Иван Толстой: Андрей, традиционный вопрос: когда впервые вы услышали имя этого человека?

Андрей Гаврилов: С Сергеем Адамовичем Ковалевым у меня произошла странная вещь – его имя абсолютно проходило мимо меня. Настолько мимо, что, готовясь к этой программе, я порылся в своих старых самиздатовских архивах и понял, что, конечно, я видел его фамилию, но она абсолютно не осталась в памяти. Когда я интересовался, спустя какое-то время, "Хроникой текущих событий" и, как мне казалось, знал по именам всех, кто имел к ней какое-то отношение, знал об их деятельности и вкладе в издание, почему-то имя Сергея Адамовича Ковалева, который имел к ней самое непосредственное отношение, мимо меня проходило постоянно. Может быть, настолько распространенная была фамилия, что она у меня никак не ассоциировалась с правозащитной деятельностью, с инакомыслием. Хотя в 1975 году, конечно, имя Ковалева мне было уже известно, потому что было известно, что Андрей Дмитриевич Сахаров поехал в Вильнюс на суд, который приговорил Ковалева к семи годам тюремного заключения и трем годам ссылки. Но по-настоящему его имя для меня всплыло, когда Сергей Адамович, вернувшись из ссылки в конце 80-х годов, снова занялся политической деятельностью.

А как это было у вас?

Иван Толстой: Я впервые услышал имя Сергея Ковалева не как диссидента. Это было в 1976 году. Я пришел в дом к своей невесте, у которой родители были невероятными антисоветчиками: целый день у них был включен радиоприемник с Би-би-си и "Голосом Америки". "Свобода" в Ленинграде практически не ловилась. И за первым же вечерним чаем я услышал разговоры о биологе Сергее Ковалеве, потому что мой будущий тесть был биологом. Так что в застолье чувствовалась такая дополнительная солидарность с этим правозащитником. В правозащитной среде, разумеется, были и другие высокие профессионалы, но про Ковалева я запомнил особенно.

И вторая запомнившаяся деталь, уже из другого времени. В середине 90-х годов бывший коллега по "Свободе" Эйтан Финкельштейн показал мне фотографию. Вильнюс, декабрь 1975 года, явно очень холодно. На улице, перед зданием суда стоят и совершенно очевидно мерзнут в своих жалких пальтишках академик Сахаров, Эйтан Финкельштейн и, кажется, кто-то третий. Их не пустили в зал суда, где идет процесс над Сергеем Ковалевым. И в этот самый день в Осло, столице Норвегии, академику Сахарову вручают Нобелевскую премию мира. Но он – здесь, на ступенях суда. Солидарность с правозащитником дороже.

Мне кажется, что внимательный слушатель Радио Свобода должен спросить: "А где у вас Сергей Адамович? Почему вы все время говорите о нем, но не задаете вопросы ему?" Действительно, Сергей Адамович жив, здоров и дай бог ему здоровья и процветания, но мы решили не слишком нарушать принятый нами жанр наших бесед. О Сергее Адамовиче сегодня расскажут письменные и аудиодокументы, которых предостаточно в архиве Радио Свобода. Вот некоторые из них.

Программа "Письма и документы". Эфир Радио Свобода 30 января 1975 года.

Диктор: В сегодняшней передаче из цикла "Письма и документы" вы услышите чтение документов самиздата, опубликованных недавно в западной прессе. Это письмо Сергея Ковалева председателю КГБ Андропову от 17 октября 1974 года. Открытое письмо академика Андрея Сахарова в поддержку письма Ковалева и с призывом к мировой общественности выступить в защиту свободы информации, датированное также 17 октября и опубликованное в парижской газете "Русская мысль" 19 декабря 1974 года.

Письмо академика Сахарова от 26 октября 1974 года, направленное председателю Комитета государственной безопасности Андропову. Затем напечатанное в израильской газете "Наша страна" обращение к мировой общественности Марка Нашпица. И наконец, жалоба Валерия Буйко от 27 октября 1974 года, направленная министру внутренних дел СССР и его заявление-протест генеральному прокурору СССР. Последний документ датирован 31 октября 1974 года.

