Во второй части этого выпуска: Незрячий художник о своих картинах.

Стихи Марии Малиновской (Москва). Мои любимые пластинки» с литовским журналистом Валентинасом Мите.

​

Отрывки из передачи.

Екатерина Лушникова (Вятка):

– Передача «Бог за колючей проволокой» посвящена тем, кто оказался в заключении за свои религиозные убеждения или обрел веру, находясь в неволе. О религиозном опыте в местах лишения свободы расскажут убийцы, террорист, мошенник, церковный староста и жена религиозного экстремиста.

Александр Шандрин. Москвич, журналист. В заключении пробыл четыре года, был осужден по обвинению в мошенничестве. Срок отбывал в Мордовии. Служил церковным старостой в лагерной церкви имени Анастасии Узорешительницы.

– Вне всякого сомнения Бог в тюрьме есть, и в колонии, и в тюрьме. Наверное, он там присутствует порой значительно более выраженно, откровенно и выразительно, если можно так сказать, чем на воле.

Я отбывал срок в в исправительной колонии номер 12 республики Мордовия или Мордор, как называют этот страшный край. Нынешний руководитель ФСИН Мордовии имеет кличку Кровавый. Глумились, издевались над верующими, естественно. В это время в церкви, которая была в ужасающем состоянии, не было старосты, поэтому там оказался я. У меня были определенные связи, состояние церкви стало улучшаться, и люди стали приходить в церковь. Было в среднем 300 православных, в храм на Пасху приходило до 150 человек. Были и такие, кто не верит в Бога, но им хотелось его найти, обрести. Многие впервые оказываются в тюрьме, ситуация эта их очень пугает, обратиться не к кому, люди не могут видеться, хотя им это и положено, со своими родными, переписка истребляется в большинстве случаев, и они остаются наедине с Богом, больше обратиться не к кому.

В лагере нельзя иметь сотовый телефон, понятное дело. Где он может быть спрятан, по мнению этих субъектов в форме? Прежде всего в церкви. Так как они все являются неверующими людьми, а по своему поведению абсолютными сатанистами, никак по-другому их назвать нельзя, то, разумеется, они врывались в церковь, выдирали пол, материли священника, врывались в шапках в алтарь. От злости, что они не могут ничего найти, сбрасывали все книги на пол, топтали иконы, со страшным остервенением, с матом. И так происходило четыре-пять раз. Один повесился, один из-за халатности руководства погиб в результате так называемого несчастного случая. Потом читали 40 дней поминальные молитвы. Вообще храм очень маленький, но это был настоящий храм. Мы были даже в переписке со вдовой выдающегося церковного пастыря и богослова отца Александра Шмемана. Меня вызывает так называемый замполит, пьяный вдребезги, передает мне кусочек факса, и хихикая, надо было видеть его физиономию, хихикая, говорит: «Тут вам это вот… от этого чела, с которым вы переписываетесь, ответ».

Андрей Иосифов, бывший заключенный. Он был осужден за убийство, приговорен к 25 годам лишения свободы, срок отбывал на Урале:

–Давно еще бабушка меня крестила, к церкви приучала, воцерковляла, так скажем. А потом уже, когда повзрослее был, преступление совершил, в камере опять мне начали говорить, что только Бог может помочь, кто тебе еще поможет.

Какое-то количество вина может быть принесено священником. Так как окончательное решение принадлежит по самым важным вопросам блатным, то блатные всей России решили, что обиженные и опущенные, то есть те, кто по тем или иным причинам являются людьми второго сорта в лагере, тем не менее, было принято решение, что все причащаются с той же ложки. Человек непосвященный действительно думает, что там находятся те, кого мы называем последние 20 лет геями, но таковых там абсолютное меньшинство. Есть люди, которые туда попали по собственной глупости. Почему нужен такой контингент? Потому что надо кому-то убираться, подметать, чистить какой-нибудь свинарник или вообще уборную. Так это же не будет делать обыкновенный зэк.

На 25 лет лишения свободы был осужден Владимир Банных. В порыве ревности он убил жену, любовника и тещу. Срок отбывал в уральской колонии.

– Я к батюшке пришел, к священнику, у него спрашиваю: «Я одного не могу понять, на все воля Божья, Бог, любовь. Значит его воля, чтобы я лишил жизни, я же не просто шапку своровал». А он говорит: «Видимо, другого выхода не нашел, как только через это тебе прийти к Богу. Твое дело сейчас до конца своей жизни утром и вечером обязательно молиться за них».

Виталий Иващенко, житель Санкт-Петербурга, был приговорен к смертной казни за убийство. Осужден на 25 лет лишения свободы. Помилован президентским указом.

