Кино, некогда названное важнейшим из искусств, пребывает в России на обочине. Нет полноценной синематеки, музея кино; Госфильмофонд обладает огромной коллекцией, но посмотреть можно лишь ничтожно малую часть. Вдобавок Госфильмофонд сотрясает кадровая чехарда, подобно министерской – накануне падения Романовых. В прошлом году архивный фестиваль не проводился, в этом году буквально за день до начала поменяли руководителя ГФФ. Кажется, повседневная работа и подготовка фестиваля не прекращается благодаря усилиям энтузиастов, истинных любителей кино, Петра Багрова и его товарищей. Они находят и реставрируют потерянные и неизвестные фильмы.

Среди архивных находок – фильм "Псиша, танцовщица Екатерины" (1922), снятый русскими эмигрантами в Германии, обнаруженный в музее "Кодака" (Рочестер, США), с чудесным виражом в сцене фейерверка. В ней играют и сильно переигрывают О. Гзовская и М. Тарханов, но экранных воплощений знаменитой актрисы известно очень мало. Пьесу о крепостной, а потом придворной балерине написал Ю. Беляев, она была очень популярна до революции. В Петербурге блеснула в заглавной роли Ольга Глебова-Судейкина. Много позже, в 1930 году, Михаил Кузмин соединил в стихотворном посвящении героиню пьесы, бессмертную душу (так "псиша" переводится с древнегреческого) и уехавшую из России красавицу, и поэзия будет лейтмотивом:

Сколько лет тебе, скажи, Психея?
Псюхэ милая, зачем считать?
Все равно ты будешь, молодея,
В золотые рощи прилетать.

"Псишу" сняли русские эмигранты в Германии, а "Разбойничью симфонию" (1936) – немецкие беженцы в Англии. Режиссером и продюсером был Фридрих Фейер, главные роли исполняли его жена – Магда Соня и сын Ханс, оператором был Ойген Шюфтан (работал с Офюльсом и Карне), а художественным руководителем – Роберт Вине. Собственно, Фейер прежде играл у Вине в "Кабинете доктора Калигари" сумасшедшего рассказчика Франца. "Разбойничья симфония", сделанная с оглядкой на "Оперу нищего" Джона Гея и "Трехгрошовую оперу" Вайля и Брехта, получилась детским экспрессионистским мюзиклом. Сама симфония, исполненная Лондонским симфоническим оркестром (солисты слегка загримированы под Шарло), была написана Фейером в возрасте 15 лет, он же и стоит за дирижерским пультом. История семьи бедных странствующих музыкантов намекает на судьбу беженцев из нацистской Германии (Фейер был евреем), а в какой-то момент оборачивается едва ли не библейским бегством из Египта оригинального Святого семейства – мальчика, ослика, собаки, пианино, – по рекам, горам, снегам. Преследуют их не менее оригинальные разбойники – трубачи, певцы и канатоходцы, – в карете-бочке с прорезями – глазами и ртом, с целым караваном фисгармоний. Фильм был замечен критикой, в частности, поразил много писавшего в те годы о кино Грэма Грина, но сокрушительно провалился в прокате, разорив создателей. Фейер с семьей уехал в США, снимал музыкальные короткометражки, держал продуктовый магазин.

Там играют в сумерках Шопена.
Тот, кого зовут, еще в мечтах,
Но соперничество и измена
Уж видны в приподнятых глазах.

Пианино прописано в титрах "Разбойничьей симфонии" как один из персонажей. Главная программа фестиваля называлась "Пианино и пианисты", что оправдано с исторической точки зрения: тапер и его инструмент сопровождали кинематограф, даруя голос "великому немому". В советских кинотеатрах работали таперами Дмитрий Шостакович и Любовь Орлова, а немые фильмы в "Иллюзионе" сопровождал замечательный музыкант Филипп Чельцов.