Переходим к чтению письма Сергея Ковалева председателю КГБ Андропову.

"Председателю Комитета государственной безопасности при Совете министров СССР Андропову.

​Мне стало известно, что в Комитет госбезопасности попала принадлежащая мне книга – Александр Солженицын, "Архипелаг ГУЛАГ", том 2, издательство "YMCA-PRESS". Эта книга была отнята у моего доброго знакомого Маресина. Вы не хуже меня знаете, что эта книга основана на исторических фактах и не содержит лжи или клеветы. Но, к сожалению, ваше ведомство многими своими действиями развивает прискорбную российскую традицию – усматривать в неугодной властям литературе орудие преступления. Последствия такой традиции для общества видны и в этом случае. Отобрал книгу у Маресина и способствовал ее передаче вашим подчиненным биофизик, заведующий лабораторией Горбатов, принявший на себя таким образом функции отнюдь не свойственные ученым. Я требую, чтобы мне вернули принадлежащую мне книгу. Это требование основано на естественном и очевидном праве каждого человека сохранять в неприкосновенности личную библиотеку и не таить ее от своих друзей. Я считаю себя обязанным публично защищать это право.

17 октября 1974 года.

Сергей Ковалев.

Мой адрес: Москва В-526, улица 26 Бакинских Комиссаров, дом 7, корпус 2, квартира 71. Телефон: 433-40-59".

Диктор: Открытое письмо.

"Я глубоко обеспокоен возможными последствиями изложенного в заявлении Сергея Ковалева эпизода. Мне, к сожалению, известно слишком много случаев, когда за подобными, якобы случайными, происшествиями следовали обыски, допросы, вне судебные преследования, аресты, приговоры. Эта прискорбная традиция нашей жизни, однако, никак не вяжется с несомненным правом и, даже, вернее, обязанностью каждого читающего человека стремиться к разносторонней информации, дающей возможность самому составить непредвзятое мнение об острых и важных вопросах. Каждый имеет право читать любую книгу или рукопись и предоставлять ее для чтения своим друзьям. Преследовать за это, по меньшей мере, неразумно. Сказанное полностью относится и к названной в заявлении книге Солженицына "Архипелаг ГУЛАГ", рассказывающей о неприглядных, но очень существенных и неопровержимых фактах недавнего прошлого. Миллионы людей во всем мире прочли эту книгу. Тем более, имеют право знать ее граждане нашей страны, к которым она имеет наиболее непосредственное отношение. В этом открытом письме я призываю мировую общественность выступить в защиту свободы информации.

Андрей Сахаров, академик.

17 октября 1974 года".

Диктор: Андрей Сахаров, письмо Андропову.

"Я посылаю вам это письмо вторично (имеется в виду письмо Сергея Ковалева председателю КГБ Андропову. – РС). Первое письмо, посланное по почте совместно с моим другом Сергеем Ковалевым с уведомлением о вручении на его имя, через неделю было подброшено без конверта ему на лестницу. Я уверен, что это малокультурное действие не могло быть делом рук работников почты. Я хотел бы надеяться, что в этот раз вы ответите нам более общепринятым способом.

Андрей Сахаров, академик.

26 октября 1974 года".

Иван Толстой: Напомню, что мы с Андреем Гавриловым в нашем цикле, как правило, не берем интервью у здравствующих героев передачи, а знакомим слушателей с отложившимися в архивах документами.

