Сразу после отравления Скрипалей, когда стало ясно, что один из предполагаемых киллеров, ранее награждённых звёздами Героев России, военврач, многие вспомнили об использовании ядов советскими органами госбезопасности, в частности, об эскулапе сталинской эпохи Григории Майрановском. В своё время его окрестили "доктор Смерть". Ведь он возглавлял лабораторию, где изобреталось и производилось убийственное зелье. Между тем никто не обратил внимания на то, что и в истории ГРУ тоже есть подобный герой. По странному совпадению, даже фамилии у этих двух сотрудников армейской разведки похожи.

Как и Александр Мишкин, Фёдор Михайлов детство и отрочество провёл в деревне. Он родился в семье крестьянина в 1889 году в селе Перелучи, расположенном на берегу реки с выразительным названием Мста. Сейчас эти земли входят в Боровичский район Новгородской области. Служил на Балтфлоте, где принимал участие в революции, состоял членом Кронштадтского совета матросских и солдатских депутатов, а также воевал с белогвардейцами. После ранения в колено демобилизовался. В 1919 году Михайлова направили на партийную работу в глубинку, откуда он самовольно уехал в Петроград – поступать в медицинский институт – за что был исключён из рядов РКП(б). Получив образование, Михайлов работал врачом в больницах ряда областей РСФСР. В 1940 году он был переведён в Каменец-Подольскую, сейчас – Хмельницкую область, где получил место заведующего Славутского роддома, в котором одновременно практиковал как гинеколог.

В начале 1941 года призвали на переподготовку в РККА, там его и застала война. По официальной советской версии, он, уже являясь военврачом, угодил в составе одной из частей в "киевский котёл" (бориспольское окружение), но выбрался оттуда.

В октябре 1941 года, вернувшись в Славуту, он был назначен немцами главврачом местной больницы. С этого момента он стал развертывать подпольную деятельность, тем более что условия позволяли надеяться на успех – рядом находился Славутский лагерь пленных.

Воспользовавшись тем, что в больнице не хватало докторов, Михайлов добился разрешения отобрать среди пленных лояльных медиков. Он отличался инициативностью и наталкивающим на размышления профессионализмом. Уже к концу 1941 года он подчинил себе ряд подпольных групп, в том числе небольшую сеть боевиков, созданную бывшим командиром НКВД Антоном Одухой. В подполье вовлекались и дети.

По воспоминаниям Одухи, Михайлов умел завоёвывать доверие окружающих: "…Человек твёрдого нрава, энергичный… старый партизан Гражданской войны… Михайлов среднего роста, рыжеват, с назад зачёсанными волосами, со строгими чертами лица. Фигура его коренастая, прихрамывал… По возрасту выглядел свыше 50 лет, чисто выбритый, одет элегантно – был в сером костюме и жёлтых ботинках… и всегда с папиросой в мундштуке… Он произвёл впечатление на меня человека твёрдого характера, настойчивого, требовательного и решительного".

В описании подпольщицы Иустины Бонацкой Михайлов предстаёт собранным и немногословным: "Невысокого роста, рыжий, некрасивый на вид, одетый в какое-то странное широкое, клёшное пальто, в кожаной шапке…"

Одуха свидетельствовал, что в конце декабря на квартире у предприимчивого медика прошло тайное совещание: "У него застал врачей: Захарова, Козийчука и врача из Шепетовки… Врачи были в халатах, обстановка была создана – консилиума врачей, сам тов. Михайлов тоже был в халате".

"Консилиум" наметил ряд задач, отличающихся размахом и дерзостью:

1. Создание крепких конспиративных подпольных организаций на местах.
2. Проведение широкой советской пропаганды среди местного населения.
3. Подготовка населения к вооружённому всенародному восстанию. (…)

5. Усиленная добыча оружия и боеприпасов.
6. Развёртывание диверсионных и террористических действий в тылу противника.

