В мае Радио Свобода регулярно рассказывало о массовых протестах в Екатеринбурге против строительства собора Святой Екатерины в любимом горожанами сквере в центре города. Выступления жителей города достигли такого размаха, что власть вынуждена была уступить, а Владимиру Путину пришлось высказываться по поводу конфликта. Поэтому не удивительно, что в российских оппозиционных кругах победа екатеринбургских активистов стали восприниматься как символ надежды на то, что, несмотря на репрессивные законы и неоправданные аресты, граждане готовы отстаивать свои права на улице. По той же самой причине поведение уральцев напугало как чиновников, так и "патриотических активистов", окрестивших выступления в Екатеринбурге "уральским Майданом".
В частности, "державные блогеры" обратили внимание на то, что екатеринбургские протесты, как и украинская революция, имели затяжной характер. Это, возможно, одна из первых акций со времён московского движения "Оккупай Абай", которая не закончилась одним или несколькими митингами, а обернулась устройством палаточного городка, обитатели которого не покидали площадку протеста до тех пор, пока власть не услышала их требования. Бдительные ура-патриоты заметили и сходство уральских кричалок с украинскими ("Кто не скачет, тот за храм!"), и высокий уровень самоорганизации стихийно вышедших на протест горожан, и массовую поддержку движения со стороны журналистов и правозащитников. Самые ретивые "антимайданщики" отыскали даже пару уральских активистов, которые в своё время поддерживали события в Киеве.
Русская православная церковь и местные власти ответили на возмущение местных жителей "по-януковичевски": ОМОНом с дубинками, массовыми арестами и крепкими "титушками", вышедшими на защиту стройки. Не удивительно, что такая реакция лишь разозлила протестующих. Словом, екатеринбургские протесты действительно можно назвать образцом гражданской активности, стойкости и самоорганизации горожан, их готовности и умения решительно бороться за свои права и облик своего города. Но может ли подобная протестная активность перерасти в массовую оппозиционную акцию в масштабах всей страны?
Чтобы ответить на этот вопрос, нужно проанализировать реакцию властей на события в Екатеринбурге. На первый взгляд, эта реакция кажется довольно странной, если учесть, что поведение горожан нельзя было счесть сюрпризом. Противостояние активных екатеринбуржцев с желающими построить храм в центре города продолжается уже почти целое десятилетие. В 2010 году собор предлагали построить на площади Труда, ещё одном популярном месте отдыха горожан. Тогда жители тоже активно вышли на акции протеста, водя хороводы вокруг фонтана на площади, устраивая праздники с воздушными шарами и иным образом демонстрируя свою любовь к этому уголку города.
В 2017 году власти Екатеринбурга предложили возвести многострадальный храм прямо на водной глади пруда в центре города, что вызвало еще более сильные протесты. Неравнодушные граждане создали общественное движение под названием "Комитет Городского пруда", собирали экспертные мнения против строительства и проводили различные акции, как протестные, так и вполне "позитивные", например, брались за руки и "обнимали" любимый пруд. Словом, всякий раз городские и региональные власти словно специально подбирали самое неподходящее место для возведения храма, прекрасно зная по своему же многолетнему опыту, что это вызовет резкое недовольство горожан.
Конечно, подобные решения можно объяснить желанием чиновников угодить местным олигархам, лоббирующим строительство. Однако за 9 лет информация о протестах в Екатеринбурге не раз выходила на федеральный уровень, и трудно предположить, что Москва сильно зависима от желаний владельцев "Русской медной компании". Наверное, при желании вышестоящие медиаторы могли бы найти решение и удовлетворить амбиции олигархов без того, чтобы в одном из крупнейших городов России разгоралась кампания протеста, однако по какой-то странной причине поиском компромиссного решения никто не озаботился.
Разделение общества по второстепенным вопросам оказывается эффективной тактикой, предотвращающей революции
Cамой естественной версией здесь может быть обычная недальновидность местных властей. Однако можно выдвинуть и более конспирологическую теорию о том, что в Кремле сознательно позволили народному недовольству выплеснуться на улицу. И в таком, казалось бы, фантастическом предположении есть своя логика. Дело в том, что, при всей искренности и стихийности екатеринбургских протестов изначально было очевидно, что городская акция, вызванная исключительно местными причинами, не может перерасти в общероссийскую, а потому относительно безобидна для федеральных властей. Более того, формально граждане выступали все же не против правительства, а против всесилья церковных иерархов. Даже при том, что большинство россиян справедливо воспринимает РПЦ как подконтрольную Кремлю структуру, власти порой с легкостью жертвуют имиджем церкви, чтобы самим получше выглядеть на её фоне.
В ситуации с Екатеринбургом президент Путин взял на себя роль арбитра, предложив провести опрос по поводу строительства, а в случае принятия большинством горожан решения о возведении храма – разбить сквер в другом месте. Как минимум, он не солидаризовался с церковью, даже публично продемонстрировал что-то вроде понимания в адрес протестующих, в связи с чем как минимум часть активистов восприняла его вмешательство положительно.
С другой стороны, истовые сторонники строительства собора объявили о создании собственной политической партии, формально оппозиционной к властям. Однако, читая интервью с инициатором идеи Оксаной Ивановой, легко сделать вывод о том, что вся ее "оппозиционность" исчерпывается противостоянием против тех политиков, которые отказываются от идеи возведения собора в Екатеринбурге. В целом же ее позиция полностью совпадает с официальным мнением Русской православной церкви, которая уже много лет фактически транслирует волю Кремля. В числе организаторов новой партии оказались люди, ранее поддерживавшие либеральные и диссидентские движения, даже имевшие с ними общие проекты. Однако теперь церковный, а точнее, "храмостроительный" вопрос оказался для этих людей более важным, чем их политические взгляды в других областях.
В результате неожиданной уступки федеральных властей протестующим в екатеринбургском протестном движении сложилась странная ситуация. С одной стороны, часть людей откололась от протестного движения из-за расхождений в "церковном вопросе", а часть активистов протеста прониклась благодарностью к Путину за его вмешательство. Были ли эти последствия изначальным расчетом властей, или возникли случайно, как результат их спонтанной реакции – остается только гадать.
Разделение общества по второстепенным вопросам оказывается эффективной тактикой, предотвращающей революции. Для того чтобы антисистемный протест накопил критическую массу, во-первых, многие неравнодушные граждане должны объединиться, а во-вторых, они должны прийти к осознанию, что власть не способна выполнить их ключевые требования. Если же активисты протеста, не найдя возможности договориться между собой, будут апеллировать к власти как к единственному способу решения проблем, то их протестная активность никогда не выйдет за пределы "местечкового" уровня.
Ещё одним последствием завершившейся акции стала травля в сетях средств массовой информации, поддержавших протесты – в частности, крупнейшего екатеринбургского портала Е1. Возникает впечатление, что уральские силовики и связанные с ними блогеры воспользовались народными выступлениями, чтобы выявить всех наиболее заметных активистов и журналистов, а затем "зачистить" пространство перед возможными более масштабными акциями. Безусловно, это не умаляет смелости екатеринбуржцев, выступивших за сохранение облика города. Однако важно понимать, что власти будут использовать любой предлог, чтобы разделить активных граждан и выявить ресурсы протестующих. Так власти могут лучше подготовиться к акциям, в которых они видят для себя более серьёзные угрозы.
Ксения Кириллова – екатеринбургский журналист, живет в США
Высказанные в рубрике "Блоги" мнения могут не отражать точку зрения редакции
