Московская группа IC3PEAK внезапно получила общероссийскую известность, выпустив клип на песню "Смерти больше нет", ставший своеобразным политическим манифестом. После выхода клипа группа отправилась в турне по 17 городам России и Белоруссии, почти повсюду власти пытались срывать концерты, закрывали клубы, солистов вместе с их менеджером Олегом Митрофановым то и дело задерживали сотрудники полиции. Несмотря ни на что, ребята старались проводить концерты, искали альтернативные площадки или даже пели на улице.
Сразу после окончания тура корреспондент Радио Свобода отправился в подмосковный рабочий посёлок, где участники группы Коля Костылев и Настя Креслина живут в квартире в деревенском доме, окружённом покрытыми изморозью деревьями: тут тихо и ничто не мешает заниматься музыкой.
Коля родился в Ташкенте, Настя в Риге, оба из музыкальных семей: отец Коли дирижёр, мать – преподавательница по фортепиано, мать Насти – оперная певица. Обоих родители в детстве привезли в Москву, оба учились на переводчиков в Российском государственном гуманитарном университете, но бросили на третьем курсе и решили заняться искусством. Проект IC3PEAK родился в 2014 году, но первые альбомы выходили за границей и на английском языке, впрочем, тексты не несли большой смысловой нагрузки. На русский группа перешла только в 2017-м.
– У вас было такое увлекательное турне с запретами концертов и задержаниями, что запомнилось больше всего?
Коля: Наверное, самыми запоминающимися были три попытки срыва. Началось с Перми, там запретили выступать в одном клубе, мы приехали в другой, и туда приехали вслед за нами эфэсбэшники, которые сказали, что никакого концерта здесь не будет, перекрыли вход, не пускали людей.
Настя: Они просто вышли на задний двор, три чувака, встали и сказали: "У нас приказ. Проводить вас за черту города Пермь". Мы такие думаем: так, мы, во-первых, не выезжаем никуда из Перми, мы здесь до утра…
Коля: Да, я говорю, вообще, мне Пермь нравится, я не хочу никуда ехать.
– И чем закончилось всё?
Коля: Закончилось тем, что мы ездили от них по городу проверить, преследуют ли нас действительно. Мы нашли круговое движение и гоняли по кругу, и они вот так за нами ездили.
Настя: Они за нами следили и всю ночь стояли возле нашего дома, и на утро провожали нас до вокзала. У них действительно был приказ убедиться в том, что мы выезжаем из города, никакого концерта не даём.
– Концерта не было в итоге?
Настя: Концерта не было. Это [единственный] город, в котором вообще не было ничего.
– А два других какие?
Коля: В Новосибирске запоминающееся, потому что мы сделали [концерт] вопреки тому, что нас задержали. Прямо возле поезда они нас поджидали, меня скрутили в наручники.
Настя: Придрались они к фотографии в Колином паспорте и под предлогом выяснения личности на Колю надели наручники и повели в отделение. Нас там три часа держали. И целью этого мероприятия было просто тупо сорвать нам концерт.
Коля: Мы в итоге нашли площадку, наш менеджер снял лофт, в котором особо не проводятся мероприятия, в общем, мы сразу из отделения поехали в этот лофт играть концерт. Пришло довольно много людей, было весело.
Настя: Да, мы оперативно сработали. Менты туда тоже приехали потом, но ничего не успели сделать. В Воронеже они пришли закрывать клуб. Вечером прислали своих людей, те заказали по бургеру, сохранили чек, на следующий день пожаловались, что якобы они отравились. Полиция заблокировала клуб на вход и выход, там была применена сила к нашему менеджеру, там выломали дверь. Наш менеджер людей через чёрный ход проводил.
Коля: Для шестидесяти человек мы отыграли, и 200 остались стоять снаружи. Мы к ним вышли минут через 20 на улицу, спели с ними пару песен, потому что они нас ждали, мёрзли.
– Вам как кажется, запрет концертов – это, скорее, местная инициатива? Вот даже Владимир Путин сказал, что не нужно запрещать концерты, а нужно это движение "возглавить и должным образом направлять". Вы, кстати, готовы к тому, чтобы вас возглавил президент?
