Бывшая сотрудница челябинской женской колонии №5 Екатерина Шакурова опубликовала видеообращение к главе Следственного комитета Александру Бастрыкину. Она утверждает, что подверглась избиению со стороны начальника, а также была незаконно уволена. Все средства и методы добиться справедливости на местном уровне были испробованы и эффекта не дали.

Уволили Екатерину в августе 2016-го, до этого были еще два увольнения, однако их удалось аннулировать благодаря вмешательству прокуратуры и суда. Однако третье увольнение оспорить не удалось. Шакурова проиграла два суда и сейчас думает о том, чтобы обратиться в Верховный суд. Но сначала хочет добиться возобновления расследования об избиении – по ее словам, начальник побил ее прямо на работе.

– В систему ФСИН я попала в 2006 году, – рассказывает Екатерина Шакурова. – Еще в школе я определила для себя, что я буду работать в правоохранительной системе, поступила в ведомственный институт – юридический институт МВД России. Отец у меня служил – правда, в авиации. Поэтому мне тоже хотелось служить, но выбрала правоохранительную систему. Шесть лет я проучилась, и в процессе учебы, на четвертом курсе, уже стала работать.

​– А почему именно ФСИН?

– Я до этого работала в МВД, но на гражданской должности. И там требование такое было: для того чтобы перейти на аттестованную должность, нужно было иметь оконченное образование. А во ФСИН можно было пойти на аттестованную должность, не имея высшего образования. И плюс стаж льготный... Когда я туда шла, то не совсем, наверное, понимала, в чем будет заключаться эта работа. Приехала в отдел кадров и спросила, требуются ли работники. Мне предложили вакансию, и я согласилась. Дали направление в ФКУ ИК-5, сказали, что там имеются свободные вакансии. А дальше я уже проходила медкомиссию, всякие документы предоставляла для трудоустройства.

– Вы понимали, куда вы идете и что вам придется делать? Что вы будете работать в колонии и с заключенными?

– Да. Но я не с заключенными работала, а с оружием.

– Но в учреждении закрытого типа, которое является по сути дела тюрьмой… Вас это не смущало?

– Нет. Хотя родители, друзья отговаривали. Говорили, что это не самая лучшая система.

– Они как-то аргументировали свою точку зрения?

– Ну, говорили, что там люди нехорошие работают, что отношение ко всем как к сволочам, грубо говоря. А я не верила. И когда работала, я долго не верила в это, потому что я была занята изучением приказов, несением службы, работой с личным составом. И я не замечала... я даже не предполагала, что такое может происходить.

– Расскажите, пожалуйста, чуть подробнее о том, что вы должны были делать в соответствии со своими служебными обязанностями. Это женская колония, верно?

– Да, это женская колония. Там я должна была нести службу в составе караула, обеспечивать охрану этого учреждения и контролировать личный состав свой.

– Сколько у вас людей в подчинении было?

– От 8 до 11 – в зависимости от смены. Это те люди, которые стоят на вышках. Я находилась в помещении караула. Там видеонаблюдение, видеокамеры... Мы следим. И датчики в случае чего срабатывают. Нужно отреагировать.

– Психологически сложно было адаптироваться?

– Когда я туда пришла, я себя вполне комфортно чувствовала с самого первого дня. Не было у меня никаких тяжелых состояний, каких-то тяжелых ощущений. С коллегами, с начальниками все хорошо было. И был карьерный рост. С должности младшего инспектора, когда я получила диплом, меня перевели тут же на офицерскую должность. Причем предложили выбор: либо на инспектора пойти, либо на начальника караула. Я выбрала должность начальника, так как прослужила уже несколько лет в составе караула. Служба эта мне была знакома, она меня устраивала.

​– Когда ситуация изменилась?

– В октябре 2012 года я вышла из декретного отпуска. И на тот момент у нас уже было новое руководство. Прежнее на пенсию ушло. Появились новые заместитель начальника колонии Никитин и начальник отдела охраны Новоселов. Начальник отдела охраны был до этого инспектором, а заместитель начальника колонии – это бывший танкист. Он пришел после танковых войск к нам служить. Новоселов тоже бывший танкист.