В программе соседствовали популярные шедевры, подзабытая классика, документальные ленты и хроника. Гилельс, Зак, Флиер побеждают в 1937–38 годах на престижных европейских конкурсах, а советская кинохроника фиксирует достижения советской пианистической школы: лауреаты чинно сидят под сталинским портретом, Генрих Нейгауз произносит правильные слова, Нина Емельянова капризно спорит с педагогом о репертуаре для съемки. Качество звука, конечно, сомнительное, но вряд ли есть еще запись Розы Тамаркиной, получившей вторую премию в Варшаве (1937) и умершей в 30 лет. Пока советские хроникеры снимали молодых триумфаторов, Макс Офюльс гениально увековечил лощеного салонного виртуоза Александра Браиловского. Русский эмигрант играет "Блестящий вальс" Шопена, восседая с инструментом на пирамиде, завернутый в кисею. Камера попеременно становится глазами зрителей, самого пианиста, даже клавиш рояля.

В 1960-е годы в СССР начали делать документальные фильмы о выдающихся пианистах. Ленинградцы сняли непроницаемого Павла Серебрякова. Он стал – и очень надолго – ректором Ленинградской консерватории в 29 лет в 1938 году. На экране пожилой и довольно равнодушный человек: за кулисами с сыном, на берегу – с внуком, в зале – с Гайдном и гаснущими свечами. Г. Пиесис поставил часовой фильм с Рихтером. Портрет получился подробным, но парадным: Рихтер как мирное "оружие" страны, пианиста награждает и целует Брежнев, Рихтер музицирует в квартире на улице Неждановой и гуляет по стройке дачи в Тарусе, слегка фрондирует – хвалит Бриттена и Яначека.

Пожалуй, выразительнее вышел кинопортрет Эмиля Гилельса (реж. А. Цинеман). Сам герой произносит всего несколько реплик: на репетиции Первого концерта Чайковского и с учеником, но этот аскетизм искупает визуальный ряд музыки. Концерт Бетховена иллюстрируют протестантские шпили и черепичные крыши. Вторую сонату Шостаковича – русские церкви, монастыри и кремли, отражения их в воде. Эти ассоциации подсказаны самим Гилельсом, и они образуют перекличку со снимавшимся в то же время "Андреем Рублевым". Послушав днем в кинозале Гилельса и Рихтера, вечером оказываюсь в консерватории: пианист Петр Лаул играет романтиков, а Рихтер говорил, что их исполнять труднее всего – надо вкладывать свою личность, и "Лунная соната" превосходит ожидания: тихий лунатик 1-й части становится волком-оборотнем во 2-й!

Классическую часть программы открывают ужасно смешные/серьезные Лоурел и Харди, волокущие фисгармонию на вершину голливудского холма. Нервный пианист Орлак теряет главный свой инструмент – руки в необычайно экспрессивной железнодорожной катастрофе. Обновленные конечности выходят из-под контроля, желают не стучать по деревяшкам, а убивать живую плоть. В советской прокатной копии "Рук Орлака" (знаменитого и неровного Вине) русские титры чередуются с украинскими, а убежище герой Конрада Фейдта находит в объятиях эмигрантской актрисы Александры Зориной. В СССР в 20-е годы возник небольшой культ Фейдта, особенно памятны стихи Мих. Кузмина.

Марлен Дитрих – офицерская вдовушка, поступает на секретную службу, записывает шифровки нотной грамотой и отстукивает их на фортепиано, сражается с русскими шпионами, ни на мгновенье не расставаясь с котом. Русские повержены, но и героиню Дитрих побеждает любовь и – следовательно – смерть ("Обесчещенная", режиссер Дж. фон Штернберг). Историю совсем другой пианистки рассказывает Бергман в "Осенней сонате". Фильм слишком известен, и уместнее привести мемуары режиссера. На предварительной читке голливудская звезда повергла сотрудников Бергмана в шок громовым голосом и преувеличенной мимикой и жестами. Ингрид Бергман уверенно заявляла, что "скучную прелюдию" Шопена нельзя играть дважды, а в серьезной сцене она не может лежать на полу – зрители станут смеяться. Компания отказалась страховать актрису: она перенесла операцию по поводу рака. Вскоре после начала съемок обнаружили новые метастазы, но Бергман была увлечена работой. В помещении царил полумрак. Ингрид несколько раз провела рукой по лицу – жест, необычный для актрисы, – глубоко вздохнула и посмотрела на меня без улыбки, не ища сочувствия: "Ты ведь знаешь, что я живу взаймы" – и неожиданно улыбнулась.

