Во второй части этого выпуска: «Родной язык» с грузинским поэтом Звиадом Ратиани.

Парк советского периода.

Каждый год в конце июля-начале августа на горном швейцарском курорте Вербье проходит международный музыкальный фестиваль. Рассказывает Карина Арзуманова:

– Швейцарский Вербье — край горнолыжников и велосипедистов, походов с палками и головокружительных высот. Здесь звезды совсем близко. Таковы декорации летней музыкальной фиесты, созданной по вдохновению музыкального продюсера Мартина Энгстрема, ради которой уже больше четверти века раз в году на высоту полутора тысяч метров поднимаются рояли, два оркестра, талантливая музыкальная молодежь и большие артисты. Жизнь в деревушке во время фестиваля — это несколько точек ежедневного притяжения. Две основных площадки — большой тент и церковь, здесь проходят главные концерты: каждый день в 11 утра, в 7 и 8 вечера. Между ними с утра и до поздней ночи происходит параллельная концертная и учебная жизнь. Как знаменитые, так и начинающие артисты трудятся в Вербье, не покладая рук. Трудится и слушатель, чье расписание тоже весьма насыщенное. Я ловлю тружеников Вербье между обучением в академии, репетициями, концертами, фуникулером, ужинами, семейными вылазками и горами. Меццо-сопрано Александра Янгель, москвичка и солистка Венской оперы. В концерте вокалистов она пела острохарактерную «Крейцерову сонату» из «Сатир» для голоса и фортепиано Дмитрия Шостаковича на стихи Саши Черного.Кто подготовил с вами «Сатиры» Шостаковича?

– Это моя собственная работа, потому что я очень люблю эту музыку, особенно Шостаковича, вообще ХХ век. Русская музыка — это мое самое любимое, я стараюсь её часто исполнять, особенно за границей, потому что эту музыку не так много исполняют здесь. Я закончила московскую ЦМШ по классу скрипки, потом решила поменять профессию на певицу. Для меня все-таки Европа ближе, для моего голоса, и я переехала в Вену.

У нас очень большая нагрузка, очень много мастер-классов, занятий языком, стилем. Мне очень нравится, как работают с нами концертмейстеры, очень скрупулезно, подробно работают, отдельно с нами встречаются, репетируют язык, чтобы у нас все гласные, согласные были вместе, чтобы все было правильно, грамотно, динамично. Они отрабатывают все мелочи, чего, к сожалению, в моей практике именно вокальной, не в скрипичной, а вокальной, не было очень давно. Это совершенно другой уровень работы, музыки и результат совершенно другой.

– С Мишей Майским удалось встретиться на следующий день. Я спросила его: как ведут себя здесь его очаровательные дети?

– Моя жена была в Брюсселе, ездила к нашему 14-летнему сыну, у которого был большой концерт, а я был один с тремя детьми. Это, конечно, не просто. Когда я с ними по одному — замечательно, абсолютно без проблем. Я сюда ехал на машине 11 часов с Матео, которому 6 лет, и с собакой, естественно, полная машина багажа. Абсолютно никаких проблем, наоборот.

Миша Майский приезжает в Вербье 25-й раз.

– Я приезжаю сюда со всей семьей. Мы стараемся приезжать на весь фестиваль, на две недели. Таким образом, у всех есть масса возможностей. Моя жена играет в теннис, наслаждаются горами, гуляют с собаками. Я стараюсь не слишком много играть, потому что для меня самое главное на этом фестивале то, что можно послушать огромное количество музыки, замечательных музыкантов, пообщаться с ними. Обычно я по всему миру мотаюсь, играю, слушать концерты мне удается очень редко. Концерты живьём — нечто особенное, особенно, когда такие потрясающие музыканты собираются, много молодых интересных музыкантов. Поэтому, когда играют камерную музыку в новых комбинациях, всегда в этом есть что-то интересное, всегда можно получить заряд новой энергии, идей. Я человек очень открытый, я, например, буду играть опять трио Чайковского, по-моему, шестой, или седьмой раз на этом фестивале за 25 лет. Трио Шостаковича, по-моему, я играл семь раз и всегда в разных составах. Был случай совершенно уникальный, когда я на том же фестивале, на той же сцене в течение одной недели играл то же самое трио Чайковского в двух разных составах. Один раз был один из моих самых любимых пианистов Евгений Кисин, мы играли трио Мендельсона и Чайковского. А за неделю до этого был запланирован концерт с Вадимом Репиным и Ланг Лангом, где было запланировано трио Шуберта, но Ланг Ланг за несколько месяцев до фестиваля решил записать трио Чайковского, настоял в итоге на этом, хотя Мартин Энгстрем очень долго сопротивлялся, но потом ему просто сообщил менеджер Ланг Ланга, что он будет играть трио Чайковского. Есть такой анекдот: «Где Гаврила сидит? Там, где хочет, там и сидит». Но было, тем не менее, очень интересно, я играл совершенно по-разному. Я играл и с Максимом Венгеровым, сейчас буду с Денисом Мацуевым.