– То есть заместителя начальника колонии вы увидели после декрета первый раз?

– Да.

– А начальника отдела охраны?

– Раньше я его знала как инспектора. У нас с ним были чисто служебные отношения, без конфликтов. В 2012 году, когда я вышла, это было перед началом реформы, и на начало 2013 года планировалось масштабное сокращение. В связи с тем, что сокращали должность, в том числе на которой находилась гражданская жена начальника отдела охраны, он лично меня просил, чтобы я уволилась, чтобы я освободила должность. Я сказала, что не могу, потому что у меня есть двое детей, которых я должна кормить и обеспечивать.

– То есть он просто попросил вас уступить место его жене?

– Да.

– Просто "идите, куда хотите"?

– Да. Я ему отказала. Но мне сказали, что меня все равно уволят, и стали предпринимать разные попытки для моего увольнения. А в 2013 году, когда начались сокращения, мне вручили уведомление о сокращении. И после этого я обратилась в прокуратуру. Я написала, что меня незаконно увольняют, что у меня двое детей. Когда я вышла из декрета, старшему было три года, а младшему год, то есть меня не имели права сократить, уволить. И тогда пришлось увольнение отменить.

– А жену начальника отдела охраны тоже оставили?

– Там потом сократили другого человека, а ее перевели на должность младшего инспектора. То есть вопрос с переводами у них как-то решился все-таки.

– Екатерина, а почему в качестве жертвы выбрали именно вас?

– Потому что за меня некому заступиться. Было для выбора три человека: я, которая ничья, за которую некому заступиться, и еще двое мужчин, но за них, как я предполагаю, есть кому постоять.

– После того, как вы в прокуратуру обратились и вас восстановили, как ваши отношения с начальством развивались?

– Стала проявляться агрессия. Со стороны Новоселова и Никитина. Мне постоянно говорили о том, что меня все равно уволят. Новоселов предлагал мне даже подписывать пустые листы бумаги, в чем я, конечно же, отказывала. Потом пытались меня привлекать к дисциплинарной ответственности, чтобы уволить по отрицательным мотивам. И когда меня дважды в 2014 году привлекли к дисциплинарной ответственности незаконно, я обратилась в суд.

​– Вам удалось добиться в суде снятия взысканий?

– Вы же знаете, что такое судиться с государством! Суд признал, что одно дисциплинарное взыскание является несуществующим видом дисциплинарной ответственности. По второму было вынесено неправосудное решение. В Верховный суд я жалобу еще не подавала по этому делу, но не исключаю такую возможность. И вот, после всех судов меня перестали пускать на работу... 29 декабря Новоселов говорил мне, что он надает мне когда-нибудь по башке. А 31 декабря, когда я пришла на службу, Никитин позвонил мне и по сотовому телефону отдал мне приказ незаконный, унижающий, чтобы я наравне с осужденными шла чистить снег на прилегающей территории.

​– А такое не практикуется? Сотрудники этим не занимаются?

– Нет. И Никитин не имел права отдавать такой приказ. Заключенные в это время находились в помещении караула – рядом с открытым оружием и боеприпасами. А я была на улице, и меня никуда не пускали. При этом осужденных тоже не выводили из караула.

– А ответственность за эту ситуацию на ком лежала? То есть если бы, например, какая-нибудь заключенная схватила ствол и начала палить, кто бы отвечал за это?

– Никитин с Новоселовым. Я этих осужденных не принимала, я даже не знаю, кто там был. Я не могла нести за них ответственность. Это ответственность Никитина и Новоселова. И начальника караула, который допустил, чтобы осужденные находились в помещении караула. Он не имел права их туда пускать. Это запрещено.

– А вы снег-то чистить стали?

