В 80-х, еще задолго до перестройки, со мной произошла одна довольно забавная история. Я после института работал в одной организации, в которой надо было постоянно чем-то себя занимать. Работы, которую мне поручали, хватало недели на две в квартал. Да и коллеги перегружены не были, таких контор в эпоху развитого социализма хватало. Но вначале эта проблема особо не ощущалась, потому что наш отдел располагался в одном из подвалов известного ленинградского дома Перцова на Лиговском проспекте. В подвале пол прогнил почти напрочь, так что сотрудницы падали с каблуков, время от времени нас навещали крысы. Но имелись и положительные стороны жизни: вдали от начальства можно было заниматься чем хочется.
Однако когда ситуация с полом стала совсем угрожающей, всё изменилось. Нас перевели в главное здание конторы. Отдел разместили в проходной комнате, мой стол оказался вообще самым близким к проходу, прямо у меня за спиной постоянно ходили люди. В числе других фланировала и местный парторг, дама немолодая, весьма идейная и суровая. К тому же у меня уже были грешки по политической линии, и она меня не любила. Надо было как-то изображать бурный трудовой энтузиазм, хотя делать мне на работе было решительно нечего.
И выход нашелся! Я отправлялся в библиотеку, брал там том сочинений Маркса и Энгельса и читал на рабочем месте, не таясь. При этом старался получить удовольствие, ибо иначе терялся смысл. Однажды парторг Нелли Григорьевна, увидев на столе явно постороннюю книгу, перешла к воспитательному процессу с повышения голоса: “Чем это вы заняты в рабочее время, молодой человек?” Подошла, схватила книгу, глянула на обложку и, после затянувшейся паузы, положила том обратно на стол, любовно его погладила. И больше ко мне не приставала. С этого момента я стал заядлым поклонником Карла Маркса, причем говорю об этом совершенно серьезно.
Конечно, в студенческие времена в Финэке нас много пытали марксовым “Капиталом”. Семинары, конспекты, нудные лекции про грядущее торжество пролетариата – ничто не может лучше сформировать антикоммуниста, чем это. Но теперь, изучая Маркса почти что по доброй воле, я начал понимать, что в моей профессии есть не только проклятая обязанность изображения экономически эффективными никому не нужных проектов, но также и красота с логикой. И когда я сегодня слышу голоса многочисленных посмертных критиков Маркса, я понимаю, что мы просто читали различных Марксов: они по необходимости или с явной предвзятостью, а я из интереса. При этом я не стал коммунистом, а вовсе наоборот, членом гайдаровской партии, активно все 90-е годы занимался приватизацией, не желаю социализма ни в каком виде, и у Маркса меня интересует отнюдь не политика, а вещи чисто теоретические, и прежде всего – теория ценности, то есть выяснение того, как обмениваются товары на деньги, как работают рынки. Для меня Маркс – едва ли единственный теоретик экономики, которого по этому вопросу стоит читать, всё остальное уж больно похоже на те самые институтские лекции по “Капиталу”, скучно до зубовного скрежета.
Я неоднократно хотел исправиться. Даже как-то купил в “старой книге” трехтомник Альфреда Маршалла, одного из столпов экономической неоклассики, в надежде, что один из самых знаменитых экономистов Запада вернет меня на путь истинный, ведь быть марксистом для человека вполне либеральных политических убеждений не комильфо. Надолго с чтением Маршалла меня не хватило, ибо самое неудобоваримое блюдо для человеческой головы – малоструктурированная словесная жвачка, изложенная человеком, проведшим всю жизнь на профессорской кафедре. Затем "антимарксистская доза" была увеличена, я добавил к Маршаллу Бем-Баверка, Мизеса, Шумпетера, Хайека, Ротбарда, Марка Блауга и ещё множество знаменитостей. Не помогло. Только становилось понятнее, что, если ты хочешь что-либо понимать в том, как работает реальная экономика, читать надо Маркса, спорить и не соглашаться именно с ним, там, в "Капитале", искать противоречия и ошибки. Первоисточник по определению более ценен, нежели критика первоисточника.
Почему возникла порода людей, целью которых стало разоблачение Маркса, понятно. Практически весь XX век немарксисты боролись с марксистами и часто в этой борьбе применяли не только оружие критики, но и критики оружием не гнушались. Но теперь мы можем читать Маркса спокойно, вглядываясь в написанное в библиотечной тиши, а не из траншей и окопов.
Так кем же Карл Генрих Маркс, 201-я годовщина со дня рождения которого наступила сегодня, был в действительности? "Продолжателем и гениальным завершителем трёх главных идейных течений XIX века, принадлежащих трём наиболее передовым странам человечества: классической немецкой философии, классической английской политической экономии и французского социализма" (Владимир Ленин) или бунтарем против разума, который "изобрел свою доктрину идеологии, желая подорвать престиж экономической науки" (Людвиг фон Мизес)?
