В косовском Специальном суде по военным преступлениям, который был недавно создан для расследования действий Освободительной армии Косова (ОАК), боровшейся в конце 1990-х за независимость от Сербии, начали заслушивать свидетелей и подозреваемых. Это далеко не первая попытка привлечь местных командиров к ответственности за преступления против сербов и "нелояльных" албанцев. Однако из-за давности событий и запугивания свидетелей многие дела, включая подозрения в продаже органов, могут остаться нерасследованными.
"Слишком поздно для правды", "Приштина потратила полмиллиона евро на защиту обвиняемых", "Специальный суд начал охоту на крупных рыб", "Хашим Тачи уже в марте предстанет перед судом" – пресса на Балканах упражняется в прогнозах: кого и как скоро следует ожидать на скамье подсудимых. Но обвинения еще никому не предъявлены. Пока больше слухов, чем ясности по поводу перспектив судебного преследования допрашиваемых в эти дни в Гааге и Приштине лиц. И тем более – видных представителей политической элиты, вышедшей из рядов ОАК, как президент Косова Хашим Тачи и премьер Рамуш Харадинай.
В Специальном суде, задача которого – расследовать факты, изложенные в докладе Совета Европы 2011 года "Жестокое обращение с людьми и незаконная торговля человеческими органами в Косове", действительно наметилось оживление. По данным местной прессы, следователи допросили в последние недели не менее десяти бойцов и командиров ОАК. Среди них бывший начальник военной полиции ОАК Назиф Мехмети и известные командиры Рустем Мустафа Реми и Сами Луштаку. Они уже сталкивались ранее с судебным преследованием по обвинению в военных преступлениях, но в итоге были оправданы.
Общественность узнаёт о допросах от тех, кто сам сообщает прессе о вызове к прокурору. Не всегда ясно, в каком качестве вызывают бывших бойцов – как свидетелей или подозреваемых. По крайней мере один из них – Назиф Мехмети, судя по словам его адвоката, находится в статусе подозреваемого. О каком деле идет речь, не сообщается.
Специальный суд по военным преступлениям является частью судебной системы Косова. Он был создан после того, как 3 августа 2015 года косовский парламент принял соответствующие законы. Работу суда финансирует Евросоюз совместно с Канадой, Норвегией, Швейцарией, Турцией и США. Его юрисдикция распространяется на преступления, совершенные с 1 января 1998 года по 31 декабря 2000 года, то есть в том числе и на период по окончании вооруженного конфликта (1998–1999). Разбираться с этими делами будут судьи из Великобритании, США, Бельгии, Франции, Германии, Италии, Канады, Голландии, Чехии, Швейцарии и Эстонии. Среди них нет представителя России, чья дипломатия активно продвигала упомянутый доклад Советом Европы на международной арене.
Создание Специального суда – уже четвертая попытка международного сообщества привлечь к ответственности бывших участников ОАК. Разговор об учреждении в Косове специального суда по военным преступлениям шел с момента окончания войны, но эта идея сталкивалась с нехваткой финансовых средств и квалифицированного персонала, который представлял бы все этнические группы. Передача наиболее тяжких преступлений под юрисдикцию международных судей и прокуроров была единственным выходом на фоне сложной политической и межэтнической ситуации.
В первые послевоенные годы расследованиями занималась миссия ООН, которой было поручено формирование временных органов власти Косова, включая и систему правосудия, и Международный трибунал по бывшей Югославии в Гааге, закончивший свою работу в конце 2017 года.
Гаагский трибунал (МТБЮ) осудил на длительные сроки заключения группу высокопоставленных сербских политических и военных деятелей за преступления против косовских албанцев. Среди них – вице-премьер Союзной республики Югославия Никола Шаинович, начальник генерального штаба Драголюб Ойданич, генералы Небоша Павкович и Владимир Лазаревич, а также командовавший полицейскими подразделениями в Косове Сретен Лукич. В то же время трибунал пытался наказать некоторых высокопоставленных представителей ОАК за преступления против мирного населения и военнопленных. Однако бывшие командиры Рамуш Харадинай и Фатмир Лимай, несмотря на предъявленные им в Гааге серьезные обвинения, были освобождены от ответственности.
И в Гааге, и в самом Косове, где преследованием военных преступников занималась сначала миссия ООН (UNMIK), а после 2008 года, когда Косово провозгласило независимость, миссия Евросоюза, разбирательство осложнялось из-за давления на свидетелей, которые меняли свои показания или попросту исчезали. Среди известных политиков-боевиков, оправданных и международным, и косовским правосудием при изменявшихся показаниях и странной смерти ключевого свидетеля, – бывший министр транспорта и коммуникаций Фатмир Лимай. Через несколько лет после того, как Гаагский трибунал снял с него обвинения в преступлениях против заключенных лагеря Лапушник, им заинтересовались иностранные прокуроры миссии ЕС в Косове.