Смотри также

"Собачья работа"

​– Я не стала чистить снег. У меня даже лопаты не было. Я долго ждала их, потом замерзла... Вы понимаете, что это такое, когда тебя не пускают в помещение?! На улице зима. Вы бы смогли с 8 часов до 5 часов стоять на улице? Не зайдя даже в туалет, ни попить, ни поесть, ни погреться... Да никто бы так не смог сделать. Для меня были поставлены такие условия, которые никто не мог выполнить. И при этом Никитин мне говорил, что я могу там не находиться, он отправлял меня домой. Но это было сделано для того, чтобы я совершила прогул. Я поднялась в кабинет отдела охраны, чтобы согреться. Когда я зашла в кабинет, там находились двое сотрудников из отдела охраны. Я вошла в этот кабинет, налила себе чай. Сотрудники вышли из кабинета, и в этот момент зашли Новоселов и Никитин. А так как за два дня Новоселов угрожал, что надает мне "по башке", то я, увидев, как Никитин закрывает дверь, включила запись диктофона на своем телефоне, а телефон положила в карман. Дальше с их стороны началась брань нецензурная в мой адрес, крики. Новоселов стал хватать меня за воротник куртки, стал выкидывать меня из кабинета и наносил мне удары по голове, ударял головой о шкаф.

– А вы не пытались еще до этого случая жаловаться в Управление ФСИН?

– Пыталась. Писала жалобы. Как они сейчас пишут в своих комментариях, они 60 жалоб насчитали. Эти жалобы не взяты из ниоткуда, это все их нарушения. Но мне пишут, что мои жалобы не находят подтверждения, что нарушений нет никаких. Это называется "рука руку моет". Или еще поговорка есть: ворон ворону глаз не клюнет. Вот они и прикрывают друг друга.

– После того, как вас побили там, что вы стали делать?

– Сначала я доложила о произошедшем в ГУФСИН. Это был рабочий день, все были на местах. Я доложила в отдел по борьбе с коррупцией. Но там никак не отреагировали. Все знали, что меня хотят уволить, все знали, как ко мне там относились. Более того, когда я восстановилась второй раз после увольнения, мне даже в управлении некоторые сотрудники тихо говорили: "Все управление работало на то, чтобы вас уволить. Как так – вы восстановились?!" Потому что никто не верил, что я восстановлюсь второй раз. Это было в 2015 году.

– Вы сначала обратились в прокуратуру, потом в суд по поводу дисциплинарных взысканий, потом снова в суд с иском о восстановлении на работе. Но вы же понимали, что ваши отношения с руководством этой колонии, с руководством регионального управления после этого не улучшатся? Что атмосфера, которую вам там создадут, будет невыносимой…

– А у меня выбора не было. У меня двое детей, которых надо накормить, которые часто болели. А вы знаете, сколько стоят лекарства? Представляете, если бы я осталась без работы на тот период? Кто у нас берет с маленькими детьми на работу? Никто не берет. Сейчас и без детей работу трудно найти, уже не говоря о том, чтобы с детьми. У меня не было выбора, мне пришлось идти и бороться. И сейчас я борюсь, потому что у меня нет выбора. Я это делаю для своих детей. Мне надо их накормить, одеть, мне надо их обеспечить. Нам надо элементарно где-то жить. У нас нет квартиры своей, мы в съемной квартире живем.

– Что вы делали дальше после избиения?

– Мне никто даже не позвонил и не уточнил, где я потом находилась, хотя меня не было практически полный рабочий день. То есть с 9 до 10 [часов утра] произошло избиение, через некоторое время я уехала, и до конца рабочего дня даже никто не поинтересовался, где я после этого избиения находилась. Я поехала в травмпункт. Там мне провели обследование, снимки делали и т.д. Осматривал нейрохирург. И был поставлен диагноз – сотрясение головного мозга, черепно-мозговая травма. Были зафиксированы ушибы и гематомы. Мне была выдана справка. Все справки медицинские у меня есть. Эти справки пытались у меня отобрать разными способами. И книжка медицинская потом пропадала у нас в поликлинике. Слава богу, хорошие люди посоветовали мне сразу же убрать оригиналы этих справок из карточки. Там у меня находились только копии.

Потом меня положили в госпиталь, там я провела все праздничные, выходные дни, вместо того, чтобы быть с детьми. Я лежала, проходила лечение: капельницы ставили мне, таблетки, уколы... Это было начало января. Две недели примерно я там пролежала, потом меня выписали, я вышла на работу. Находилась опять на улице весь день. И видимо, уже потом и на нервной почве у меня тут же поднялась температура, и я ушла на больничный.

