Серотонин – вещество, выделяемое в организме органами внутренней секреции, называют «гормоном хорошего настроения» и даже «гормоном счастья».
Мишель Уэльбек, ныне самый читаемый и самый известный писатель во Франции, не был бы Уэльбеком, если бы антигерой его романа Флоран-Клод Лабруст, носящий многие биографические черты автора, был бы веселым, тем более счастливым, ибо сквозной мотив книги – смерть и идея самоубийства. Но, рискуя впасть в непримиримое противоречие, тут же добавлю, что «Серотонин» – это в не меньшей степени роман о любви, казавшейся возможной, но навсегда утраченной. И, наконец, последний тематический стержень романа – это кризис, точнее закат, сельского хозяйства Франции на примере молочных ферм Нижней Нормандии.
Флоран-Клод Лабруст, как и сам Уэльбек, агроном по образованию, и главы, рассказывающие о конфликте между владельцами молочных ферм и технократами из Европейской Комиссии в Брюсселе, явно написаны рукой знатока.
Появление романа «Серотонин» совпало по времени с началом массового движения «желтых жилетов», требующих от правительства большего внимания к проблемам социальной справедливости. Их демонстрации сопровождаются актами насилия и массового вандализма.
Поэтому стоит ли удивляться, что немедленно после поступления в продажу первого тиража (350 тысяч экземпляров) романа «Серотонин», критика в очередной раз заговорила о Мишеле Уэльбеке как о «пророке в своем отечестве». В Талмуде сказано, что «со времени разрушения Иерусалимского храма эпоха пророков закончилась, и пророчество стало уделом детей и простаков». Я вспомнил эту цитату не зря, ибо Уэльбек напоминает гениального Велимира Хлебникова с его пророчествами «досок судьбы», напоминает этим самым сочетанием в одной сверходаренной личности ребенка и простака...
Люди, склонные наделять Уэльбека чертами пророка, неизменно напоминают о его книге «Платформа» о массовом секс-туризме в страны Юго-восточной Азии, за которой последовал жуткий террористический акт на острове Бали в 2002-м году, где погибли более двухсот человек, и разумеется о романе «Покорность» о превращении Франции в часть исламского халифата, навсегда связанный с расстрелом джихадистами редакции сатирического еженедельника «Шарли Эбдо» 7-го января 2015-го года.
Герой романа «Серотонин», сорокашестилетний Флоран-Клод Лабруст, ненавидящий свое имя не меньше, чем самого себя, решает уйти со своего поста в министерстве сельского хозяйства и отправляется погостить у старого друга по имени Эймерик.
писатель этот – одна сплошная «пощечина общественному вкусу»
Эймерик – выходец из семьи старой норманнской знати – решает в каком-то смысле «уйти в народ» и покупает молочную ферму в Нижней Нормандии. Но ферма не приносит ожидаемых доходов, главным образом по причине введения Европейской комиссией так называемых «квот на продукцию и на цены», что вынуждает фермеров продавать молоко ниже себестоимости. Эймерик становится организатором движения протеста норманнских фермеров, берет автомат из своей богатой коллекции оружия, идет с ним наперевес навстречу преградившим дорогу спецназовцам, и стреляет, но стреляет, приставив дуло автомата к собственной голове. Так Флоран-Клод лишается своего единственного друга.
Поскольку пересказ сложного по своей структуре романа, коим является «Серотонин» – дело столь же бесполезное, сколь и безнадежное, остановлюсь всего лишь еще на двух мотивах. Первый – это повсеместное присутствие провокации как отличительной черты стиля и личности Уэльбека, ибо писатель этот – одна сплошная «пощечина общественному вкусу». Вот всего два из множества примеров. Отказавшись давать после выхода «Серотонина» интервью французским средствам массовой информации, Уэльбек согласился ответить на вопросы одного американского еженедельника, и в интервью этом более чем похвально отозвался о президенте Дональде Трампе, что для французского интеллектуала – вещь неслыханная.
Второй пример – отношение к сексуальным меньшинствам. Гей в романе Уэльбека – неизменно «гомик», в сопровождении какого-нибудь не слишком лестного эпитета. Вычислить отношение Мишеля Уэльбека к тому или иному явлению весьма нетрудно: «если вы «за», то я «против», и соответственно – наоборот! Такой вот идейный инфантилизм...