– Я застрелил четырех человек. Я ранее судим, судим я за кражи. Один из мною убитых — это мой подельник по предыдущему суду, у которого были ко мне некие надуманные претензии. Он, освободившись, ко мне не пришел с этими претензиями, а встретил на улице мою жену, оскорблял ее, избил. Я буквально об этом через 15 минут узнал. Я не знаю, что такое состояние аффекта, я не настолько подкован в психиатрии, безусловно, это, как говорят, сорвало крышу. То есть я был в ярости. Слава богу, таких вспышек в жизни больше не бывало. Не зря говорят: гнев — это грех. Мало того, что это грех, это еще и причина для грехов последующих, зачастую более даже страшных.

Скажем, когда мне было 17-19 лет, Бог не был столь нужен и столь интересен, потому что казалось, что весь мир в твоих руках, в принципе и помощь Бога была не нужна, была вера, что сам можешь горы свернуть. С годами, я всегда знал, что Бог есть, я знал, что есть чудесные проявления, они и в моей жизни были позже. Какие? Я до сих пор жив, несмотря на то, что в меня стреляли неоднократно, меня приговаривали к смертной казни. Я отсидел два года в качестве смертника. Когда разговариваешь со смертниками, там есть люди и обозленные, и психически нездоровые, нас сидело до 60 человек. Там были такие, которые говорили: да вот, меня, когда будут выводить на исполнение, я хоть одному милиционеру глаз выбью и так далее. В большинстве на самом деле происходит совсем не так. Во-первых, человек цепляется до последнего за надежду, многие уже очевидному не верят, кто-то унижается, кто-то уходит, не потеряв достоинства. Я для себя решил, что если меня поведут на исполнение, я пойду как к зубному врачу. То есть я понимал, будь я хоть Кинг-Конг, найдется на меня управа, я бы просто постарался идти достойно, без слез и соплей, просто уйти. Давайте я вам прочитаю одно стихотворение, оно не имеет отношения ко мне, как к личности, оно несколько противоречит религиозным догмам, но оно о судьбе человека.

Нет, не я убил брата Авеля

Я его любил, а меня подставили.

Про вину мою кто-то выдумал.

Ложь, что я ему позавидовал.

Кто-то слух пустил, кто-то выслушал,

Кто-то дело сшил, на мне выслужил.

Зря меня в веках зло ославили,

Нету на руках крови Авеля.

И не мил мне свет от отчаяния,

Все плюют мне вслед, клянут Каина.

Ни за что несу гнет вины чужой.

Этот фарсный суд учинен толпой.

Екатерина Лушникова:

– «Преступление и наказание» - любимая книга заключенного Ильи Тихомирова. Он москвич, по профессии художник, старообрядец. В августе 2006 года Илья Тихомиров совершил террористический акт на Черкизовском рынке Москвы. В результате взрыва самодельной бомбы 14 человек погибло, в том числе двое детей, 60 было ранено. Сейчас Илье Тихомирову 32 года, он осужден пожизненно. Срок отбывает в исправительной колонии Снежинка в Хабаровском крае.

– В основном читаю религиозную литературу. Прежде всего Евангелие. А в библиотеке «Преступление и наказание», «Идиот». История князя Мышкина показалась мне близка. Если опять же по этому вопросу можно вернуться к творчеству Достоевского, который в своей жизни сам был приговорен к смертной казни, даже выведен на плац для исполнения приговора. Сколь угодно долго можно говорить, что лучше смерть, чем такая жизнь. Конечно, есть в этом доля правды. Но жизнь, когда приближается момент ее окончания, становится дороже всего. С чем предстанет душа перед Господом?

В ожидании освобождения мужа живет Анна Онищук, член общества «Свидетелей Иеговы». Муж Анны Анджей, гражданин Польши, был арестован по обвинению в религиозном экстремизме. Уже 8 месяцев он томится в одиночной камере в Вятке.

– Страшно было: в 6 утра дикий стук в дверь, звонки — открывайте. Одеться даже практически не давали. Зашли 10 человек, пятеро были в масках, с оружием, по-моему, были и с автоматами. Они начали все обыскивать, все открывать. Мне было тяжело это перенести, потому что не представляла, как такое возможно. Только за то, что человек встречался со своими соверующими и читал Библию, прийти и вот так. Хотя я слышала об этом, что такое происходит, но все казалось, что со мной это не случится, психология человека такова. Например, мужу не давали в туалет сходить, видимо, думали, что он там что-то прятать хочет. Пока я уже не взмолилось: вы что, 6 утра, может быть он всю ночь не ходил, вы что хотите? Знаете, очень смешно, что когда я читала потом, мне дали опись обыска, там написано, что у экстремистов изъяли блокнот с розовыми котятами. У меня был такой блокнот, я люблю писать. Мы с мужем за 16 лет ни разу не расставались надолго. Наверное, где-то в глубине души я за это время смирилась, что его нет рядом. Нам ни одного свидания не дали. У меня уже большая стопка отказов. Мне бы просто хотелось посмотреть ему в глаза, чтобы он сказал мне, например, как к нему относятся, тогда я пойму, как к нему относятся, а так я даже не имею этой возможности. Я похудела на 7 килограмм. Очень тяжело наблюдать, что происходит в реальном мире, в XXI веке. Мужа и жену разделяют насовсем.

