Ни одна книга, опубликованная во Франции со времени окончания Второй мировой войны, не произвела эффекта, подобного роману Джонатана Литтелла "Благоволительницы".
В этой книге, опубликованной в 2006 году, всё необычно. Молодой автор родился в Нью-Йорке, его предки были еврейскими эмигрантами из России. В его написанном по-французски романе война, Бабий Яр и Сталинградская битва описаны с таким неумолимым реализмом, с таким проникновением в детали, что тут же стало ясно: отныне ни одна книга об этом периоде европейской и мировой истории немыслима без учета того, что сделал Джонатан Литтелл. "Благоволительницы" – роман с ярким антигероем, оберштурмбанфюрером СС Максимилианом Ауэ, необходим для понимания новой книги Литтелла "Старая история". Невозможно понять эту книгу и без учета других моментов из биографии писателя. В апреле 2009 года Литтелл приехал в Чечню, то есть его пребывание в Грозном совпало с обострением ситуации в регионе. Литтелл был ранен осколком в ногу на одной из улиц Грозного. Результатом этой поездки стала книга "Чечня – год третий".
Тема Второй мировой войны была продолжена в книге "Сухое и мокрое. Короткое вторжение на фашистскую территорию", психоаналитическом потрете нацистского преступника, гауптштурмфюрера СС Леона Дегреля, командовавшего бригадой бельгийских добровольцев "Валлония", которому Гитлер, вручая железный крест, сказал: "У меня нет сына, но если бы он был, то я хотел бы, чтобы он был таким же, как вы". И еще одна работа Джонатана Литтелла – документальный фильм "Неправильные элементы" о детях-солдатах в Уганде, которых банда Джозефа Кони похищала, обучала военному делу и заставляла совершать акты невообразимой жестокости. Джозефа Кони, скрывающегося по сей день где-то в малодоступных регионах Уганды, можно назвать христианским фундаменталистом, и созданная им из солдат-детей Господняя Армия Сопротивления превзошла по количеству убитых кровавый итог приснопамятного правителя Уганды Иди Амина.
В интервью, которое Литтелл дал два года назад накануне показа фильма "Неправильные элементы" на фестивале "Послание к человеку" в Петербурге, он сказал:
Как вы знаете из моих прежних работ, меня всегда интересовали преступники; люди, которые переходят границы. Так или иначе, я всегда исследовал именно их. "Господняя Армия Сопротивления" – особенно занимательный случай, потому что здесь есть сильная моральная амбивалентность: преступники в то же время являются жертвами. Вы видите перед собой людей, которых люди Джозефа Кони похитили, когда они были совсем детьми, когда им было 10–13 лет. Этим детям промыли мозги, их запугали, их били, их разными путями учили убивать. И потом они действительно стали убийцами – и довольно усердными. Мне хотелось изучить именно эту двойственность.
Когда несколько лет назад я написал Джонатану Литтеллу, с которым немного знаком, мейл, в котором справился о его делах на Восточноафриканском плоскогорье и в саванне Уганды, он ответил, что ему там очень жарко и столь же интересно...
Главный персонаж романа выступает попеременно в обличье то молодого мужчины, то молодой женщины
Говоря о романе Литтелла "Старая история", нужно вспомнить "Сад земных наслаждений" Иеронима Босха. Всё, о чем пишет Джонатан Литтелл, напоминает знаменитый триптих Босха, а если добавить написанный в Бастилии маркизом де Садом роман "120 дней Содома", то вы получите представление об этой книге, не похожей ни на одну другую. Неудивительно, что осенью 2018 года "Старая история" получила литературную премию, носящую имя де Сада.
Главный, а по сути единственный персонаж романа выступает попеременно в обличье то молодого мужчины, то молодой женщины, и обе эти ипостаси столь же взаимозаменяемы, сколь и взаимодополняемы, а описание сексуальных сцен, которыми изобилует книга, подводит к одной из основных тем: поиску, говоря словами Гёте, "вечно женственного" (Das ewig webliche) в том, что принято считать "типично мужским", и, соответственно, – наоборот.
Не рискну перевести на русский отрывок из книги Джонатана Литтелла – не будучи профессиональным переводчиком, я не смогу передать даже малой толики нюансов в изображении эротических сцен, которыми изобилует роман.
Вспомним хотя бы то, что написал Владимир Набоков в предисловии к собственному переводу "Лолиты" на русский язык:
История этого перевода – история разочарования. Увы, тот "дивный русский язык", который, сдавалось мне, всё ждёт меня где-то, цветёт, как верная весна за наглухо запертыми воротами, от которых столько лет хранился у меня ключ, оказался несуществующим, и за воротами нет ничего, кроме обугленных пней и осенней безнадёжной дали, а ключ в руке скорее похож на отмычку.
Ну а поскольку речь зашла о русском переводе "Лолиты", вот еще одна цитата, имеющая прямое отношение к теме разговора:
Да простится сему комментатору, если он повторит еще раз то, на чем он уже неоднократно настаивал в своих собственных трудах и лекциях, а именно, что "неприличное" бывает зачастую равнозначаще "необычному". Великое произведение искусства всегда оригинально; оно по самой своей сущности должно потрясать и изумлять, т. е. "шокировать".