Что это означает на самом деле? Наиболее тонкие знатоки и ценители творчества Уэльбека убеждены, что он черпает энергию из сознания своего полного и абсолютного одиночества, и теория эта мне лично представляется правдоподобной. Два года назад Уэльбек опубликовал эссе о философе Артуре Шопенгауэре, великом пессимисте и мизантропе, и в эссе этом есть такая фраза «Шопенгауэр раз и навсегда перевернул всю мою жизнь».
Флоран-Клод Лабруст – неутомимый бабник, испытывающий по мере старения всё больше проблем с эрекцией, и проблемы эти частично объясняются чрезмерным потреблением антидепрессантов, без которых Флоран-Клод жить не может.
На пути страдающего от неизлечимой депрессии Дон Жуана появляются, тем не менее, англичанка Кейт и француженка Камий, две женщины, которых он не сводит, говоря его собственными словами «к трем интересующим меня отверстиям в их теле».
Кейт довольно быстро и навсегда исчезает за проливом Ла-Манш, и Флоран-Клод теряет её след. Другое дело – Камий, которую, как ему кажется, он любит той самой единственной любовью, которая раз и навсегда.
Флоран-Клод проводит дни и ночи в размышлениях о самоубийстве
Флоран-Клод выслеживает Камий, которая, став ветеринарным врачом, живет в сельском уединении со своим четырехлетним сыном. У него даже появляется план воссоединения с потерянной любовью, план, которому трудно подобрать подобающий эпитет. Он решает убить сына Камий, а затем выступить в роли утешителя и единственной опоры её жизни. Вспомнив, что в своё время покойный друг Эймерик подарил ему винтовку с оптическим прицелом, Флоран-Клод даже упражняется в стрельбе по мишеням величиной с головку ребенка, попадает в цель с расстояния в 500 метров, но в какой-то момент решает, что он неспособен совершить такое преступление, уезжает обратно в Париж, поселяется на 14-м этаже высотного здания неподалеку от площади Италии и проводит дни и ночи в размышлениях о самоубийстве.
Кончается же роман на неожиданной ноте.
Вот последняя страница «Серотонина» в моём переводе:
Я был бы способен сделать женщину счастливой. Даже двух женщин. Вам уже известны их имена. А ведь всё было ясно, абсолютно ясно с самого начала, но мы отказались считаться с тем, что нам было дано. Можно ли объяснить этот факт приверженности иллюзии индивидуальных свобод, «открытой жизни», открытой до бесконечности?
Да, такая возможность существует, ибо идеи эти носились в воздухе эпохи, а мы подчинились им и позволили этим идеям разрушить нашу жизнь, причинить нам бесконечные страдания.
А ведь на самом деле Господь думает о нас и дает нам иногда указания, порой очень точные. Речь идет о приливах любви, наполняющих наши сердца, об озарениях, экстазах, экстазах необъяснимых, если не забывать о нашей биологической природе, природе простых приматов. Всё это очень четкие знаки.
И сегодня и понимаю точку зрения Иисуса Христа, его гнев, вызванный очерствением сердец, ибо они, люди, видят знаки, но отказываются принять их в расчет. Должен ли я действительно отдать жизнь за этих жалких людишек? Есть ли нужда всё объяснять – вплоть до последней детали?
По-видимому, да.
На такой вот вполне неожиданной ноте, напоминающей «Подражание Христу» Фомы Кемпийского с его «презрением мира и всей суеты его», заканчивается новый роман Мишеля Уэльбека, в тексте которого порнография сочетается с мечтой о бесконечной любви и духовности, вполне в духе строк Николая Гумилева, в центре которого Данте:
Жил беспокойный художник.
В мире лукавых обличий —
Грешник, развратник, безбожник,
Но он любил Беатриче.
Я вспомнил Гумилева не случайно.
В стихах того периода (стихотворение датировано 1906 годом) явно звучит тема конца эпохи и предчувствие великих потрясений. То же самое можно сказать и о романах Мишеля Уэльбека, не являющегося, на мой взгляд, великим писателем, но в способности тонко чувствовать тектонические сдвиги эпохи отказать ему нельзя.