В 2011 году Лимай и еще 9 человек были обвинены в преступлениях в отношении сербов и албанцев, содержавшихся в бесчеловечных условиях в селе Клечка в 1999 году. По итогам нескольких судебных разбирательств Лимай был оправдан, в том числе и после того, как прокуратура настояла на приобщении к делу дневника и заявлений "свидетеля X" – Агима Зогая, которого нашли повешенным в Германии в 2011 году. Он был защищенным свидетелем, и о том, что он должен был давать показания по делу о преступлениях в Клечке, стало известно только после его смерти. Зогай утверждал, что сам убил двоих человек по прямому приказу Лимая. Позднее в косовском суде не удалось доказать и обвинение местного прокурора о причастности Лимая к убийствам двоих нелояльных албанцев в общине Малишево в 1998 году.
Гаагский трибунал был самым влиятельным международным органом, который располагал ресурсами для расследования военных преступлений в Косове. Однако критики не раз отмечали, что мир предпочел закрыть глаза на деяния Освободительной армии Косова, прикрываясь необходимостью обеспечения там стабильности. Говорит советник главного прокурора Международного трибунала по бывшей Югославии в 1998–2007 годах Антон Никифоров:
– Прокуратура Международного трибунала была заинтересована в расследовании всех преступлений, которые были совершены всеми воюющими сторонами. Все они, хоть и в разной степени, нарушали нормы международного права, гуманитарного права и права человека. Стратегия прокурора Карлы дель Понте была совершенно ясной: мы должны были расследовать как наиболее значимые преступления сербской стороны, так и действия Освободительной армии Косова. Что касается последней, то мы завели несколько дел на серьезном уровне. (Например, один из обвиненных командиров Рамуш Харадинай потом стал премьером.) И мы пытались сделать максимум того, что было возможно. Но прокуратура проиграла эти дела в суде, и обвиняемые были освобождены.
Огромные сложности в нашей работе были связаны с тем, что стороны конфликта, в особенности те, кто боролся за освобождение, не хотели сотрудничать в таких делах, считая, что они не могли совершать преступления. От косоваров было очень трудно добиться полноценного сотрудничества. Одна из основных проблем, с которой мы сталкивались, – это защита свидетелей. Они исчезали или не хотели с нами говорить, а некоторые были просто убиты.
Нужно иметь в виду, что дела, связанные с Освободительной армией Косова, не имели такой высокой значимости, как преступления, совершенные сербской стороной. Эта сторона, имевшая в своем распоряжении армию и полицию, по определению была сильнее, и она совершила больше преступлений. На ее счету было и массовое изгнание албанцев, и уничтожение их документов. ОАК нападала на местное сербское население, сжигала дома, но масштаб этих преступлений был значительно меньше. Тем не менее нет сомнений, что эти злодеяния совершались. Ответственность за них – другой вопрос. Тот же Харадинай был освобожден потому, что не была подтверждена его личная роль в этих преступлениях.
Никто особо не хотел, чтобы мы расследовали преступления косовских албанцев
– Было ли давление со стороны каких-то правительств и требования не расследовать те или иные дела, связанные с косовскими албанцами?
– Думаю, что никто особо не хотел, чтобы мы расследовали преступления косовских албанцев. Карла дель Понте написала об этом в своей книге ("Охота: я и военные преступники", в этой книге дель Понте писала о преступлениях ОАК во время и после войны, включая подозрения по поводу похищения 300 сербов, у которых могли быть извлечены органы. – РС). Многие боялись, что в Косове нарушится стабильность, и все время указывали на то, что самые серьезные преступления совершили сербы. Была такая политическая логика. Какой-то существенной помощи на этом направлении мы не получали, это факт, – рассказал Антон Никифоров.
По данным Косовского центра гуманитарного права – единственной здешней организации, которая систематически отслеживает судебные процессы по преступлениям на этнической и политической почве, с октября 1999 по октябрь 2018 года в Косове было расследовано 48 дел, связанных с военными преступлениями. Против 111 граждан (66 албанцев, 44 серба и 6 представителей других национальностей) были выдвинуты обвинения, около трети из них позднее были освобождены, еще примерно треть (в основном сербы) скрывается от правосудия. Наибольшее число обвинений – 22 – выдвинули прокуроры миссии ЕС, на миссию ООН пришлось 10 обвинительных заключений, а на местных косовских прокуроров – 16. За послевоенные годы в Косове было осуждено 39 человек, 34 из них – албанцы.