Андрей Гаврилов: Иван, я здесь вынужден вам возразить. Дело в том, что перед записью этой программы я позвонил Сергею Адамовичу и задал ему, может быть, самый неожиданный в его политической жизни вопрос. Я спросил его, какую музыку он любит, потому что нигде, ни в каких документах, мемуарах, статьях или интервью я не смог найти никаких следов его музыкальных пристрастий. А хотелось бы чем-нибудь музыкальным проиллюстрировать нашу сегодняшнюю программу. И после легкой и полушутливой дискуссии с Сергеем Адамовичем – можно ли считать бардов музыкой? – мы с ним пришли к выводу, что можно. Тем более, что среди его любимых авторов значатся и наши с вами любимые авторы – Булат Шалвович Окуджава, Александр Галич. Поэтому я хочу сейчас предложить вниманию наших слушателей и самого Сергея Адамовича, если он нас слышит, песню в исполнении Булата Шалвовича Окуджавы.

(Песня "Полночный троллейбус")

Иван Толстой: Я хотел бы перейти к краткой биографии Сергея Ковалева.

Сергей Адамович Ковалев родился 2 марта 1930 года в городе Середина-Буда Сумской области в семье железнодорожника. В 1932 году семья переехала в Московскую область. В 1954 году окончил биологический факультет Московского университета, специальность – нейробиолог. В 1964 году защитил кандидатскую диссертацию.

C середины 1950-х годов принимал участие в борьбе против "учения Лысенко". С 1968-го примкнул к движению в защиту прав человека. В мае 1969-го вошел в состав Инициативной группы защиты прав человека в СССР – первой независимой правозащитной общественной ассоциации в стране. С 1971 года он – один из ведущих участников издания "Хроники текущих событий" – машинописного информационного бюллетеня советских правозащитников.

28 декабря 1974 года Ковалев был арестован по обвинению в "антисоветской агитации и пропаганде". В декабре 1975 года суд приговорил его к 7 годам лагерей строгого режима и 3 годам ссылки. Срок отбывал в Пермских лагерях и в Чистопольской тюрьме; в ссылку был отправлен на Колыму. По отбытии срока ссылки поселился в городе Калинине. В годы перестройки вернулся в Москву. Участвовал в учредительном съезде общества "Мемориал". Уполномоченный по правам человека в Российской Федерации в 1994–1995 годах. Один из авторов Российской Декларации прав человека и гражданина (1991 год) и 2-й главы Конституции России — "Права и свободы человека и гражданина" (1993). Был председателем "Мемориала", президент организации "Институт прав человека".

Андрей Гаврилов: Я хочу добавить к краткой биографии Сергея Адамовича Ковалева некоторые цитаты из его интервью и статей, которые мне особенно понравились, которые, я думаю, запомнятся – они афористичны и очень интересны. Например, как он говорил, мысленно обращаясь к прокурору:

"Если вы меня посадили – сила ваша, я же через эту стену не перепрыгну. Дадите мне пятнадцать суток – буду сидеть то в ШИЗО, то в ПКТ (помещение камерного типа. – А.Г.). Но что уж мне говорить – это я знаю без вас. А вы – хотите слушайте, хотите – нет. В этом и состоит преимущество тюрьмы – в ней можно думать о том, на что обычно не хватает времени".

Или еще замечательная цитата, очень хорошо характеризующая то время, 1970–80-е годы:

"Помню, нам прокурор в зоне так и говорил: "На Конституцию не ссылайтесь, я не буду рассматривать жалобы и заявления, где содержатся ссылки на Конституцию. Она не для вас написана, а для американских негров, чтобы они знали, как свободно и счастливо живет советский народ". Самое замечательное, что в этих словах не было издевки, он говорил это, что называется, на голубом глазу".

И последняя цитата:

​"Мы были идеалистами политическими. Я таким и остался. И Сахаров таким был. А реальные политики… Ну, что здесь сказать… Реальная политика – это искусство возможного".

Это, наверное, объясняет то, почему так мало диссидентов и инакомыслящих 70-х годов пошли в политику, почему такое малое число из них стали такими осязаемыми политическими силами. Хотя здесь надо добавить, что те, которые все-таки в политику пошли, совершили очень многое.