И план начал осуществляться, не в последнюю очередь благодаря тому, что ветерану Гражданской войны хватало изощрённой хитрости и железной выдержки, то есть умения спокойно реагировать на опасность. По неосторожности во время прослушивания радио часть его подчинённых провалилась, о чём сообщала сводка СД №3 от 15 мая 1942 года: "10.4.42 в Славуте… арестовано 8 участников партизанской группы, находившейся в стадии создания. Они договорились напасть и прикончить наряды охраны лагеря военнопленных, расположенного в Славуте, и освободить содержащихся военнопленных. Совместно с ними впоследствии должны были быть созданы партизанские группы".

Сеть была настолько засекреченной, что и после этого провала продолжала функционировать. По словам Одухи, "доктор Михайлов для конспирации себя, как подпольного работника, к тому же зная хорошо немецкий язык, заводил связь с немецкими руководителями, с немецкими врачами, выдавая себя за ярого противника советской власти… – и это удавалось ему неплохо. Вся жизнь доктора Михайлова проходила в очень напряжённом состоянии, ему вынужденно приходилось устраивать у себя на квартире обеды, на которые приглашал видных немецких врачей и этим он отводил от себя подозрения немцев".

Более того, Михайлов, чтобы сбить с толку нацистские спецслужбы, инсценировал "налёт бандитов" на свою собственную квартиру, в результате чего был ранен в шею.

По всей видимости, в итоге руководитель агентурной сети перестарался. В итоговом отчёте Каменец-Подольского партизанского соединения ответственность за гибель врача возлагалась на него самого: "Михайлов был чрезвычайно смел и последователен. Он обладал исключительной способностью с первого взгляда распознавать людей. И в этом у него почти не было ошибок. Но в то же время он был неосторожен. Имея солидный опыт одурачивания тупоголовых немецких администраторов, он зачастую шёл на опасную игру с ними, направлял на ложные следы. Но всему бывает конец".

Один из агентов врача – Козийчук – рассказал немцам о существовании агентурной сети. Сводка СД №19 от 4 сентября 1942 года подвела черту под биографией руководителя подпольной организации: "В Славуте… удалось ликвидировать банду заговорщиков-интеллектуалов, возглавлявшуюся главврачом тамошней больницы Михайловым. В общей сложности арестовано 15 человек. Военнопленным, которых Михайлов пользовал, он помогал бежать, и создал из них вооружённую банду. Неподкупных командиров полицейских он собирался убрать с дороги с помощью убийств. В одном случае он сам попытался ядом устранить командира полицаев".

Арестованных, в том числе главврача, повесили. На его смекалку и хладнокровие указывает то, что большая часть сети осталась нераскрытой и действовала как минимум до конца 1943 года. Более того, судя по немецким документам, сам руководитель подполья умудрился скрыть от следователей то, какими методами его подчинённые боролись с оккупантами.

В характеристике, данной Михайлову ещё в 1939 году заведующим Тагайского районного отдела здравоохранения Куйбышевской области, значилось, что особенную заботу он "…проявляет в недопущении эпидемических заболеваний на территории своего медучастка". То есть инфекции и до войны привлекали пристальное внимание врача.

В итоговом отчёте Каменец-Подольского партизанского соединения им. Михайлова скупо описывается разворотливость славутских медиков: "В январе 1942 года подпольный комитет поставил задачу вывода в полном составе Славутского лагеря военнопленных (т. е. многих тысяч человек. – А. Г.) … В лагере было организовано радиослушание, коллективная читка советского агитационного материала, свежих газет, истребление немецкой охраны с помощью культивирования среди немцев сыпного тифа. Ампулы с тифозными вшами, предназначенные для немцев, регулярно поступали из Славуты в [славутский] лагерь".

Иустина Бонацкая, работавшая в годы войны сестрой-хозяйкой венерологического отделения Славутской больницы, провернула "медицинскую" операцию в январе 1942 года. Рядом с городской больницей располагались ремесленные мастерские, где жили и работали немецкие солдаты: "…Фёдор Михайлович берёт… коробочку с вшами и даёт её мне, говоря: "В этой коробочке тифозные вши, собранные с белья тифозных больных. На тебе её, и пойди разбросай вшей по немецким постелям. Немцев отсюда нужно выжить, чтобы они нам не мешали".