О возможностях Специального суда по военным преступлениям судить пока рано. В отличие от того же МТБЮ, он уполномочен рассматривать события, происходившие и после косовского конфликта. В распоряжении новой инстанции 700 тысяч страниц документов, 6 тысяч видеозаписей, стенограмм и других материалов, собранных в ходе расследования возможных военных преступлений. Однако основной вопрос в том, удастся ли защитить свидетелей лучше, чем это происходило до сих пор. Кроме того, речь идет о событиях 20-летней давности, и по крайней мере часть очевидцев уже находится в преклонном возрасте или скончались.
Клинт Уильямсон, главный прокурор Специальной следственной группы Евросоюза, которая занималась расследованием утверждений, содержавшихся в докладе Совета Европы, заявлял, что есть основания для предъявления нескольких обвинений. По его оценке, существуют убедительные данные о том, что преступления совершались организованно и были санкционированы людьми из высшего руководства ОАК. При этом, как утверждал Уильямсон, национальные меньшинства умышленно выбирались в качестве объектов преступлений – убийств, похищений, незаконного содержания в лагерях в Косове и Албании, сексуального насилия. Это фактически привело к этнической чистке сербского и цыганского населения к югу от реки Ибар. Кроме того, ОАК вела кампанию запугивания в отношении политических оппонентов из числа албанцев, включая внесудебные убийства и бесчеловечное обращение.
Что касается подозрений в "черной трансплантологии", то, как и докладчик Совету Европы Дик Марти, специальная следственная группа Евросоюза столкнулась с проблемами при сборе доказательств. Хотя Уильямсон признавал: есть признаки того, что такая практика действительно имела место и "некоторое число людей были убиты с целью извлечения их органов для продажи".
Косовская политическая элита демонстрирует поддержку вызванным в специальный суд командирам, называя борьбу Освободительной армии Косова "священной". В свою очередь ветераны ОАК предрекают новому суд провал, сравнивая решение о его создании с "политикой Гитлера".
Ситуацию вокруг нового суда комментирует для Радио Свобода Соня Бисерко, которая возглавляет Хельсинкский комитет по правам человека в Сербии:
Каждую из сторон интересуют только понесенные ею жертвы
– Этот суд был создан после доклада Дика Марти, который пытался задокументировать преступления, включая торговлю человеческими органами, но не смог представить какие-то значительные результаты. Создается впечатление, что этот суд был создан как своего рода уступка Белграду. Пока нет признаков того, что какие-то обвинения будут выдвинуты, хотя сейчас об этом много спекуляций в сербских и косовских СМИ. Неясно, каких результатов можно ожидать с учетом давности событий и отсутствия каких-то существенных результатов у судебных органов, которые занимались этим до сих пор.
– Отношение к военным преступлениям и их расследованию как-то меняется в сербском и косовском обществах с течением времени?
– Все стороны конфликта обычно отрицают, что совершали преступления. Белград отрицает или минимизирует все значительные преступления, которые совершались не только в Косове, но и до этого в Хорватии и в Боснии. Каждая из сторон защищает своих преступников и свои стереотипы, отдаляя сербское и косовское общества друг от друга. Каждую из сторон интересуют только понесенные ею жертвы.
В Сербии косовские события все чаще вырываются из контекста. В Белграде предпочитают не говорить о политике режима Милошевича, о репрессиях, отмене косовской автономии. Кроме того, некоторые осужденные военные преступники присутствуют в общественной жизни. В последние годы как будто исчезла моральная дистанция в отношении лиц, совершавших военные преступления. Значение этих преступлений при нынешней власти преуменьшается, хотя до 2012 года казалось, что общество все же идет в сторону какого-то отрезвления, осмысления прошлого и последствий политики Милошевича. Сегодня мы наблюдаем чествование военных преступников, а некоторые из них даже преподают.
– Как вы оцениваете в этом смысле ситуацию в Косове?
– В Косове придерживаются позиции, что там вели оборонительную войну и подвергались репрессиям со стороны сербского режима. Но в любой войне преступления совершают все стороны. Коль скоро Белград отрицает преступления или преуменьшает их значение, трудно ожидать, что другие стороны – в данном случае Косово, будут говорить о своих преступлениях адекватным образом. В этом смысле необходимы серьезные усилия, чтобы преодолеть дискурс, который насаждают власти и контролируемые ими СМИ, и начать говорить о своем прошлом объективно. Это единственный способ понять, чтó здесь происходило, и создать условия для нормализации отношений, – считает Соня Бисерко.
Согласно базе данных Фонда гуманитарного права, в общей сложности 13 535 человек были убиты или пропали без вести во время вооруженного конфликта в Косове. Большинство жертв – 10 812 – албанцы, сербы – 2197, еще 526 – представители других народов: цыгане, боснийские мусульмане, черногорцы. Эти данные основаны на анализе более чем 30 тысяч документов, включая заявления пострадавших и свидетелей военных преступлений.