Я хочу продолжить музыкальную линию нашей беседы. Как я уже говорил, один из любимых авторов Сергея Адамовича – это Александр Галич. Я хочу поставить, может быть, самую классическую песню Галича, немножечко в память о тех годах, что Сергей Адамович Ковалев провел в тюрьме и в ссылке.

(Песня "Облака")

Иван Толстой: Чтобы полнее представить обстоятельства дела Ковалева и не осовременивать их сегодняшним ракурсом, я отобрал в архиве Радио Свобода записи тех лет. Вот фрагмент передачи, вышедшей в эфир 9 декабря 1976 года.

Диктор: Обзор самиздата. 9 декабря 1975 года, накануне Международного дня прав человека, в Вильнюсе начался судебный процесс по делу Сергея Ковалева. Суд продолжался четыре дня. Второй день совпал с церемонией вручения Нобелевской премии мира виднейшему поборнику прав человека в СССР академику Андрею Дмитриевичу Сахарову. Вместо Сахарова, которого власти не выпустили, премию приняла его жена Елена Боннэр. А сам лауреат Премии мира стоял на холоде перед зданием суда и тщетно пытался добиться разрешения присутствовать на этом, в теории открытом, судебном заседании. Все это было ровно год тому назад. А еще годом раньше…

Диктор: Точнее, 27 декабря 1974 года, когда московский биолог Сергей Адамович Ковалев не вернулся с Лубянки, куда его вызвал на десятиминутную беседу следователь Трофимов, академик Сахаров выступил с таким заявлением:

"Арестован ученый, кандидат биологических наук Сергей Ковалев. Это мой близкий друг, человек удивительной душевной красоты и силы, беспредельного альтруизма. Формальная причина ареста – обвинение, относящееся к изданию в Литве "Хроники Литовской Католической Церкви". Жизнь Ковалева, умного и талантливого человека, уже много лет посвящена защите прав людей, борьбе за гласность против беззакония. Он член Инициативной группы защиты прав человека с самого начала ее деятельности, член советской группы "Международная амнистия", соавтор и автор основных документов, определивших основные пути борьбы за права человека в нашей стране. Без большого шума Ковалев делал много добрых и трудных дел. Не случайно, например, именно он смог добиться связи с посольством США матери Симаса Кудирки, что, в конце концов, привело к освобождению Кудирки. В мае этого года Ковалев вместе с Татьяной Великановой и Татьяной Ходорович объявил о возобновлении издания "Хроники текущих событий" и о своей ответственности за ее распространение. Это был смелый исторический шаг, но одновременно это был и вызов тем, кто объявил "Хронику" клеветнической и антисоветской, кто боится правды и гласности".

"Соавтор и автор основных документов, определивших основные пути борьбы за права человека в нашей стране", – так написал Сахаров о Ковалеве. И действительно, если просмотреть все те самиздатские документы, под которыми, наряду с другими, стоит имя Ковалева, то можно убедиться в том, что перед нами нечто вроде каталога тем, вопросов и аргументов, вокруг которых в течение ряда лет в СССР идет неравная борьба между властью и могучей кучкой правозащитников. Самиздатских текстов, составленных при участии Сергея Ковалева, несколько десятков. Немало набралось и документов в его защиту, после того как он сам оказался, по выражению Сахарова, "по ту сторону черты". Мы сейчас перечислим хотя бы часть всего этого, приведем цитаты, дополняя их, где надо, краткими комментариями или сносками. Но предварительно хотелось бы представить вам Ковалева как человека и ученого.

​Диктор: Доктор физико-математических наук Юрий Гольфанд предал гласности письмо в связи с арестом Ковалева. Приводим отрывки. Цитируем по выпускаемой Чалидзе и Литвиновым в Нью-Йорке "Хронике защиты прав в СССР".