Знаменитый российский скрипач Вадим Репин тоже любит приезжать в Вербье.

– Я здесь очень хорошо себя чувствую, потому что мне кажется, что в принципе одна из задач этого фестиваля — такая долька сюрприза, неожиданные комбинации, какие-то неожиданные программы.

В моей музыкальной жизни здесь было очень много интересных встреч. Впервые я здесь выступал с Плетневым, например. Другие фестивали несколько по-другому устроены, там приезжаешь, дал концерт и сразу уехал, нет такого, когда ты можешь за один приезд сделать два-три выступления, совершенно порой непредсказуемых. Три вещи важные в каждом ангажементе — это личное пристрастие, престиж и финансовая составляющая. Стараюсь, чтобы две из трех присутствовали.

Слушатели на фестивале тоже люди необыкновенные. Мне посчастливилось поговорить с хореографом Азарием Плисецким.

– С 1991 года я в Швейцарии связан с группой Бежара. То, что я здесь в Вербье — это тоже наследие Бежара. ​Потому что Бежар очень любил музыку и всегда обращал внимание на то, как музыка может влиять на хореографию. Cюда приезжают много танцовщиков слушать музыку. ​

Даже мы здесь однажды на этой сцене показывали «Весну священную» Стравинского с труппой и с оркестром. То, что приехала труппа Бежара сюда и исполнила «Весну священную» с оркестром или то, что здесь был замечательный вечер памяти Майи Плисецкой, когда была проекция «Болеро» в исполнении Майи, аккомпанировал этой проекции живой оркестр, Гергиев дирижировал, глядя на экран — это было тоже единение музыки, хореографии и великих имен. Для молодых музыкантов, которые приезжают сюда, для них это трамплин в профессию, они приближаются к звездам, а звезды в свою очередь спускаются к людям. Место единения небожителей и любителей музыки.

Миша Майский:

— Музыка для меня — это очень живой организм. В музыке, как и в жизни, ничего никогда не повторяется, повторения нет. Поэтому я очень не люблю это выражение, что в сюитах Баха так называемые повторения. Я даже сделал свою редакцию сюит Баха. Смысл этой редакции был именно в том, чтобы так называемые повторения были выписаны, тогда возникает совершенно иное представление о музыке. Музыка продолжается и развивается, никогда не повторяется. Меня спрашивают: вам не надоело играть тот же самый концерт Дворжака, те же сюиты Баха? То есть, не скучно ли вам? Скучно — я этого понятия никогда не ощущал. Я не понимаю, как можно скучать в этой жизни, когда всего 24 часа в сутках и 365 дней в году. Хочется много. Теоретически у меня масса увлечений, практически две самые важные вещи в моей жизни: музыка, моя профессиональная активность, и моя семья, мои шесть замечательных детей и моя красавица жена, но все равно музыка обижается на меня иногда. То есть не хватает времени, свободного времени очень мало. Я иногда даже пытаюсь играть в футбол, потому что футбол — это религия всех моих мальчиков.

Один из самых моих не только необычных, а незабываемых концертов и особенных концертов в моей жизни был именно здесь. Это был мой так называемый карт-бланш. Мне привезли сюда из Америки зачем-то виолончель, хотя я не просил, я очень люблю свою виолончель, у нас с ней любовь уже продолжается 45 лет, я надеюсь, что у нас много лет еще впереди. От добра добра не ищут. Я верю в то, что когда что-то хорошо, то не нужно искать еще лучше, потому что в жизни тогда не успокоиться.

Поэтому я никогда не искал другую виолончель, но мне привезли из Америки знаменитую очень виолончель, единственную виолончель, сделанную Гварнери Дель Джезу, они надеялись, что если я влюблюсь, то местные банкиры на одном из ужинов, что такое для них пять миллионов долларов — это же совсем копейки, купят мне ее. И я играл концерт, русская программа, начал концерт с Итальянской сюиты Стравинского на своей виолончели с моей любимой пианисткой Мартой Аргерих, с которой у нас 44 года продолжается личная дружба и творческая деятельность. После этого мы играли сонату Рахманинова на виолончели Дель Джезу с пианистом Евгением Кисиным. А во втором отделении мы сначала с Женей играли три романса Рахманинова на Дель Джезу, а потом сонату Шостаковича с Мартой Аргерих на моей виолончели. Я менял виолончели и пианистов. Это действительно было уникальное, совершенно незабываемое.

— Дождутся ли в Вербье ваших мастер-классов?