Последний фильм, что я видел на фестивале, – история пианиста и поражения. Роберт, потомственный музыкант, выпадает из семейного гнезда на обочину – работает на заводе. Раскаивается ли "рассерженный" персонаж Николсона? Недолгий визит домой подтверждает как будто его правоту. Домочадцы напоминают никчемных чеховских героев: отец парализован, старший брат комичен не меньше сиделки – отставного моряка, а женщины жаждут альковных радостей. Впрочем, и новая жизнь Роберта скверная, диагноз мимолетной любовницы беспощаден: если ты не любишь и не уважаешь себя, ближних, работу, талант, то не надо рассчитывать на любовь и уважение других. Фильм Б. Рейфелсона называется "Пять легких пьес", возможно, они символизируют 5 человеческих чувств, которые формально у героя есть, но фактически он бесчувствен.

У заборов девочки-подружки
Ожидают, выстроившись в ряд,
Или смотрят, позабыв игрушки,
На чужой и недоступный сад.

Музыка определяет сюжетные повороты и других картин, показанных за рамками главной программы. Памяти В. Дмитриева, хранителя ГФФ и соавтора книги о Брижит Бардо, посвятили показы "И Бог создал женщину" и "Истины". Бардо училась балету, а ее героини преображаются, попадая в стихию танца. Жюльетта готова бесконечно слушать музыкальный автомат, а Доминик влюбляется в своего назойливого поклонника, посмотрев его за пультом в Консерватории.

"Истина" Анри-Жоржа Клузо – грандиозная судебная драма. Году в 1960-м парижские круги (возможно, ада) посетила редкостная Жар-птица, но отношение вызвала – увы – лишь потребительское: погрей да лети прочь. Трагическая героиня Брижит Бардо проживает метаморфозу от субъекта незамысловатого разврата – к орудию Сокрушающей Любви. Все это она делает, не покидая скамьи подсудимых. Девушка Доминик стихийно исследует перебои чувства: в юности она читала "Мандарины", а ко времени действия "Истины" применяет на практике теорию "не одновременной любви" (Бальзак – Флобер) и "отложенного самоубийства" (Сартр). В итоге она поступает как герой "Баллады Редингской тюрьмы" – выносит и приводит в исполнение смертные приговоры сперва любви, а потом и себе.

Другой пример музыкального кинематографа – из российских 1990-х. В Госфильмофонд поступила копия стихийного пермского мюзикла "Оранжевый джаз" (1993, режиссер А. Исупов), трогательное, ностальгическое, "бедное" кино. Обаятельный главный герой Антонио катается по перрону на детском велосипедике, поливает всех без разбору водой и кормит мороженым, передвигается вприпрыжку, словно обезьянка из едва ли не последнего советского немого фильма – экранизации рассказа Житкова, найденный фрагмент которого тоже показали (в главной роли Тэко №2).

Среди находок – цветные фрагменты экспериментальной короткометражки Ф. Эрмлера и И. Менакера "Осень" (1940). Она получилась из рабочих материалов страшно интересного и, конечно, зарезанного цензурой замысла – "Бальзак в России": действие в Одессе и Петербурге, писателя путают с куафером, император желает бальзаковского опровержения памфлета Кюстина (параллель Фейхтвангер – Жид), русские красавицы – агенты 3-го отделения, музыка Шостаковича. Получилось в результате исполнение романса Чайковского о весне (!) влюбленной парой с алыми вампирскими губами; виды Петергофа, выступающие из картинной рамы и населенные советскими гражданами и русскими дамами, – парковые пейзажи Бенуа.

