
Алексей Юдин: Новое открытие мира предполагало какие-то проекции на реальную жизнь: социальную, гражданскую? Из этого открытия следовали какие-то прямые выводы?
Ольга Кусенко: Был такой гуманист Леон Баттиста Альберти, у него свобода человека, творческое начало ренессансного человека (августиновское "превзойди самого себя") всегда связано с ответственностью. Поразительно, насколько ренессансный человек, гуманист чувствовал эту ответственность перед малым или большим миром, перед городом или вообще перед всей планетой. В дневниках Леонардо это тоже очень заметно. Он, например, пишет: я могу создать такой аппарат, с которым можно плавать под водой и прокалывать корабли, и никто не заметит, но я не буду этого делать, потому что этим могут воспользоваться недобросовестные люди, которые используют его не на благо человечества. Поразительно, насколько сейчас потеряна эта связка.
Тот же Альберти в трактате о зодчестве пишет, что очень много примеров зданий, которые построены в ущерб ландшафту, так не должно строить, то есть ничто не должно вторгаться насильно в изначально данный нам мир, все должно органично в него вписываться.
Ольга Седакова: Этот порыв покорить природу, пространство, время – совсем не ренессансный порыв, он возникает потом.
Алексей Юдин: Идея прогресса, стремления вперед уже зарождалась, мы можем обнаружить ее в то время?
Ольга Седакова: Такой идеи прогресса, которая сложилась потом, я думаю, не было, скорее было представление о том, что возможно сделать что-то лучше, совершеннее каким-то особым путем, не тем, что мы возьмем и построим сто заводов.
Алексей Юдин: Но это совершенство обременено ответственностью?
Ольга Седакова: Конечно, иначе оно не совершенство.
Алексей Юдин: Мы понимаем, какой огромный, сложный, крайне неоднозначный путь прошел гуманистический ренессансный проект к настоящему времени. Давайте вспомним основные сценарии этого пути. Совсем недавно был советский гуманизм.
Ольга Седакова: Советского гуманизма не было.
Алексей Юдин: Тем не менее была претензия в самом названии. Был коммунистический гуманизм, есть вроде бы некоторый религиозный гуманизм.
Ольга Седакова: Никита Алексеевич Струве после смерти Сергея Сергеевича Аверинцева сказал, что он был последним христианским гуманистом. Я ему возразила, что одним из первых, потому что это довольно редкое сочетание гуманизма в той степени, что он сопоставим с гуманистами по своему обращению с античностью и при этом вполне догматический христианин.
Алексей Юдин: По-моему, гуманизм предполагает некое сопоставление с чем-то более совершенным, мощным, ярким. Есть атеистический гуманизм: если наберешь в интернете "гуманистическое общество", это обязательно будут атеисты. Значит, это еще какое-то направление, связанное с отрицанием не только церкви, но и бога. Когда это появляется?
Советского гуманизма не было и не могло быть, как и нацистского гуманизма
Ольга Седакова: Еще одно важнейшее понятие для гуманизма – это достоинство человека. То, что мы теперь называем правами человека, возникло отсюда и первоначально называлось именно достоинством. Речь шла о том, что человек должен в любом положении сохранять достоинство, его нельзя лишать достоинства, нарушать его. Поэтому я говорю, что советского гуманизма не было и не могло быть, как и нацистского гуманизма.
Ольга Кусенко: Или гуманизма эпохи Французской революции. Это гуманизм, который берет только бренд, но внутри содержание, пожалуй, антигуманистическое.
Достаточно непростой вопрос, где начинается атеистический гуманизм. Может быть, с Фридриха Ницше. Некоторые историки философии считают, что он был величайшим гуманистом. Ницше достаточно много пишет про Ренессанс, в какой-то мере он чувствует себя, видимо, фигурой, равной ренессансным деятелям. Жан-Поль Сартр, экзистенциализм – это гуманизм, то есть человек заброшен в этот мир, нет бога, нет абсолютна, на который человек должен равняться, человек – сам себе абсолют, сам себе мера. Христианский гуманизм – пожалуй, единственно возможный гуманизм, потому что если нет опоры на абсолют, на абсолютную личность… Человек полторы тысячи лет жил на опыте абсолютной личности, видел ее перед собой, стремился к этому идеалу. Как только у него забрали этот идеал… Сейчас постгуманисты, трансгуманисты вообще говорят о том, что нужно записать наше сознание на небиологический носитель – это избавит нас от болезней и смерти, мы действительно станем вечными людьми. Но людьми ли? Большой вопрос, что получится из этого киборга. Как потом нам существовать с этими постсуществами?