– А инцидент с избиением кто-то расследовал?

– Сначала дело было возбуждено в отделе дознания по статье 116-й, а после моих многочисленных обращений, в том числе в администрацию президента, дело было изъято из отдела дознания и передано в Следственный комитет Металлургического района Челябинска. Когда я первый раз пришла в Следственный комитет, мне сразу же сказали, что будут делать все для того, чтобы преступление это прикрыть. Будут собирать на меня какой-то отрицательный материал. Я писала об этом потом в своих обращениях в Генеральную прокуратуру, в Следственный комитет и в администрацию президента. В октябре 2015 года дело закрыли. Но я решила, что все равно буду добиваться.

– Какие ответы вам приходили?

– Это все направляется вниз для проведения проверок на местном уровне, и мне приходили ответы от нижестоящих руководителей, от следователей. Гораздо позднее пришел ответ от начальника регионального Следственного комитета. Смысл всех ответов таков, что уголовное дело прекращено законно. Состава преступления не имеется в действиях Новоселова. Хотя летом 2016-го я выиграла гражданский иск к Новоселову о компенсации морального вреда за причиненный физический ущерб, и он сам, без привлечения приставов, оплатил 20 тысяч.

​– За что вас уволили в 2015 году?

– После того как я вышла с больничного, меня не пускали на рабочее место. Я приходила на службу, а мне не открывали калитку. Новоселов и Никитин, когда еще уголовное дело велось, делали фиктивные записи в постовых ведомостях. Еще до моего прибытия на службу они уже писали, что якобы я отказалась от несения службы, хотя я еще не прибыла даже для того, чтобы отказаться. Написали, что якобы я отказалась от несения службы и якобы проводили замену на другого начальника караула. При этом другой начальник караула, на которого производили замену, уже за сутки знал о том, что он будет заступать в эту смену. И вот, на основании этих документов меня уволили. Потом я обжаловала это увольнение, Центральный районный суд отказал мне в удовлетворении исковых требований, я это решение обжаловала в Челябинском областном суде. Он восстановил меня в должности, присудил выплату компенсации за вынужденный прогул, который в течение почти семи месяцев длился. Все это время детей мне было кормить практически нечем...

– А вы одна воспитываете детей?

– Да. И ГУФСИН известно, что я – единственный кормилец для детей. Им известно, что мы живем в съемной квартире. Им известно о том, что дети у меня в раннем возрасте очень часто болели. Они погодки, и всем понятно, один от другого инфекцию цепляет. Приходили даже с проверкой ко мне домой – проверяли, действительно ли болеют дети. Я при них мерила температуру, но все равно меня потом обвиняли, что якобы я специально садилась на больничный.

– Почему все-таки такое отношение именно к вам?

– Потому что я пошла против системы, потому что я их не побоялась. Там увольняют не меня единственную, я – не единственный случай подобный. У нас очень много кого увольняют не по закону. Но люди, как правило, не идут против системы. А у меня нет выхода. Кто-то найдет себе другую работу, а мне не дает ГУФСИН найти другую работу, достойную работу, с достойной оплатой, потому что они не дают мне характеристику такую, какой я заслуживаю, а дают мне отрицательную характеристику, с которой никто не возьмет на работу. А мне нужно содержать детей. У меня нет другого варианта.

– Что было после вашего восстановления?

– Суд признал, что Новоселов и Никитин создали мне невыполнимые условия. Это отражено в апелляционном определении, имеются судебные документы. Я приехала в управление с исполнительным листом. Начальник кадров Витюк и юрист Маслаченко сразу же мне сказали, что я вернулась ненадолго, что они сделают все, чтобы меня опять уволить. Я подчеркиваю, что никто этого не скрывал, это всем было известно – от рядового до генерала. Я и на приемы записывалась к генералу, пыталась найти разные выходы для того, чтобы решить эту проблему. На рабочее место меня не допускали. Мне выделили место в здании, в классе боевой подготовки. И так я проработала с марта 16-го года до августа. И потом меня уволили по незаконному контракту. То есть у меня два контракта было на тот момент. Законный контракт от 2008 года действует до сих пор, со мной его никто не расторгнул. И есть еще один контракт, на заключение которого не имелось оснований законных, он не подписан уполномоченным лицом на подписание контрактов. И вот на основании этого незаконного контракта меня уволили, ссылаясь на окончание срока действия этого контракта от 2013 года.