Много звучит музыки и в реставрированном Н. Майоровым первом советском стереофильме "Концерт" (реж. А. Андриевский, 1940). Старинные натурные съемки поражают сильнее нынешней компьютерной графики: на первые ряды зала накатывают волны Черного моря и клавиши рояля вместе с руками Флиера, среди зрителей появляются рыбы, птицы, мячи и цветы, брошенные Верой Дуловой. Сама арфистка парит в прозрачном пузыре со своим инструментом, а Яхонтов назидательно читает волнам фрагменты "Хорошо", еще не зная, что пять лет спустя повторит судьбу автора поэмы и покончит с собой. Стереофильм завершается веселыми танцами в Ялте и, глядя на массовку, невозможно не думать – многие очень скоро погибнут. А что говорить о ленинградских толпах фильма-хроники "Победный марш социализма" (1936) о первомайском параде? На экране бодро маршируют танки, самолеты, военные и гражданские; все присягают в том, что жить стало веселее (хуже всех получается у маршала Б. Шапошникова), – почти каждый третий не переживет войны.

В этих рощах воздух не прозрачный,
Испарений и туманов полн,
И заливы спят под тучей мрачной
В неподвижности тяжелых волн.

Война, репрессии и иные трагические события 1930–40-х гг. присутствуют, вопреки усилиям цензуры, и во многих фильмах другой большой программы фестиваля – "Шестидесятые". Полагаю, что внезапно появившийся проездом на один день "папаня" Вали Кузяева был жертвой репрессий, на это намекает и год рождения парня – 1949-й, и место жительства странного и смущенного отца – Якутия ("Личная жизнь Кузяева Валентина", реж. И. Масленников, И. Авербах). В лирической мелодраме М. Калика о трех товарищах ("До свидания, мальчики") судьбу героев определяют фрагменты хроники (Гитлер, парады в Германии и СССР, фронт, концлагеря) и титры. Действие "Пяди земли" (реж. А. Смирнов, Б. Яшин) происходит в 1944 году на Днестре. Честный, справедливый и человечный лейтенант Мотовилов (А. Збруев) обороняет бессмысленный плацдарм и буквально одержим смертью, на которую без колебаний отправляет подчиненных. Душа его непокойна: лейтенанта влечет командир (Е. Урбанский), но есть яблоко раздора – медсестра. Перед фильмом Смирнов рассказывал о только что умершем соавторе. Яшин служил штурманом на флоте, подводная лодка села на мель, моряки в соседнем отсеке были задраены и погибли, Яшин был потрясен и потерял речь на какое-то время.

Обычно полнометражным фильмам сопутствуют студенческие короткие работы. Диплом Смирнова и Яшина "Эй, кто-нибудь!" – экранизация У. Сарояна, показывает представления советской творческой молодежи о Чистилище. Репортер на празднике урожая и пьянства в Кахетии ("Алавердоба", реж. Р. Инанишвили и Г. Шенгелая, оператор А. Рехвиашвили) – советский Чайльд-Гарольд, который презирает все вокруг и почти готов вершить насилие. Он бросает пламенные взоры на первом плане, позади меланхолически ползут на карачках подгулявшие крестьяне. А. Хржановский и В. Курманов с благословения ГАИ придумали новый знак – предупреждение пьяницам-водителям. Но их своеобразная социальная реклама завершается, возможно, гибелью неповинного велосипедиста под колесами "пьяного" автомобиля. Александр Антипенко, оператор "Киевских фресок", "Мольбы" и "Сказки о купеческой дочери и таинственном цветке" эффектно снял будни балетной труппы Киевского театра ("Сегодня – каждый день"), к сожалению, утрачен оригинальный финал ч/б фильма – внезапное появление золотого занавеса.

Несколько прекраснодушное оттепельное кино заслуживает всяческого внимания, но архивный фестиваль – это находки и реставрации, в первую очередь! Обретенное сокровище – документальная картина "Оглянись, товарищ!" (1967, реж. И. Герштейн) о советской Киргизии, снятая к юбилею Октября. Фильм сохранился без финала, отсутствует фонограмма первой части, утрачена звуковая дорожка – разные аранжировки песни "Наш паровоз, вперед лети!", но свободомыслие авторов поражает. Они отказались от закадрового текста, зато использовали полиэкран (хроника, интервью, фотографии, титры), звучат синхронные записи интервью: киргизские интеллигенты как один говорят о том, что счастья нет и в великом знании – великая печаль. Ветераны революции не оправдывают принесения в жертву даже и врагов революции (шокирующие подробности о самоубийствах целых семей и буквальном загрызании контрреволюции). Говорится и о повальной русификации образования, и о тяжкой жизни женщин, и о репрессиях 30-х гг. Конечно, картина легла на полку, считалась утраченной, режиссер уехал в Израиль, благополучно прожил 99 лет и умер в минувшем декабре, успев узнать о находке.

