Член Либертарианской партии, практикующий психолог Александр Арчагов после митингов этого лета решил заниматься политикой профессионально. Он организовал движение "Вам можно". Александр с единомышленниками намерены обучать граждан законному гражданскому неповиновению. "Здравствуйте, свободные люди. Я называю вас свободными людьми, потому что вы пришли сюда по своей воле, а значит, вы уже свободны внутри. А люди, которые вас винтят, они несвободны, потому что они выполняют какие-то чужие приказы. И не знают, кто их отдал. Я спрашивал: "Кто отдает вам приказы?" Они отвечают: "Начальство. Оно там наверху, никто его не видел". Я их спросил: "У вас религия, что ли, такая?" А мы свободны отстаивать свои права. Они пытаются из нас сделать жертв, но мы можем сказать этому нет". Такую речь психолог произнес на акции против недопуска независимых кандидатов в Мосгордуму. После этого выступления Александра Арчагова арестовали на 10 суток. В интервью Радио Свобода оппозиционер рассказал о психологии силовиков, выученной беспомощности, и о планах баллотироваться в президенты на выборах в 2024 году.
– С 2011 года я выхожу почти на все оппозиционные митинги, потому каждому протестующему важно видеть и чувствовать, что он не одинок. Первый раз меня задержали 12 июня на митинге в поддержку журналиста "Медузы" Ивана Голунова. Меня свинтили и увезли в ОВД. Я не взял с собой паспорт. И мне стало интересно, что полицейские будут делать, если я не назову себя. Полицейские разными способами пытались узнать мое имя и фамилию. Но у них ничего не получилось. Меня оставили на ночь в камере. Ночью ко мне пришел подполковник – начальник ОВД, и мы с ним долго разговаривали. Я объяснил свою позицию. Полицейский сказал, что ему тоже многое не нравится, но систему поменять невозможно. А я ему рассказал, что такое выученная беспомощность. В качестве аргумента подполковник изложил известный стереотип, что все политики одинаковые: одних от кормушки оттащишь, так придут другие. Я пояснил как работает демократия, и сказал, что "кормушек" быть не должно. Тогда он сказал, что люди выходят на митинги за Навального и деньги. Я сказал, что вышел бесплатно и за себя. Из общения с полицейскими в ОВД я сделал вывод, что они боятся сильнее нас. Боятся они, конечно же, не митингующих, а гнева своего начальства, но боятся очень сильно. Их отбирают по принципу конформности. Берут только прилежных и послушных. Пассионарии в силовые структуры не попадают или быстро оттуда увольняются. У меня создалось впечатление, что современные силовики – это служители карго-культа. Они все время ссылаются на некое начальство, на законы, которых нет, и на секретные распоряжения "для служебного пользования". Да они зверствуют на митингах, бьют людей, но только потому что им приказали "действовать быстро и жестко". В нестандартной ситуации, где нет четких приказов, они демонстрируют растерянность. Появление неустановленного лица в ОВД вызвало небольшой сбой в их системе. А если бы нас таких было 10, то случился бы коллапс. С утра ко мне в камеру пришел еще какой-то начальник. Он вел себя со мной грубо, сказал: "Я и не таких ломал" и спрашивал: "Ты что козлишь?" Я попросил пояснить термин "козлишь", и он не смог. Тогда он сказал, чтобы меня "катали" за неподчинение. В результате полиция узнала мою фамилию, потому что в участок позвонили журналисты и назвали ее. С другими полицейскими, которые составляли на меня протокол, я стал разговаривать на английском языке, потому что я хотел проверить, как они поведут себя в такой ситуации. Они никак не отреагировали.
– Зачем вам нужны были эти эксперименты?
– Я хотел понять, с кем мы имеем дело. И понял: шаг влево, шаг вправо – для полицейских опасен. Они продолжают ехать по тем же рельсам, даже если этот путь ведет в тупик. Такое ощущение, что мы боремся с биороботами-пылесосами. Я никого не хочу оскорбить, полицейские, конечно, люди, но они настолько привыкли подчиняться правилам, что совсем неспособны мыслить нестандартно. У многих из них нет четких жизненных принципов, они подстраиваются под контекст. Целостная личность в разных ситуациях действует в соответствии со своей этикой и разумом. Если человек не привык к этому, то он пытается действовать по принципу "как бы чего не вышло". У него одна задача – избежать проблем.
– Вас осудили после задержания?