"Я хорошо знаю Сергея Ковалева. Это человек самых высоких и благородных нравственных убеждений, он глубоко уверен в праве каждого человека открыто и прямо высказывать свои мысли, защищать свои убеждения. Он всегда готов выступить против несправедливости, против ущемления прав человека, против беззакония и произвола. В своей общественной деятельности Сергей Ковалев неизменно руководствуется именно этими высокими принципами, проявляя исключительную доброту и душевную чуткость. Трудно перечислить в небольшой статье все, что сделано Сергеем Ковалевым доброго и полезного, это досконально неизвестно даже самым близким его друзьям. Ковалев никогда не создавал вокруг себя шума, никогда не стремился как-то выделяться, совершенно не заботился о популярности. Его мужественная деятельность – это единственно возможный для него способ существования, органически вытекающий из его характера и нравственных принципов. Продуманность и смелость, присущие гуманистической деятельности Сергея Ковалева, характерны и для его научной работы.

Сергей Ковалев – талантливый ученый-биолог, его работы в области физиологии возбудимых тканей и межклеточных контактов широко известны специалистам во всем мире. Работы Ковалева по электрофизиологии миокардиальной ткани 1959–65 года являются пионерскими и представляют большой интерес для кардиологии. Ковалев впервые создал адекватные модели электрической структуры различных отделов миокарда. В ряде работ Ковалева с 1964 по 1966 годы была сформулирована принципиально новая гипотеза, постулирующая возможность логических операций на разветвленных дендритных структурах нейронов. Эти работы имеют большое теоретическое значение для нейрофизиологии. Ковалев одним из первых в мире (с 1966 года) начал разрабатывать новое направление в исследовании межклеточного взаимодействия и его роли в поведении невозбудимых клеточных систем".

Диктор: В 1969 году Сергей Ковалев, в связи со своей деятельностью в Инициативной группе защиты прав человека в СССР, был вынужден уйти из Московского университета. После этого он работал на опытной рыбоводной станции. И на новом месте, продолжая свою общественную деятельность, Ковалев не переставал вести плодотворную научную работу. Достаточно сказать, что из шестидесяти с лишним научных публикаций Ковалева половина появилась именно после 1969 года. Как пишет доктор наук Гольфанд:

"Его работы отмечены ярким научным талантом, большой научной смелостью в постановке и решении принципиальных проблем. У Ковалева много последователей и учеников, его имя хорошо известно среди его коллег биологов, его работы получили мировое признание".

Итак, Сергей Ковалев предстает перед нами как преуспевающий ученый, как умный и добрый человек. Что же привело его на скамью подсудимых вильнюсского суда? Что побудило его, рискуя научной карьерой, материальным благополучием и даже свободой, а, может быть, и жизнью, заниматься той самой деятельностью, которую прокурор квалифицировал как "антиконституционную", как "распространение заведомо ложных, клеветнических измышлений с целью подрыва или ослабления советского государства и общества". О мотивах и побуждениях Сергея Ковалева пишут его друзья в заявлении Инициативной группы защиты прав человека в СССР от 30 декабря 1974 года.

"Защита прав человека для Ковалева – естественное продолжение научной деятельности. Ученый не может мириться с отсутствием свободы информации, с насильственной унификацией убеждений, с ложью. В своей общественной деятельности Ковалев держится тех же принципов, что и в науке: полное знание фактов, ответственность за точное их изложение, аккуратность в выводах. И – открытость и гласность".

Если это верно, то на глиняных ногах стоит обвинительное заключение против Ковалева. Или, наоборот, если прав прокурор, тогда ошибаются в своей оценке друзья Ковалева. Прибережем это в памяти. Приступим к рассмотрению самиздатских текстов, к составлению, хранению и распространению которых Сергей Ковалев имел отношение. Имя Ковалева входит в самиздат в 1968 году. Его подпись – одна из ста двадцати одной под открытым письмом в защиту Александра Гинзбурга, которого суд приговорил к пяти годам заключения за составление "Белой книги по делу Синявского и Даниэля". В письме говорилось:

"Мы полностью присоединяемся к утверждению адвоката Золотухина, что сборник, составленный Гинзбургом, не является ни криминальным, ни тенденциозным. Все, что мы знаем об этом процессе, дает нам право просить о немедленном пересмотре дела Александра Гинзбурга".