​– Оспорить вам это увольнение в суде уже не удалось, как я понимаю....

– Пока не удалось. Но есть еще вариант пересмотра этого дела.

– А как реагировал коллектив колонии на эту ситуацию? Что вам говорили люди в кулуарах?

– Многие меня поддерживают, и до сих пор поддерживают, и тогда поддерживали.

– На протяжении многих лет, в том числе тех, которые вы провели во ФСИН, в этой системе возникают публичные скандалы, связанные с пытками, убийствами, вымогательствами в отношении заключенных. Я предполагаю, вам было известно о том, что зачастую руководство ФСИН покрывает подобные случаи и своих сотрудников. Как вы реагировали на такие новости? Было ли нечто похожее в вашей колонии?

– Раньше я была очень занята своей работой. И я критично к таким новостям относилась, потому что я считаю, что офицер себе такого позволить не может. До тех пор, пока я сама не убедилась в этом.

– Ну, вы же не могли не знать о четверых забитых до смерти заключенных, прибывших в мае 2008 года в Копейскую колонию №1? И о том, что виновников их гибели покрывало руководство регионального управления…

– Конечно, это вопиющие случаи! Конечно, это недопустимо! Но у нас как-то служба всегда раньше спокойно проходила. И с нашим руководством проблем никаких не было.

– То есть вы предполагали, что с заключенными они могут обращаться как угодно, а с сотрудниками так не поступят?

– Я не думала, что со мной так поступят. Я не допускала такой мысли. Потому что было другое руководство, была другая обстановка на работе. В нашем отделе до этого был порядок, вот как я видела. И я не допускала, что такое может со мной произойти.

Над заключенными я никогда не издевалась. При мне таких случаев в нашей именно колонии не было. Скорее всего, это был частный случай. Вот до того момента, когда это произошло, наша область занимала первые места, у нас не было происшествий никаких, у нас не было побегов. Нам даже дополнительные премии выплачивали в тот период. То есть когда люди в конце года получали 13-ю премию, мы могли получить еще 14-ю премию. Потому что Челябинская область по порядку занимала первые места в рейтинге ФСИН. И нам на общих инструктажах об этом говорили.

– То есть у вас произошла переоценка системы ФСИН только после того, как вы сами почувствовали себя жертвой своего руководства?

– Я не только сама оказалась жертвой, я наблюдала и за другими сотрудниками тоже, читала новости и о последующих происшествиях. То, что сейчас творится в нашей системе ГУФСИН области, – раньше такого не было.

– Чего именно вы сейчас хотите добиться для себя и для тех людей, на которых вы жалуетесь?

– Я хочу, чтобы их наказали. Я хочу, чтобы их привлекли к ответственности. За избиение, за превышение должностных полномочий как по избиению, так и по незаконным увольнениям. Составляются поддельные документы, на их основании потом принимаются решения – я считаю, что тут тоже есть состав преступления. Нужно проводить проверку по всем заявленным мною фактам.

– Вы хотите по-прежнему восстановиться на этой работе?

– Работать я там не хочу. С этими людьми мне там просто делать нечего. У меня другое отношение сейчас ко всему. Работать там – однозначно нет. Вообще в системе не хочу работать. Почему я требую, чтобы меня восстановили? Только потому, что мне уже положена пенсия и субсидия на приобретение жилья. Я хочу выйти на пенсию. На данный момент у меня выслуги хватает для этого.

– После видеообращения к Бастрыкину на вас выходили из следственных органов?

– Нет. Никто из них не звонил, никто не приходил, никого пока не было.

На официальном сайте ГУ ФСИН по Челябинской области опубликован официальный комментарий на видео Екатерины Шакуровой. В нем говорится, что она была уволена в связи с окончанием контракта, а ее жалобы на избиение руководителем не соответствуют действительности: уголовное дело было закрыто в связи с отсутствием состава преступления.