Владимир Коробейников тоже обвиняется в религиозном экстремизме за чтение Библии, находится под домашним арестом.

– Потом будем вспоминать эти процессы, потом будем с улыбкой говорить о том, что так и так. Я все равно уверен, что правда все равно будет. Учитель Гавриил сказал такие пророческие слова: оставьте этих людей. Если это дело от человека, оно разрушится, если это дело от Бога, то вам не стать противниками Бога. Я уверен, что все образуется, все будет так, как Иегова хочет, он хочет навести справедливость, она будет. Несмотря на то, что кто-то пытается мешать установлению этой справедливости, Бог сильнее.

Далее в программе:

Незрячий художник Дмитрий Дидоренеко (Харьков)

– Я подорвался на мине Второй мировой войны, получил 75 осколков, контузию, ранение и полностью утратил зрение. Мне было 23 года. С этого момента начинается отсчет моего второго «я». А я же художник, это не просто увлечение или какое-нибудь хобби. Это было мое назначение, реализация, и так вот на взлете меня сбить. Поэтому у меня не было выбора. Я пришел к тому, что мне нужно рисовать хоть как-то, просто брать и рисовать. Очень многие не верили и говорили: «забудь свою специальность, попытайся освоить новые профессии». Конечно же, я могу многим заниматься, я достаточно способный, но я все-таки художник. Настолько велико было желание рисовать, как у человека, попавшего под воду, во время девятого вала, накрытого водой – надо вынырнуть и глотнуть воздуха. Вот так я хотел рисовать. Я сел и начал рисовать, не видя то, что я рисую. Это был мой первый шаг 31 октября 1991 года. Картина так и называется «Самый длинный путь начинается с первого шага. Время ожидания. Несчастен тот, кто не ждет».

Когда есть цель, можно переходить к технологии. Она очень проста. Я имею ведро белил. Я туда кидаю баночку желтого цвета. Отбираю эту баночку. Перемешал. Следующую баночку отбираю, и так 12 раз. У меня появляется коробок – дюжина, 12 оттенков желтого. В ведре у меня уже желтый цвет. Я от него тяну, например, в оранжевый. Итак, у меня уже дюжина оранжевого, ну, и так по спектру дальше: красный, фиолетовый, синий. У меня таких 900 баночек, и в каждой дюжине я знаю: здесь у меня световая гамма, а здесь у меня – теневая, здесь – полутона, а здесь между ними: от сиреневого к умбристому, а здесь от умбристого к марсу коричневому, а здесь от марса коричневого к серому, а здесь от серого к синему… Имея полный спектр – где, в какой баночке какой цвет находится, – у меня нет страха, что что-то не получится. Я знаю, что ближний план при ночном освещении светленький, дальше он глохнет, глохнет, и на заднем плане у меня все темные тона, т. е. все двенадцатые, скажем, от девятого до двенадцатого. Средний план – от пятого до восьмого, а передний план – от первого до четвертой баночки. И вот эти все номера, они у меня в голове. Второй этап – композиционный. Вот у меня есть планшет, обтянутый хлопковой бумагой, по мокрому, все барабанит, красиво, и я должен выстроить композицию, чтоб там не было ни одного случайного пятна. И чтоб построить эту композицию, я беру полоски бумаги, ватмана – на одну картину у меня может уйти до ста листов бумаги А-1 формата – и нарезаю полоски, кратные пяти сантиметрам…Это я резаком нарезаю. А дальше я ножницами нарезаю конфигурацию системы лекал (я называю это сложной системой трафаретов по типу лекала). Я их выклеиваю на бумагу, феном присушиваю и выстраиваю очень сложную схему. В этой схеме остается маленькое окошко, которое мне нужно. Я его затамповываю той краской, которую я упомянул. Потом я перекладываю и убираю эту бумагу, другую добавляю, и, в общем, это плетение корзинки. Одну убираю, другую добавляю, а многие бумажки до самого конца картины остаются, я их не срываю. Все они приклеены к краю планшета, чтоб я ориентировался: я их откинул – приложил, откинул – приложил. Вот так я строю композицию… Я имею полное право, поскольку в мире никто этой технологией не владеет – я ее придумал, это факт, поэтому я в немецкую энциклопедию попал, – я решил назвать ее impossible. Слово это – «невозможно».

Радиоантология современной русской поэзии.

Стихи Марии Малиновской (Москва) из поэмы «Печальный проезд». Поэтесса родилась в 1994 году. Публиковалась в журналах «Транслит», «Воздух», «Носорог». Была номинирована на Премию Аркадия Драгомощенко. Участвовала в Европейском поэтическом фестивале в Лондоне. Работает в жанре документальной поэзии.​

«Мои любимые пластинки» с литовским журналистом Валентинасом Мите.