Нашлась в ГФФ экспериментальная картина прекрасного голливудского фотографа Роберта Фролиха "Заключенный" (1934) – 15 минут галлюцинаций в пустыне в обнимку с кактусами и песками; возможно, предсмертное видение героя, если вспомнить рассказы Амброза Бирса. Обнаружен и показан фрагмент фильма "Заплати мне!" (1917) – эпическое побоище в салуне под предводительством "человека с 1000 лиц" – Лон Чейни в этот раз почти без грима, но в седом парике. Очень симпатична советская украинская мультипликация "Мурзилка в Африке" с конструктивистскими городскими видами и космополитическими танцами в самолете. Совершенно роскошный германский мультфильм "Ночь над городом" (1935, художники Корзатц и Э. Людке). Собственно, это реклама антикоррозийной краски, но очень изобретательная: лесные чудовища с зубастыми пилами вместо ртов уничтожают мост и нападают на спящий городок. Начинают тревожно бить колокола церкви и… происходит чудо. Появляется цвет, колокола превращаются в ведра с кистями и красками; все, что необходимо, в городе окрашено, и "воинство ржавчины" бесславно бежит в чащу!

Главной же реставрацией и финалом фестиваля стал показ восстановленной почти что в первоначальном виде и замысле знаменитого "Обломка империи" идеалиста, коммуниста и чекиста (судя по всему, продовольственного, а не кровавого!) Фридриха Эрмлера. Начинал снимать картину Евгений Михайлов (племянник Сомова), художником был Евгений Еней. Для фильма написал оригинальную оркестровую музыку В. Дешевов – конструкцию "индустриальных серий", мотивов из Чайковского (6-я симфония) и современной эстрады; на фестивальном показе ее играл Симфонический оркестр Ленинградской области (дирижер Михаил Голиков). Фильм и сейчас поражает сочетанием мастерского реализма актерской игры (в первую очередь, исполнителя главной роли Федора Никитина) и авангардного монтажа. Именно этим знамениты сцены возвращения памяти Филимонова и припоминания "сволочей" (врагов нового порядка и героя); превращение георгиевского креста унтер-офицера Филимонова в кресты на могилах жертв войн и революций; демонстрация изумленному советскому Кандиду – беспамятному Филимонову дивного нового мира советской машинерии; монтаж с вездесущим хозяином Ленинграда – Владимиром Ульяновым, узурпатором Медного всадника города Пушкина и Андрея Белого. Фильму Эрмлера исполнилось 90 лет, но и по сей день поразительно лицо собаки, матери новорожденных, которую вот-вот пристрелят, и Христос в противогазе. Известные кадры распятия были вырезаны цензурой не только в СССР и возвращены теперь на задуманное место в картине. Трудно сказать об авторском замысле, возможно: бог есть, но можно быть и нехорошими, поэтому надо на всякий случай скрыть от Иисуса зловоние современных злодеяний, надев на него символический противогаз.

Звучат последние такты партитуры, вероятная ровесница "Обломка империи" рядом со мной громко и трогательно зачитывает титры, я убегаю досматривать фильм с плачущим Николсоном, завершается фестиваль и будет ли он в будущем году, или очередной "отставной козы барабанщик" окончательно развалит киноархив, но шедевр советского авангарда восстановлен почти что в первоначальном виде, значит, бессмертная душа кинематографа вновь реанимирована.

Но, сквозь пар и сумрак розовея,
Золотая роща нам видна,
И пути к ней, юная Психея,
Знаешь, молодея, ты одна.