Мы видим уже тогда то же самое столкновение. Власть, устами прокурора, карает за клевету в антисоветских целях, представители общественности решительно оспаривают обоснованность этого обвинения и добиваются справедливого решения. Мы сказали "представители общественности". Именно так. Сто двадцать и один, подписавшие в феврале 1968 года письмо в защиту Гинзбурга, никак не диссиденты, самого слова тогда еще и не было, но большая группа московской интеллигенции, ученые (среди них – академик Леонтович), писатели, архитекторы, люди искусства. Характерно и то, к кому они обращаются со своим открытым письмом. К руководителям партии и правительства, главам высших судебных инстанций СССР, в редакции советских газет. И как мягко они пишут! Изложив факты, они просят. Чего? Всего лишь пересмотра дела. Это начало надо помнить. Хоть и много уже было поводов для беспокойства, но часть общественности, часть интеллигенции еще надеялись, еще считали возможным диалог с властью. И власть скоро покажет "диалог".

В августе 1968 года – военная интервенция в Чехословакию, внутри страны – нарастание репрессий, преследование всех форм проявления свободомыслия. Именно это приведет к ожесточению, именно это породит твердое ядро активистов самиздата и правозащитного дела. В октябре 1968-го в Москве судят пятерых участников демонстрации на Красной площади против оккупации Чехословакии. Генерал Григоренко и другие, среди них и Сергей Ковалев, обращаются с письмом к Брежневу, Косыгину, Подгорному. Авторы указывают, что якобы "открытый суд", фактически – закрытый суд, был перенесен в небольшое помещение, в зал допускалась, в первую очередь, публика, специально подобранная КГБ. И сколько раз еще будет то же самое, вплоть до вильнюсского суда над Ковалевым, перед дверью которого на холоде топчется лауреат Нобелевской премии мира академик Сахаров. И теперь опять могли бы пригодиться слова, написанные тогда в 1968-м:

"Мы вправе предполагать, что и в данном случае готовится беззаконная расправа. Чистые дела в темноте не делаются. Если эти люди действительно совершили преступление, суд обязан доказать это открыто. Без открытого разбирательства нет суда, есть расправа".

Весной 1969 года арестован был председатель колхоза, коммунист Иван Яхимович. Двадцать пять человек, среди них Ковалев, пускают в самиздат призыв: "Выступайте в защиту Яхимовича!" В мае того же года выходит первое письмо Инициативной группы защиты прав человека в СССР, к пятнадцати участникам которых относится и Сергей Ковалев. Обращаются они не к советским руководителям, а в Комитет прав человека Объединенных наций. Они объясняют почему:

"Потому что на наши протесты и жалобы, направленные в течение ряда лет в высшие государственные и судебные инстанции в Советском Союзе, мы не получили никакого ответа".

Основная тема этого письма Инициативной группы станет также одним из лейтмотивов правозащитного движения:

"На политических процессах в Советском Союзе часто можно услышать фразу "вас судят не за убеждения". Это глубоко неверно. Нас судят именно за убеждения. Когда нам говорят, что нас судят не за убеждения, то на самом деле хотят сказать следующее: можете иметь какие угодно убеждения, но если они противоречат официальной политической доктрине, не смейте их распространять. Но распространение убеждений является естественным продолжением самих убеждений. Поэтому в статье 19 Всеобщей Декларации прав человека сказано: "Каждый человек имеет право на свободу убеждений и на свободное выражение их; это право включает свободу беспрепятственно придерживаться своих убеждений и свободу искать, получать и распространять информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ".

Судят по обвинению в клевете на советский государственный и общественный строй с умыслом (статья 70 УК РСФСР) или без умысла (статья 190-прим УК) подрыва советского строя. Никто из людей, осужденных на известных нам политических процессах, не задавался целью оклеветать советский строй или, тем более, действовать в целях его подрыва. Таким образом, на всех этих процессах людей осудили при помощи вымышленных обвинений".