С просьбой сделать скалку и отремонтировать туфли Бонацкая появилась на объекте: "Постучала, захожу. Они встретили меня весело с возгласами: "Фрау, фрау пришла…" Я присела на кровать и стала им рассказывать мимикой, зачем я к ним пришла… Я вынула коробочку из ваты и держу её в руках. Продолжаю с ними смеяться, говорю с ними и одновременно приоткрыла немножко коробочку и выпустила не знаю сколько вшей, на рядом лежавшую со мной на кровати шубу. А сама боюсь, чтобы они не заметили. Закрыла коробочку и снова спрятала в карман".

На следующий день Бонацкая вновь пришла к доверчивым столярам и сапожникам и, под предлогом осмотра их семейных фотографий, проникла в спальню: "Обернулась – не видно ли им, что я делаю, и быстро раскрыв коробочку с вшами, я раструсила все их по одежде, которая висела на вешалке. Потом выхожу, а они говорят: "Гут, гут, фрау…" Потом я поблагодарила и, взяв туфли, ушла".

Через несколько дней Михайлов похвалил агента: "Молодец! Немцы от нас вчера вечером уехали, доктор Козийчук обнаружил у них случай заболевания тифом".

После войны Одуха свидетельствовал, что аналогичную задачу перед ним поставили через две недели после описанных Бонацкой событий, то есть в конце февраля 1942 года: "…Заражение тифозными вшами и отравление немецких лётчиков-офицеров и изменников родины… Тифозных вшей собирали в пробирки в лагерях военнопленных (вероятно, в Шепетовском лагере. – А. Г.) и через медицинский персонал и других передавали по назначению. Я тоже получил 4 пробирки вшей, цианистого калия, сулемы в пилюлях, морфия и другие отравляющие вещества".

В автобиографии Одуха с гордостью сообщал о выполнении поручения: "Группа под моим личным руководством до апреля месяца 1942 г. занималась диверсией по немецким гарнизонам, т. е. индивидуальный террор на немецких офицеров и солдат немцев, заражали тифом немцев путём пуска тифозных вшей".

Кроме того, дочь Иустины Бонацкой Лидия Щербакова (1924 г. р.) свидетельствовала о том, что весной 1942 года завхоз славутской больницы также снабдил её тайным оружием: "Дядя мой – Бонацкий Роман… принёс какой-то стеклянный тюбик: "Это вши тифозные. Вот ты собираешься на танцы, возьми и повтыкай их немцам на танцах".

Я шла на танцы с Галей Лыс. Мы разложили вшей в бумажечки по одной, по две в каждую, помногу в бумажечки жалели класть, чтобы побольше хватило для фрицев, и во время танцев и в перерыв там, где было больше немцев, старались вложить бумажечку со вшами в карман или на ворот и так их и пораскидали".

Игнат Кузовков, сидевший в 1941–1942 гг. в славутском лагере, вспоминал об исполнении приказаний: "Я подобрал группу надёжных товарищей и через них проводил работу по… заражению тифом немецкого гарнизона… с помощью тифозных вшей, доставлявшихся в ампулах из Славутской больницы. Таким образом, был уничтожен один фельдфебель, два унтер-офицера и 9 солдат".

Вероятно, о действиях именно этой агентурной группы в Славутском лагере показал на допросе в НКГБ бывший переводчик коменданта этого учреждения Абрам Лихтенштейн ("Александр Софиев"). Учтём, что впоследствии Кузовков и Лихтенштейн поссорились, поэтому последний, очевидно, и не распространялся о роли собственно Кузовкова: "Доктор Михайлов предложил [пленному] доктору Друяну и ещё кому-то из врачей забрасывать сыпно-тифозными вшами немцев… В лагере в это время была эпидемия сыпного тифа. Врач Друян собрал вши с умершего от сыпного тифа полицейского, положил их в коробочку и дал мне. Я эти вши бросил на унтер-офицера и солдата немецкой армии, которые находились возле столовой, среди военнопленных, следя за порядком".

Как видно, в рассказе Кузовкова и показаниях Лихтенштейна присутствует расхождение в данных об источнике вшей: в первом случае – больница, во втором – лагерь. Это кажущееся противоречие мы попытаемся объяснить ниже.