Настя: Вообще, это централизованный был указ. Это не какие-то перегибы на местах, это был определённый приказ запрещать концерты таких-то исполнителей. И когда на публику говорится, что это неправильно, – они просто поняли, что это не работает. Это способ себя отмазать от всего этого. А что касается сотрудничества с властью, то это просто смешно. Сначала кнутом, теперь вот они попытаются пряником, это точно так же не будет работать, потому что какое это искусство, о какой свободе самовыражения можно говорить, если ты должен быть лоялен власти?
– А не страшно, что правда подбросят что-нибудь запрещённое на гастролях?
Коля: Есть небольшие тревоги на этот счёт. Потому что действительно в Новосибирске менеджеру угрожали подкинуть. Они говорили: "Ну ты же знаешь, что вот в этой сумке мы сейчас найдём у тебя наркотики?"
– Ну то есть этот страх не влияет на ваши решения? Можно же бояться и отказаться от проведения концерта или можно бояться, но провести.
Настя: Мы принципиально решили этот тур проводить до конца, потому что следующего могло не быть. В этой ситуации мы должны показать пример, что можно что-то сделать и как-то цензуру обойти, чтобы другие музыканты знали, что это возможно, чтобы наши слушатели знали, что это возможно. Может быть, мы хотели большего добиться, чтобы больше людей смогло попасть на концерты, но всё-таки мы практически в каждом городе провели, и 15–20 минут отыграть – это было победой.
– Концерты ваши не в первый раз запрещают, вот после клипа в поддержку ЛГБТ-сообщества Go With the Flow тоже были запреты.
Коля: Там не было запретов, там несколько концертов отменили сами организаторы.
– То есть, такое давление со стороны власти первый раз?
Настя: Да, конечно.
– И как ощущения?
Коля: Не очень.
Настя: Чувствуем себя очень важными.
Коля: Чувствуем себя очень важными серьёзными преступниками.
Настя: А ты всего лишь артист, художник. Нам в новинку.
– Вы каких вообще политических взглядов придерживаетесь, в каких богов верите?
Коля: Я бы не сказал, что у меня есть какие-то определённые политические взгляды, и одновременно с этим они сейчас есть у всех. Просто я не придерживаюсь никакой определённой идеологии, левой или правой, или центристской... Сложно сказать, это всё равно что спросить: "Ты кто по жизни"? Очень общий вопрос, на который я не могу ответить. Я по жизни художник прежде всего, а всё остальное – пусть политики этим занимаются.
Настя: Я бы сказала, что, конечно, язык, на котором я говорю, это язык художественный. Но совершенно открещиваться от политики в наше время невозможно. Сейчас все вокруг нас кричат, что мы политические, а мы всем напоминаем, что мы, вообще-то, занимаемся музыкой, искусством, и помимо этого трека у нас есть другие, на совершенно другие темы.
Тексты на русском языке я начала писать для прошлого альбома ["Сладкая жизнь"], некоторые были тоже остросоциальные. Например, "Грустная сука" – это чисто феминистская история. Но там были такие зачатки, а этот альбом ["Сказка"] – собранный и более законченный по высказыванию. Я очень много читала про мифологическое сознание, про сказки и удивлялась тому, насколько эти архетипы живы в нашем современном обществе, как будто мы застряли в прошлом, особенно глядя на российские реалии. Это одновременно меня пугало очень сильно, но и как-то очаровывало. И получилась вот такая остросоциальная сказка.
– Режим Владимира Путина – это хорошо или плохо?
Коля: Это плохо по той причине, что власть должна меняться, а она не меняется на протяжении многих лет. И это никогда хорошо не заканчивалось, это ведёт всегда к закручиванию гаек, к…
Настя: К застою это ведёт.
Коля: Это процессы в обществе, которые не являются здоровыми, вот как сейчас, например, с цензурированием. Ребята засиделись у себя на местах и уже вообще не понимают, что происходит с молодёжью. Нужна, конечно, свежая кровь.
– А вот вы кого-то поддерживаете из "свежей крови"? Навальный? Собчак?