20 августа семнадцать человек, среди них Сергей Ковалев, пускают в самиздат заявление по случаю годовщины вторжения войск Варшавского договора в Чехословакию:

"Мы солидарны с народом Чехословакии, который хотел доказать, что социализм с человеческим лицом возможен. Эти строки продиктованы болью за нашу родину, которую мы желаем видеть истинно великой, свободной и счастливой. И мы твердо убеждены в том, что не может быть свободен и счастлив народ, угнетающий другие народы".

1 декабря 1969 года свыше ста человек, и опять среди них Ковалев, обращаются к депутатам Верховного Совета СССР с просьбой вмешаться и настоять на отмене приговора, вынесенного судом пятерым участникам демонстрации протеста против оккупации Чехословакии. Примечательно обоснование этой просьбы:

"Их лозунги – "Да здравствует свободная, независимая Чехословакия!", "За вашу и нашу свободу!", "Руки прочь от ЧССС!", "Долой оккупантов!", "Свободу Дубчеку!" – квалифицированы как заведомо ложные измышления, порочащие советский государственный и общественный строй. Граждане депутаты Верховного Совета, мы не говорим о вопиющих процессуальных нарушениях, допущенных судом и следствием. Речь идет о более важном. Нарушены гражданские свободы, гарантированные советской Конституцией – свобода слова, свобода демонстраций. Ваш долг – защитить эти свободы".

Диктор: В мае 1970 года восемь участников Инициативной группы защиты прав человека в СССР объясняют в открытом письме, что такое Инициативная группа. Это важный документ, тем более что, хотя почти все ее участники уже репрессированы или выехали за границу, эта группа продолжает существовать. Приводим выдержки.

"Цель группы указана в самом наименовании – защита прав человека в СССР. Назвавшись Инициативной группой, мы имели в виду еще и другое. Явочным порядком утвердить свое право на свободную ассоциацию. Это соответствует "Всеобщей декларации прав человека", принятой ООН, и не противоречит советской Конституции. У инициативной группы нет ни программы, ни устава, ни какой-либо организационной структуры. Инициативная группа состоит из людей, связанных некоей общностью взглядов.

Всех нас, верующих и неверующих, оптимистов и скептиков, людей коммунистических и некоммунистических взглядов, объединяет чувство личной ответственности за все происходящее в нашей стране, убеждение в том, что в основе нормальной жизни общества лежит признание безусловной ценности человеческой личности. Отсюда вытекает наше стремление защищать права человека. Социальный прогресс мы понимаем, прежде всего, как прогресс свободы. Нас объединяет также намерение действовать открыто, в духе законности, каково бы ни было наше внутреннее отношение к отдельным законам.

В соответствии с "Декларацией прав человека" и законами нашего государства, мы считаем, что выдвигать различные политические требования – право всех и каждого. Но сама Инициативная группа не занимается политикой. Мы не предлагаем никаких позитивных решений в области государственного управления, мы говорим только: "Не нарушайте собственных законов". У нас нет своей политики, но мы не желаем мириться с карательной политикой против инакомыслящих. Противодействие беззаконию, произволу – вот задача Инициативной группы.

Инициативная группа не считает, что, критикуя действия властей, она выступает против государства. Квалификация нашей деятельности как антисоветской, равносильна утверждению, что нарушение прав человека вытекает из природы советского строя. На самом деле, благоприятную обстановку для репрессий создает непротивление, та унизительная покорность, с которой мы внутренне санкционируем попрание наших прав. Немота поощряет зло и развращает людей, порождая лицемерие и цинизм. Обществу нужна гласность, гласность препятствует тенденциям экстремизма и насилия как сверху, так и снизу".