– В общей сложности я провел в спецприемнике 48 часов. Затем меня повезли в суд. Судья вернул мое дело из-за неправильно оформленного протокола. Несмотря на то что через 48 часов я формально был свободен, полицейские силой пытались удержать меня в суде, но я сбежал. Впоследствии я попросил их объяснить свои действия, и они ответили, что пытались удержать меня потому, что "дело должно быть незамедлительно передано в суд". Мне потребовалось некоторое время для того, чтобы убедить их, что я и дело – это не одно и тоже. 8 августа был суд по этому делу, мне присудили штраф 20 тысяч рублей по статье 20.2.6.1 КоАП РФ "Участие в несанкционированном митинге, повлекшее за собой создание помех....". В протоколе была написана откровенная белиберда, что я перекрывал несколько станций метро в течение 4 часов в составе 200 человек. Я, конечно, знал, что мне вынесут обвинительный приговор. Нашей задачей было сделать из российского скучного и несправедливого суда что-то необычное. Потому что суд и должен быть состязанием, а не вынесением заранее принятого решения. В моем случае это было состязание между сумасшествием и нормой. Я выступал с речью перед судьей и показал, что она выносит решение на основании безумного протокола, где написано, что я кричал "Позор московской полиции". Эту фразу кричать невозможно. Я рассказал судье, что есть фраза: "Мусора – позор России", которую я никогда не кричал, но она хотя бы подходит для кричалки. В общем, я доказывал судье, что система сошла с ума и судья вместе с ней. Судья и приставы прониклись моей речью, слушали очень внимательно и даже кивали.
– Верится с трудом.
– Сначала судья перебирала бумажки, потом попросила говорить по существу, а потом она увлеклась. Понимаете, я к ней относился как к клиенту, который находится в заложниках у системы. Сумасшедшей системы. Но пока человек находится внутри системы, он этого не понимает. Под видом нагромождения юридических терминов теряется фактология, которая заключается в том, что я прошел по улице из одной точки в другую, а меня скрутили, засунули в клетку и судят. Поэтому людей из системы надо выводить. Я показал судье, что я – человек и она тоже человек, только не совсем здоровый, если верит, что меня можно осудить лишь за то, что я вышел на улицу. Я видел, как в процессе моей речи менялось поведение судьи. Она удивлялась, улыбалась и смущалась. Как только человек попадает в суд, он часто чувствует беспомощность. Призвал –вышел – в тюрьму. Я попытался выстроить коммуникацию так, чтобы победить по своим правилам. Я не ставил целью получить оправдательный приговор. Это было невозможно. Я ставил целью прорваться в голову судьи через защиту бюрократического автоматизма и заставить ее выдать человеческую реакцию. На прощанье я ей сказал, что завтра у нас вторая сессия. Но на суд, который должен был быть вчера, я по состоянию здоровья приехать не смог.
Я ставил целью прорваться в голову судьи через защиту бюрократического автоматизма и заставить ее выдать человеческую реакцию
– Психологи обычно работают только после запроса клиента.
– Если меня свинтили на улице, то это уже запрос системы. Я обычно не работаю с людьми с психиатрическими расстройствами. Но если мы говорим о настоящем сумасшествии, то запрос может выглядеть иначе, например, в виде агрессии. Я решил, что система пытается докричаться до меня, так как требует исцеления и трансформации.
– Десять суток ареста вы за что получили?
– Я выступал на Трубной площади с речью, в частности, обращался к сотрудникам полиции, говорил: "Перестаньте выполнять преступные приказы". Мы привезли на площадь надувных штурмовиков из фильма "Звездные войны". До этого я привез надувного полицейского, но у меня его отняли и затащили в автозак. Полицейские, как муравьишки, все тащат в автозак.
– Зачем вы привезли штурмовиков?
– Решил немного развлечь людей, чтобы им не было так страшно. Понимаете, мы все время видим страшный протест. Всех винтят, бьют и так далее. Метафора была в том, что штурмовики прилетели нас защищать, потому что у них в империи не так все плохо, как в России. После выступлений на Трубной меня задержали. Я вышел из дома 24 июля и собирался поехать гулять с собаками из приюта. Во дворе моего дома из тонированной "газели" выбежали три здоровых человека в форме. Они засунули меня в "газельку", по дороге я показал им свою речь и сказал, что понимаю, какая у них жестокая и бессмысленная работа. Для того чтобы задержать одного политического, нужно три сотрудника полиции. Такое ощущение, что они ехали на захват особо опасного преступника, который будет отстреливаться. Меня осудили за организацию митинга на Трубной на 10 суток. В суде я пытался уйти от полицейских на улицу покурить, пока мы ждали документа из прокуратуры. Полицейские не хотели меня отпускать и не хотели идти со мной. В результате я присел около лифта, а полицейский стукнул меня бедром, я упал и ударился головой.