Экономические теории не делают революций – это дело политиков
На самом деле, ни тем и ни другим. Маркс – крупнейший экономист XIX столетия, внесший огромный вклад в наше понимание законов капитализма и рыночной экономики. Мой опыт практического экономиста подсказывает, что новые поколения выпускников экономических университетов, не изучавших Маркса, лучше подкованы по части формальных методов и моделей, но экономический смысл того, что приходится делать, им ведом мало. Политические взгляды и политическая деятельность, несомненно, оказали влияние на содержание написанных Марксом книг, однако преувеличивать это влияние тоже не стоит. Его коммунистические взгляды сильно мешают разве что откровенным пропагандистам, профессионально занятым не столько наукой, сколько апологетикой – попыткой представить капиталистическую экономику вечной и идеальной системой, не несущей внутри себя каких-либо существенных противоречий, неизбежно ведущей к прогрессу и процветанию. Таких экономических систем не бывает вовсе, все они изменчивы, при каждом таком изменении общество принимает решения, выгодные одним и задевающие интересы других. Очень нечасто результаты таких решений можно однозначно отождествлять с тем, что называется общественным благом. Капитализм драматичен и противоречив изначально, именно благодаря этому он и превратился в успешный и жизнеспособный экономический уклад, способный при разумном использовании преодолевать кризисы, обеспечивать технологический прогресс и быстрые темпы развития. И потому сделанный Марксом анализ капитализма столь полезен и значим.
С другой стороны, создал ли Маркс непогрешимую теоретическую систему, предвещавшую неизбежную гибель капитализма и замену его новым справедливым общественным строем? Тоже нет. Вне зависимости от того, что думал об этом он сам и чего ожидали его единомышленники и поклонники, такого просто никогда не бывает. Экономические теории не делают революций – это дело политиков. Экономисты могут лишь констатировать, что между различными общественными группами, классами (называйте их как хотите!), в данном случае между капиталистами и рабочими, на том или ином этапе истории вероятно развитие противоречий. Однако, как разрешаются эти противоречия, в каких формах, в какие сроки это произойдет, никакому экономическому теоретику не может быть ведомо никогда, ибо подобное тайное знание изначально лежит за пределами экономического анализа.
Осуществится ли революция с переходом политической власти, или революция будет подавлена и объявлена бунтом, или правительство пойдет на реформы – это дело политиков, но вовсе не экономических теоретиков. Но если теоретик увлекся и провозгласил политические пророчества, отменяет ли это ценность его экономического анализа как такового? Наверное, нет. Впрочем, из истории мы знаем доподлинно, что противоречие между буржуазией и рабочими – исторический факт. Рабочее движение действительно существовало, в той или иной степени оно оказало существенное влияние на развитие многих стран. Где-то, как во Франции периода Парижской коммуны, дело дошло до стрельбы. В Англии происходили бурные чартистские демонстрации. В Германии к началу Первой мировой войны число социал-демократических депутатов в Рейхстаге превысило треть. Так что мы должны констатировать: в целом марксистский анализ капитализма можно считать достаточно близким к истине.
Другое дело, что Маркс, что бы ни утверждали его последователи-марксисты, анализировал не капитализм вообще, а исключительно определенную его ипостась, сложившуюся в Европе приблизительно к середине XIX столетия. По-иному, естественно, и быть не могло, ибо вечные социальные истины, существующие вне времени и пространства, – нелепость. У Маркса речь шла про вполне конкретный этап, в течение которого вначале происходило внедрение массового мануфактурного производства товаров, а затем фабричного производства на базе паровых двигателей. И в "Капитале" довольно подробно описывается устройство именно такой фабрики, особенности труда на ней, формы его организации. Ровно из этого берет начало классическая политэкономия вообще и теория Маркса в частности. Более того: Маркс писал, что трудовая теория ценности, то есть определение ценности производимых товаров рабочим временем (на чём зиждется весь его анализ капитализма) вовсе не является вечным и неизменным принципом, а есть "просто-напросто факт современной промышленности" (это цитата из "Нищеты философии", написанной за 20 лет до появления на свет "Капитала").
Какой "современной промышленности"? Разумеется, современной отнюдь не нам нынешним, а той, которая функционировала в первой половине XIX века в Великобритании и некоторых других развитых странах Европы – фабричной промышленности, основанной на силе паровых двигателей. Определяется ли ценность товаров рабочим временем до появления той, современной Марксу, промышленности, или после нее (например, в наши дни), непонятно. Ответить на этот вопрос – дело экономической науки. Тем более что сегодня мы уже знаем то, что Марксу, скончавшемуся в 1883 году, узнать не хватило жизни: он умер до того, как Никола Тесла изобрел асинхронный электрический двигатель и в результате техническая база экономики стала круто меняться. И вообще, XX столетие ознаменовалось целой серией технологических переворотов, до неузнаваемости изменивших ту экономику, которую анализировал Маркс. Разумеется, вслед за этим не могли не измениться и экономические закономерности, определяющие жизнь людей. Противоречия, которые Маркс воспринимал как предельно острые, могли свою остроту утратить, смениться новыми. Но если бы тот фабричный капитализм XIX столетия просуществовал бы еще лет 100 или 200, как знать, не довелось бы не только отсталой России, но и гораздо более развитым странам пережить все прелести социалистического эксперимента?