Коля: Ну вот Собчак – да, почему нет? Очень адекватно мыслящий и говорящий человек. С Навальным посложнее: например, то, что он ходил с правыми ручкался в какой-то момент – это не самый хороший поступок, я считаю.
Настя: Я была очень рада, когда появилась такая кандидатура, как Собчак. Это всё-таки женщина, которая может представлять интересы женщин, чьи интересы у нас никто не представляет. И что бы это ни было – для отвода глаз, для какого-то шоу, всё равно это даёт возможность думать людям, что женщина может быть у власти.
– За кого голосовали-то?
Настя и Коля: За Собчак.
– А на митинги ходили?
Коля: Мы ни разу не ходили на митинги.
– Почему?
Михалков сделал ролик в том числе про нас. Его крутили по "России-24", четыре раза в прайм-тайм
Коля: Все эти массовые мероприятия мне не очень нравятся. Если бы меня что-то очень сильно волновало, я бы лично вышел на какой-то одиночный пикет, но в принципе это то же, что мы и делаем, наше творчество – это такой интернет-активизм. Нам кажется, что это гораздо продуктивнее, чем быть на улице, ну если только что-то такое произойдёт, вполне возможно, что выйдем.
– Клипы свои вы на какие деньги снимаете?
Коля: Вот [Никита] Михалков сделал ролик в том числе про нас (Бесогон TV. – Прим.). Его крутили по "России-24", четыре раза в прайм-тайм. И там он рассказывает про бюджет нашего клипа "Смерти больше нет", говорит, что клип стоит 40–50 тысяч долларов. Клип мы сделали полностью на деньги, заработанные с концертов, он стоил 250 тысяч рублей. Нам приятно, что Никита Сергеевич так завышает бюджет, ему, видимо, кажется, что это качественная работа, за что ему спасибо. Всё-таки обладатель "Оскара", наверное, знает, о чём говорит, но мы вынуждены… обломить его.
– Я думаю, что он умеет считать бюджетные деньги, а вы считаете свои.
Коля: Ну он знает, где там можно спереть, кому там можно отдать. А нам никому отдавать не надо, у нас маленькая команда, мы сами режиссируем, эдитим.
Настя: Это, с одной стороны, льстит, такие комментарии, с другой стороны – обесценивает тебя, потому что сразу появляются мысли, откуда у таких юных ребят деньги, начинаются версии – либо родители, либо Госдеп, а у нас нет ничего такого, мы сами всё делаем. С начала проекта мы решили, что либо мы делаем проект, либо мы его не делаем, никакого другого плана у нас не было. Мы просто ушли со всех своих работ, учёб…
Коля: И очень долго бомжевали.
Настя: Да, у нас был год, когда мы ели одну гречку.
– Что вы вообще думаете про сегодняшнюю российскую культуру? Михаил Боярский вот просит ввести цензуру, Андрей Кончаловский просит президента об ориентирах, при этом Кирилл Серебренников со своими коллегами под домашним арестом, рэпера Хаски арестовывали. Можно работать вообще в нашей стране или пора сворачиваться?
Коля: Работать не просто можно, но нужно, и работать нужно ещё круче, ещё больше, и говорить об этом, и кричать об этом, потому что если мы замолчим, всё, рты засохнут и больше не откроются. Из твоих слов по поводу Кончаловского, Михалкова, Серебренникова сразу возникает чёткое разделение на два лагеря: люди из прошлого и люди из настоящего. Вот Серебренников творит сейчас, а Кончаловский – я не могу сказать, что он творит сейчас.
– Ну, вот Тимати творит сейчас.
Коля: Тимати – не могу сказать, что он творит.
Настя: Тимати на гранте сидит. Не надо её замалчивать, пытаться стереть каким-то образом, исправить молодую культуру, это невозможно. Она на то и молодая – будет прорастать, пробиваться. В принципе, это традиционный конфликт отцов и детей.
Коля: Просто у нас он принимает такую нездоровую форму, власть имущие пытаются детей цензурировать и затыкать им рты, вместо того чтобы действительно общаться. Никакого диалога не получается, получаются только какие-то крики.