А вот итог действий против лагерной охраны в автобиографии Лихтенштейна-"Софиева" близок данным Кузовкова: "…Из охраны в количестве 51 человека переболело сыпным тифом 28 чел., из них умерло 8 чел., из которых 2 унтер-офицера".

Помимо этого, по словам Одухи, "славутской группой было отравлено несколько предателей Родины – служак немцев. Заражены тифом 16 немецких летчиков…"

Прецедент использования сыпняка против оккупантов подтвердила в телефонном интервью мне и бывшая подпольщица, находившаяся под началом Михайлова и лично знавшая его ещё до войны, врач-уролог Галина Войцешук.

В справке ЦК КП(б)У о Михайлове как о руководителе Славутского межрайонного подпольного комитета приводится результат его "спецопераций": "Организовал физическое истребление немцев и изменников Родины путём культивирования "сыпного тифа и специальными методами лечения". Таким образом уничтожено свыше сотни врагов".

Кроме того, существуют косвенные указания на то, что его группа проводила заражение советских военнопленных в Славутском лагере – чтобы вызвать эпидемию. Таким образом в глазах немецкого начальства повышалась значимость врачей группы Михайлова как возможных борцов с напастью, угрожавшей населению и даже самим оккупантам. Кроме того, у агентов появлялась возможность среди заболевших выявить "полезных" людей, прежде всего всё тех же врачей, и либо перевести их на бесконвойный режим, либо под видом "умерших" переправить в лес.

В опубликованном в Москве в 1969 году М. Кузьминым сборнике "Медики – герои Советского Союза" эта версия подкрепляется следующей недвусмысленной фразой: "Михайлов поддерживал связь с "гросслазаретом" (славутским лагерем. – А. Г.), в результате чего среди военнопленных стали часто возникать заразные заболевания. Инфекционных больных из лагеря направляли в стационар к Ф. М. Михайлову, где большинство из них "умирало", т. е. уходило в партизанский отряд".

После войны подпольщики не хвастались такими "проделками", однако их показания, в общем, подтверждают правоту М. Кузьмина. Обратим внимание на то, что почти во всех приведённых выше свидетельствах значится, что вши доставлялись из Славуты в Славутский лагерь военнопленных, где использовались для того, чтобы заражать охрану. То есть сыпного тифа изначально в лагере не было, иначе было бы проще и, самое главное, безопаснее, собрать насекомых на месте. А уже потом, после начала эпидемии, с больных насекомых собирал, например, Лихтенштейн и проводил дальнейшие заражения.

Также Одуха сообщал: "При славутской поликлинике инфекционное отделение было разделено на два отделения – одно отделение, где были инфекционные больные, и другое отделение, где скрывались наши работники под видом инфекционных больных, скрывались наши подпольщики. (…) Доктор Михайлов… большую работу провёл по организации и пополнению партизанских групп, находящихся в лесу, за счёт людей, выведенных из больницы и из лагерей".

Славутский лагерь, первые полгода своего существования являвшийся обычным лагерем военнопленных №357, после разгула заразы был превращён немцами в "Гросслазарет 301", куда больных свозили умирать. Агентурная сеть, тайно распределявшая медикаменты среди "своих", просуществовала за колючей проволокой до самого конца оккупации.

Вероятно, немцы всё же заподозрили присутствие "чуждой силы". Один из обвинительных актов советской стороны в Нюрнберге содержал следующие сведения: "В "гросслазарете" периодически отмечались вспышки заболеваний неизвестного характера, называвшиеся немецкими врачами "парахолерой". Заболевание "парахолерой" было плодом варварских экспериментов немецких (? – А. Г.) врачей. Как возникали, так и заканчивались эти эпидемии внезапно. Исход "парахолеры" в 60–80 процентов случаев был смертельный. Трупы некоторых умерших от этих заболеваний вскрывались немецкими врачами, причём русские врачи-военнопленные к вскрытию не допускались".