– На первом фестивале я мучительно две недели пытался преподавать. К педагогике у меня масса влечения, но все зависит от того, что под этим иметь в виду. Потому что, когда ко мне приходят молодые виолончелисты после концерта и спрашивают: «Вы даете уроки?». Я говорю: «Я только что пытался. Если вы чему-то научились, то слава богу, а если нет, то я надеюсь, что получили удовольствие». Учить можно по-разному. Есть самый важный талант — это именно понять, в чем ваши качества и в чем ваши недостатки, заниматься тем, что вы можете сделать лучше всего. Поэтому я продолжаю делать детей, как выяснилось, у меня это получается лучше всего. И в свободное от удовольствия время я играю на виолончели. У меня 6 детей. Бах написал 6 сюит для виолончели, у меня 6 детей и соревноваться с Бахом я не собираюсь, у него было 20 детей, с Бахом никто не мог соревноваться ни в каких смыслах. Мне посчастливилось иметь детей. Мне рассказали недавно неплохой анекдот. Еврейский папа спрашивает раввина: «Как вы думаете, ребе, какой человек более счастливый в жизни — тот, у которого 6 миллионов долларов или тот, у которого 6 детей?». «Конечно, тот, у которого шесть детей». «А почему?». «Потому что тот, у которого 6 миллионов долларов, всегда хочет больше». Другой разговор: «Ты бы что предпочел: 6 детей или 6 миллионов долларов?». «Конечно, 6 детей». «А почему?». «Потому что у меня их 8».

Вадим Репин:

– Что касается страстей, они связаны с магнетизмом. Сейчас точка магнита — там, где находится на данный момент моя лучшая половина. Светлана на данный момент в Лондоне, для меня это центр мира.

Жена Вадима Репина — балерина Светлана Захарова была в Вербье только один раз.

– Я помню, что когда мне исполнялось 40 лет, то концерт-закрытие был своего рода «happy birthday”, тогда Светлана тоже была здесь. Единственный раз, когда она приезжала в Вербье со мной. Я надеюсь, что в следующем году или через два года нам удастся спланировать наши графики так, чтобы у нее были свободные дни, чтобы мы были вместе, потому что для меня это тоже было бы чем-то особенным.

Конечно, мы не должны забывать об экономических вещах, которые необходимы каждому человеку. Традиция ужинов после концерта, мне кажется, это замечательная традиция, Мартину Энгстрему удалось объединить друзей фестиваля, чтобы вечером, когда уже все концерты закончились, музыканты могли провести такой совместный ужин или в шале, или в каком-то ресторане. Устраивают друзья фестиваля по-разному. Так организовать в течение трех недель каждый вечер, чтобы кто-то из гостей фестиваля принимал в этом участие — это непростая задача. Но потом, мне кажется, это как снежный ком, который растет, этот круг друзей растет. Для нас это опять же экстра-возможность провести ужин в компании близких, интересных, почитаемых, любимых коллег, друзей. Это действительно очень теплая компания. В любом искусстве каждый думает о своем, пытается тянуть одеяльце в свою сторону. Но здесь это настолько органично, настолько человечно.

Азарий Плисецкий:

— Для меня Вербье был возможностью повидаться с сестрой. Майя приезжала сюда регулярно. Для нас это было просто место встречи. Вообще её здесь обожали. Фестиваль для меня дорог и как память, когда мы гуляли с Майей по здешним горам. Она очень любила эти длительные прогулки. Один раз мы купили ей палки, она попробовала, но сказала, что это «не мое». Дело в том, что она не выносила неудобную обувь. Все эти специальные ботинки или палки — это было не для нее. Более того, меня поражало, что она все эти прогулки часто делала в туфлях с маленьким каблучком. Как это ей удавалось — неизвестно. Но поскольку у неё были многострадальные стопы, обувь для нее была очень важным моментом. Она без конца покупала какие-то туфли, потом приходила домой, пробовала, одевалась, и это ставилось где-то на полке. Были какие-то любимые туфли, в которых даже можно было и в театр прийти и по горам погулять. То, что Вербье нам давал возможность повидаться, наполняет меня нежностью и любовью к этому месту.

Далее в программе:

«Родной язык» с грузинским поэтом и переводчиком Звиадом Ратиани:

– Русские поэты и переводчики представляли романтизированную Грузию. Грузинские поэты подстраивались под этот стереотип, подыгрывали. Мы сейчас говорим не только о поэзии, а вообще об образе грузина. И все были счастливы. Был такой образ с усами, с усами в стихах тоже, и шапками-аэродромами. Но этого уже нет. Объективно нет. И не будет. Подрастает новое поколение. Они больше не хомо советикус.

Парк советского периода. Репортаж из Литвы.​