Алексей Юдин: Что творится с современными гуманитариями?
Ольга Седакова: Они в своих сочинениях, картинах ставят вопрос: что такое человек? Начинают сосредоточиться на самых драматических, ужасных вещах: рассматривать, человек ли это, изучать какие-то страшные сцены, допустим, поведение лагерников. Главное о человеке мы узнаем в экстремальной ситуации, на грани смерти. Конечно, это не по-гуманистически, потому что для гуманистов для начала хорошо, чтобы человек себя проявил, он вовсе не должен превращаться в лагерную пыль. Новый гуманизм очень драматичен: как богословие после Освенцима, так и гуманизм после Освенцима. Но, по-моему, в этом ракурсе очень много не узнаешь. Человек проявляет себя, когда он счастлив, а не когда находится в этом состоянии. Это прекрасно понимали гуманисты. Мое любимое пушкинское изречение: "Все говорят, что несчастье – это хорошая школа. Может быть. Но счастье – это лучший университет".
Алексей Юдин: Что осталось от ренессансной школы гуманизма в современном университете и осталось ли? Чему учиться, у кого, с кем сравнивать себя?
Ольга Кусенко: Лоренцо Валла говорил: чтобы стать настоящим гуманистом, нужны три вещи. Первое – это время в плане эпохи: чтобы не было войн, чтобы все было относительно спокойно, можно было предаваться изучению. Второе – это время в плане того, чтобы было время, чтобы ты не должен был каждое утро бежать на работу и возвращаться домой уставший. И третье – это круг единомышленников, без которого не станешь настоящим гуманистом. Похоже, что современный университет очень редко порождает такие круги, где действительно возникает какая-то интеллектуальная, эмоциональная вовлеченность студентов. Видимо, все поставлено на осуществление услуг. Ответственности в высоком гуманистическом смысле в университете становится меньше, и это печально.
Алексей Юдин: А вообще, это гуманистическое, гуманитарное начало где-то присутствует в нашей жизни? Есть ли такое место, куда можно прийти и остаться в спокойствии, где можно понять что-то про изначальный замысел гуманизма?
Ольга Кусенко: Видимо, нужно отправляться во Флоренцию, в какие-то малые музеи, или ехать на Вилла И Татти, в флорентийский пригород, где сейчас находится центр ренессансных исследований Гарвардского университета. Там ты попадаешь в атмосферу дома, в котором гипотетически мог бы обитать какой-нибудь среднестатистический гуманист.
Ольга Седакова: Это музей, а я хотела бы сказать о живом. Мандельштам в прозе очень хорошо описывает наследство гуманизма, как семинар или кружок, которым руководит любимый профессор, где люди действительно вовлечены. Я была достаточно счастлива, потому что я видела такие кружки еще в университете, и они были скорее вопреки общему течению. Никита Ильич Толстой создавал вокруг себя такой круг. Конечно, такой круг был вокруг Сергея Сергеевича Аверинцева. Это действительно напоминало гуманистическую среду. Наверное, и сейчас такое бывает.
Алексей Юдин: Мы нашли возможное конкретное воплощение гуманистического проекта. Я тоже это видел. И будем надеяться, что этот изначальный дух гуманизма с его идеей достоинства и ответственности все-таки не выполнил своей миссии, а продолжает работать дальше.
Ольга Седакова: Интересно, а с чем мы останемся без этого, без достоинства и ответственности?
Алексей Юдин: Я приведу свою любимую цитату из Честертона, которая для меня много что проясняет в этом плане (это "Вечный человек"): "Кто-то сказал, что человек на коне – самое прекрасное зрелище в мире. Пока мы это чувствуем, все в порядке. Легче и лучше всего чувствовать это, если тебя научили любить животных". Здесь речь не только о животных. Человек на коне, величественный, гордый – это прекрасно, но все-таки кто-то должен быть рядом (или что-то): вот эта соотнесенность, достоинство в ответственности за других.