В "Гросслазарете" от эпидемий и голода умерло около 150 тысяч узников. Если гипотеза о заражении пленных агентурой верна, то ответственность за их гибель михайловцы делят с немцами. Впрочем, говорить об этом со стопроцентной уверенностью пока нельзя.

В конечном итоге операции Михайлова были должным образом оценены. В 1965 году ему посмертно присвоили звание Героя Советского Союза, в честь руководителя подполья в Славуте назвали улицу, парк, швейную фабрику и районную больницу, рядом с которой бывшему главврачу установили памятник. Даже сейчас, после пятилетки декоммунизации, этот бюст стоит на месте, а парк и лечебница носят имя Михайлова.

Многое указывает на то, что он действовал не по собственному почину, а по заданию армейских спецслужб, которые 16 февраля 1942 года получили название ГРУ.

Выглядит так, что завербован Михайлов был ещё в годы Гражданской войны. В автобиографической анкете он указал, что с осени 1918-го по начало 1919 года прошёл подготовку для командного состава флота в Петрограде, по окончанию которой в апреле-мае 1919 года "участвовал в боях против Юденича в составе отдельного морского корпуса в качестве разведчика".

На скрытую поддержку властей указывает то, что, вопреки изгнанию из партии, бывший краснофлотец в 1920-х годах поступил в институт, закончил его и затем даже сделал карьеру. За 14 лет сменил 7 мест работы в разных регионах, в основном на руководящих должностях – главврачом больниц. За это же время он 7 раз проходил военные сборы продолжительностью от 20 до 90 дней. Учитывая то, что в те годы в СССР с одобрения, или даже по инициативе Сталина была развёрнута программа подготовки бактериологической войны, превышающая любые подобные мероприятия в западных странах, не исключено, что на сборах его учили как раз "боевой медицине".

В сообщении об операциях Михайлова заведующий Хмельницкого партийного архива Н. Тараненко указал на пути приобретения агитматериалов: "Была создана большая сеть подпольной агентуры, доходившей до линии фронта, откуда комитет получал литературу: свежие газеты и листовки".

Игнат Кузовков, в июне 1944 года в справке о деятельности Михайлова также намекал на происхождение славутской группы: "Нити подпольной организации тянулись в Житомир, Бердичев, Киев и к фронту".

И в воспоминаниях Одухи о Михайлове есть указание на то, что боролся врач не по собственному почину: "Он отрекомендовался мне как представитель реввоенсовета". Вероятно, Одуха оговорился, назвав реввоенсоветом (такого органа не существовало с 1934 года) военный совет Юго-Западного фронта.

В письме заместителя начальника 4-го Управления НКГБ СССР Наума Эйтингона в управление НКВД по охране железнодорожных сооружений об упоминавшемся Абраме Лихтенштейне ("Софиеве") – переводчике коменданта славутского лагеря – значится, что сразу после побега из плена в 1942 году последний "организовал партизанский отряд, который действовал по заданиям разведупра Красной армии".

Дальнейший поиск упёрся в глухие стены архива ГРУ.

Так или иначе, если заражение михайловцами сыпным тифом советских военнопленных пока что является предположением, то инфицирование ими немцев – факт, обладающий едва ли не всемирно-историческим значением.

Во-первых, это единственный известный случай не экспериментального, как в японском отряде №731, а оперативного применения оружия массового поражения во Второй мировой войне в Европе. Не должен смущать скромный масштаб – тиф в любом случае является бактериологическим оружием, то есть одним из видов оружия массового поражения. Тем более если учитывать его способность к самораспространению.

Во-вторых, это вообще один из немногих задокументированных случаев оперативного использования бактериологического оружия в истории человечества. Неслучайно во все времена в ходе даже наиболее жестоких конфликтов их участники крайне редко боролись с врагом именно таким способом, так как опасались бить "палкой о двух концах". Советский же врач, натасканный сталинскими профессионалами, действовал без колебаний.

Александр Гогун – исследователь сталинизма, автор и составитель монографий и сборников: "Неконвенциональная война. ГРУ и НКВД в тылу Вермахта", "Чёрный PR Адольфа Гитлера. Документы и материалы", "Между Гитлером и Сталиным. Украинские повстанцы" и др.