Экономическая теория Маркса действительно устарела, и законы, управляющие современной экономикой, она объясняет дурно. Но произошло это отнюдь не стараниями многочисленных критиков, а в результате естественного хода развития, что, кстати, напрямую следует из методологических принципов самого Маркса. В "Капитале" не рассмотрены экономические явления, появившиеся позднее. Например, начавшееся в развитых странах постепенное повышение уровня жизни рабочих, то есть тенденция, качественно противостоящая той, которая Марксом описана. Или отмена денежного "золотого стандарта" и переход к бумажным, а затем к электронным деньгам, эмиссия которых контролируется государством. А тем более начинающаяся на наших глазах история криптовалют.
Маркс, вопреки страстной вере его адептов, не придумал какой-то универсальной теории, объясняющей все на свете законы экономического развития
Понятно, что теория денег в середине XIX века и теория денег сегодня просто не могут быть идентичными, хотя бы потому, что сам предмет анализа находился на совершенно иной стадии своего развития. "Теория или верна, или ошибочна", – торжественно провозгласил некогда Людвиг фон Мизес. Он ошибался. Это не так вообще, а в науках, связанных с историей, в особенности. Потому что кажущаяся верной теория со временем, ввиду появления новых фактов, превращается в ошибочную. С другой стороны, теоретики адекватно описывают исторические явления, опираясь на известный им опыт. И если явление ещё не достигло зрелости, не проявило в полной мере своих особенных качеств, мы, как правило, не способны его оценивать верно. Это как если мы станем судить о судьбе какого-то человека, наблюдая его лишь до десятилетнего возраста. Но всегда интересны теории, имеющие потенциал развития, основывающиеся не на мысленных спекуляциях, а на действительности. И с этой точки зрения совершенно неудивительно, что предпринятая Марксом попытка устранить, как он выразился, "загадочность денег" в целом не удалась. Однако сам факт, что он (единственный, кстати, во всей истории экономической науки) описал деньги не просто как некий технический инструмент, который был придуман людьми, чтобы легче было обмениваться, а именно как естественным образом возникающее экономическое явление, природу которого нужно раскрыть, в научном смысле стоит всех толстых томов, написанных его критиками.
Так в чем состояла историческая роль Маркса как экономического теоретика? Отнюдь не в том, что пытаются в нём увидеть его поклонники. Маркс, вопреки страстной вере его адептов, не придумал универсальной теории, объясняющей все на свете законы экономического развития. Его роль заключается совершенно в другом. Он подвел итог классическому периоду политической экономии, обнажив и его достижения, и его недостатки. И тем самым создал для экономистов задел на будущее, ту самую точку опоры, о которой мечтал Архимед, дабы повернуть Землю. Но, к огромному сожалению, в наследии этого великого человека многие увидели лишь политическую угрозу. Вместо действительной критики, критики постарались попросту исторгнуть Маркса из сферы науки.
Среди либералов сегодня считается, что высоко чтить достижения Маркса в науке стыдно. При этом забывают, что либерализм отнюдь не является продуктом XX века, а имеет гораздо более глубокую историю. В экономике первыми либералами были, по-видимому, французские физиократы – Франсуа Кенэ, Анн Робер Тюрго и другие. Экономическими либералами были Адам Смит, Давид Рикардо, Джон Стюарт Милль и другие английские классики политэкономии. Миф о том, что существует непосредственная связь между научной методологией и политикой, принадлежит, кстати, политикам, именовавшим себя марксистами. Это они придумали, будто марксизм есть неделимое единство своих трех составных частей, включая так называемый научный коммунизм, являющийся якобы неизбежным следствием из марксистских философии и политэкономии. Но самое странное, что противники этого политического марксизма восприняли эту мифологию с абсолютным доверием и со страху посчитали необходимым для борьбы с коммунизмом пересмотреть все основы основ, перевернув прежнюю науку с ног на голову. Если некогда либералы с разной степенью успеха старались понять законы истории, то нынче они пытаются опровергнуть само существование этих законов, заменяя знание субъективистским морализаторством. В результате, за прошедшие с выхода "Капитала" в свет годы экономические теоретики создали массу конкурирующих друг с другом теорий, концепций, моделей, трактовок, в которых сами же и запутались. В результате до наших дней экономическая наука не имеет более-менее ясного понимания собственных базовых понятий, таких как ценность (или стоимость, что более привычно для русского слуха) и деньги. А без этого экономическая наука превращается в подобие банального калькулятора, способного производить количественные расчеты, и более ничего.
Всё, что здесь про Маркса написано, естественно, нуждается в конкретизации. Маркс, как это ни парадоксально звучит с учетом многомиллионных тиражей его произведений на всех мировых языках, до сих пор нечитанный автор. А “Капитал” – самая загадочная книжка про экономику, которую когда-либо издавали.
Михаил Эрперт – петербургский экономист, кандидат экономических наук
Высказанные в рубрике "Блоги" мнения могут не отражать точку зрения редакции