– Зачем вы убегали в суде от полиции?
– Даже смелые люди, которые выходят на митинги, когда попадают в ОВД и в суд, начинают вести себя виктимно, как жертвы. Это виктимное поведение надо преодолевать каждый раз. Большинство ограничений свободы – это просто иллюзия, как черта, нарисованная мелом на асфальте, которую якобы нельзя переступать. Поэтому в ситуации несвободы я стараюсь проверить: насколько ограничение реально. Нужно постоянно приучать себя выходить из позиции жертвы.
– Скорую вам вызвали?
– У меня был легкий ушиб, но скорая забрала меня в больницу на всякий случай. В больнице мы наконец остались тет-а-тет с эшником, который давно за мной следил.
Большинство ограничений свободы – это просто иллюзия, как черта нарисованная мелом на асфальте, которую якобы нельзя переступать
– Как у вас появился "свой эшник"?
– Ну, я не знаю, как они появляются. Наверное, есть фабрика, где производят эшников. Эшники – это самые несчастные и странные люди из сотрудников полиции. Они выполняют бессмысленную работу и даже не могут ответить на вопрос "что такое экстремизм". Из больницы меня отправили в спецприемник в Сергиев-Посад. Это такой детский сад строгого режима. Бесило только постоянно работающее радио. Но я с ним расправился: написал заявление, что шум нарушает мое право на здоровье. Я там хорошо провел время: читал книги, писал проект своей политической программы. В общем, бояться административного ареста не стоит.
– До этого лета вы политикой не занимались?
– Я помогал муниципальным депутатом, был наблюдателем на выборах. Но окончательное решение идти в политику я принял после того, как попал в ОВД. Для меня опыт суда, задержания и ареста был своего рода инициацией. В первобытном обществе мальчики для того, чтобы стать мужчинами, проходили инициацию. Они преодолевали тяжелые испытания, и только после этого племя относилось к ним как к взрослым. Я почувствовал на себе давление системы, понял, что могу это выдержать. Я и раньше чувствовал себя взрослым, а теперь понял, что я зрелый человек и мне есть что предложить людям. Так что если власть жестокими задержаниями пыталась запугать людей, у нее ничего не получилось. Я сократил рабочие часы и теперь буду посвящать большую часть времени борьбе с системой. У меня появилась команда. Я планирую баллотироваться в президенты в 2024 году. Сейчас это кажется нереальным, но чтобы чего-то по-настоящему добиться, необходимо уметь мечтать и ставить себе грандиозные цели. Ведь если ставить себе целью лишь перепрыгнуть лужу, никогда не переплывешь океан. Исследования социальных психологов показывают, что россиянам не хватает новых лидеров, людей зрелых и способных ставить большие цели.
Для меня опыт суда, задержания и ареста был своего рода инициацией
– Что предлагает движение "Вам можно"?
– Наше движение только что появилось. Не буду пока раскрывать все карты, так как наши идеи находятся в стадии разработки. Основная задача движения – обучать людей законному гражданскому неповиновению. Это не просто правовой ликбез, а изменение поведения в столкновении с системой. Мы хотим добиться того, чтобы люди активно боролись за свои права и вели себя таким образом, чтобы система ломала сама себя. Мы хотим обучать людей действовать по закону, но не по правилам. Научить и показать, как перестать быть жертвой. В том числе и сотрудников полиции, они ведь тоже бесправны и не защищены. А наша система, хоть и жестока, но нежизнеспособна, это очевидно всем, даже полицейским. Когда меня спрашивают об отношении к Путину, я отвечаю, что его нужно оставить в покое. Я не считаю Путина врагом. Когда я смотрю на него, я вижу пожилого человека, который мало что может решать и живет в иллюзорной реальности. Он устал и болен. Его личность почти разрушена профессиональной деформацией. Нам стоит заметить, что властные элиты уже давно пожирают друг друга, что они жестоки, но слабы и поэтому живут в страхе. А нам нужно бояться поменьше. И мы уже это делаем. У меня нет никакого сомнения, что системе вскоре придет конец, потому что она уже боится нас намного больше, чем мы ее.