Автор "Старой истории" Джонатан Литтелл, американец, пишущий по-французски, получивший за своих "Благоволительниц" не только самую престижную литературную премию Франции, Гонкуровскую, но также и премию Французской академии, написал теперь поистине шокирующий роман, как бы вступая в перекличку с Мандельштамом из "Четвертой прозы": "Все произведения мировой литературы я делю на разрешенные и написанные без разрешения. Первые – это мразь, вторые – ворованный воздух".
Секс, бег и прыжок в воду составляют "несущие элементы" произведения, а всё остальное – вопрос интерпретации
Итак, что же происходит в "Старой истории"? Персонаж, выступающий попеременно в обличье молодого мужчины или молодой женщины, вступает в половую связь в момент выхода на сцену подходящего партнера (или партнеров), а немедленно по завершении полового акта – он (или она) убегает с места совокупления и бежит до ближайшего бассейна или другого водоема, в который окунается с головой, а потом плавает, плавает до изнеможения. Можно сказать, что три этих действия (секс, бег и прыжок в воду) составляют "несущие элементы" произведения, а всё остальное – вопрос интерпретации.
Являясь человеком с фантастической памятью и эрудицией, Джонатан Литтелл ждет от своего читателя усилия, направленного на расшифровку мотивов, появляющихся в его произведениях, причем речь идет почти всегда о шарадах, имеющих более одной разгадки. Так, бег персонажа после завершения полового акта напоминает Йозефа К. из романа Кафки, про которого сказано, что "его похоть росла по мере нарастания страха", с той разницей, что гонимый страхом наказания герой бежит не от греха подальше, а точно наоборот – уже совершив то, что, согласно представлениям расхожей морали, является грехом, включая и то, что в старину называлось "свальным грехом", а сегодня "групповым сексом".
Ну а прыжок в воду – это, само собой, акт омовения и в то же время мощный символ из сферы психоанализа. Окунувшись с головой в воду, человек символически возвращается в материнское чрево, в состояние, в котором не бежал от греха, а вообще греха не ведал.
Почему роман называется "Старая история"? Шесть лет назад Литтелл выпустил книгу под точно таким же названием в небольшом издательстве "Фата Моргана", но в "Старой истории", датированной 2012 годом, были всего две главы, а в новой редакции, выпущенной престижным "Галлимаром", семь.
Само появление этой вещи именно сейчас симптоматично – на фоне растущей гомофобии
Мне кажется, что ответ на вопрос о названии лежит в сфере отношения к гомосексуальности. Книга Литтелла изобилует сценами однополой любви как между мужчинами, так и между женщинами. Назвав роман "Старая история", автор говорит: "то, что я теперь расскажу и покажу тебе, читатель, на самом деле старо как мир", подтверждением чему могут служить такие общеизвестные факты, как гомосексуальные увлечения Платона, Геродота и Ксенофонта, не говоря уж о классическом мифе, согласно которому Зевс-громовержец влюбился в прекрасного юношу Ганимеда, сына Троянского царя.
Итак, речь идет о старой, совсем старой истории, рассказанной в наши дни, и на современный лад одним из самых ярких писателей современности.
Джонатан Литтелл побывал в Чечне, написал книгу военных очерков "Чечня – год третий", и могу себе представить смех автора, до которого дошли слова Рамзана Кадырова, сказавшего, что в Чечне, мол, нет гомосексуалистов...
Книга "Старая история" – всё что угодно, но только не манифест, и тем не менее, само появление этой вещи именно сейчас симптоматично – на фоне растущей нетерпимости и проявлений гомофобии, отката от принципов и практики гуманизма в объятия варварства, причем не только в той же Чечне, но и в России, и в ряде стран Восточной Европы.
Анализ книги с таким богатым философским и психологическим подтекстом, как "Старая история", немыслим без вопроса, касающегося самой сути человека и человеческого. Джонатан Литтелл учитывает, разумеется, то, что несколько столетий до него вложил Шекспир в уста принца Датского Гамлета, называющего человека "красой Вселенной, венцом всего живущего", что само по себе есть утверждение чисто теологическое, отсылающее к библейской картине сотворения мира. Но в "Старой истории" речь идет о человеке в совсем другой его ипостаси, в другом измерении.
В завершающей сцене романа, в которой персонаж в очередной раз бежит в направлении спасительного водоема, сулящего очищение и, возможно, искупление тяжких грехов, он пробегает мимо большого разбитого зеркала и видит в нем собственное отражение, но поскольку зеркало разбито, то отражение напоминает картину Пикассо эпохи кубизма, в которой все части тела смещены и вновь организованы в странном, непривычном порядке, и сцена эта, как, кстати, и сам персонаж, сильно напоминают приключения Гарри Галлера из романа Германа Гессе "Степной волк", с которым Джонатан Литтелл перекликается на протяжении всего романа: "Он заколол зеркальное изображение девушки зеркальным изображением ножа".
Такую вот "Игру в бисер" предложил современному читателю Джонатан Литтелл, книга которого, помимо очевидного сугубо интеллектуального игрового элемента, содержит предупреждение об опасности потери всего, чего достигла наша цивилизация за столетия, которые мы называем "эпохой европейского гуманизма".