Андрей Гаврилов: Иван, с вашего разрешения я хочу привести еще одну цитату Сергея Адамовича Ковалева, потому что мне она представляется крайне важной. Сейчас уже, по прошествии стольких лет, движение диссидентов, движение инакомыслящих представляется иногда такой монолитный силой, которая была направлена на свержение советской власти, в которой все были всегда заодно или, наоборот, внутри этой силы каждый тянул одеяло в свою строну. Короче говоря, столько прошло лет, что движение инакомыслящих стало несколько легендарным. Не всегда мы точно представляем, что же там происходило. И вот замечательная цитата из Сергея Ковалева:

"Был такой спор однажды в Инициативной группе после окончания суда над Якиром и Красиным (я напомню, что они были арестованы в 1972 году и сотрудничали со следствием. – А.Г.). Когда они публично покаялись и отреклись, Инициативной группой был написан некий проект письма, суть которого сводилась к тому, что Якир и Красин – предатели, оболгавшие себя и нас. Я выступил резко против, сказав, что это не наше дело. Наше дело – говорить о том, каково было следствие и каков был суд. Был очень напряженный спор. Сначала меня поддерживало меньшинство, потом – большинство. Знаете, мы ведь достаточно часто были солидарны с людьми нам неприятными, например, с издателем журнала "Вече" Володей Осиповым. Он был националистом, и мне несколько раз для "Хроники текущих событий" приходилось реферировать его журнал. Я делал это вполне добросовестно – безоценочно, но ясно. Когда Осипова сажали, я неоднократно участвовал в протестах, а он защищал меня. Конечно, друзьями мы не могли быть, но это была зэковская солидарность".

И мне очень понравилось это выражение "зэковская солидарность" не по отношению уже к тому, что происходит внутри зоны, а по отношению к тому сообществу людей, где каждый мог оказаться за решеткой практически в любую минуту, так сказать, будущие зэки.

Иван Толстой: Да, это великолепно. Мораль, как подчеркивает этим своим высказыванием Сергей Адамович, беспартийна.

Но не можем же мы, Андрей, совсем уж обойтись в сегодняшней программе без голоса самого Сергея Адамовича. Я подыскал небольшой отрывок из ковалевского выступления 18 марта 1992 года на одной из московских конференций, когда для многих наступил политический "отходняк" и большинство людей идеологически расслабилось. Большинство – но не Сергей Ковалев. Запись 18 марта 1992 года, фрагмент из программы Владимира Тольца.

Сергей Ковалев: Есть три особенности, которые отличают Россию и большую часть бывшего Советского Союза сейчас в том аспекте, которой нас всех интересует. Об одной из них хорошо и убедительно говорил Арсений Рогинский, и она состоит в том, что многие структуры, в том числе КГБ, остались прежними. Я могу дополнить это маленькой пикантной подробностью. Мне достоверно известно, что Комитет осуществляет сейчас слежку, ну, например, за депутатским корпусом. По понятным причинам я не могу пока назвать источники и привести документальные доказательства, но мне это известно совершенно достоверно, и это может быть доказано стопроцентно.

Вторая наша особенность, по-моему, состоит в том, что идеология тоталитаризма не была внесена в мою страну ниоткуда извне, она возникла внутри. Поколения, жившие в течение этих 70 лет, пропитаны этой идеологией, поддерживали ее, отставали ее, как вы знаете, иногда в нелегких боях, и пытались экспортировать ее. Ну, и близко связанная с этим третья особенность, почти не отличимая, состоит в тех печальных событиях, которые происходили у нас, в том числе, к тем репрессиям, к которым были причастны буквально все. Поэтому очень сильно ошиблись бы те диссиденты, которые сказали: "Ну, уж я-то здесь ни при чем". Впрочем, я знаю многих, кто так никогда не позволит себе сказать и не снимает с себя своей доли вины. В нашей постыдной истории весьма часто жертвы с воодушевлением голосовали за палачей и, что гораздо хуже, тоже довольно часто участвовали в гонениях. Вот это та история, которую нам надлежит установить, которую нам надлежит помнить, перед лицом которой надлежит вздрогнуть и устыдиться.

Андрей Гаврилов: Сергей Адамович также сказал мне, что один из его любимых композиторов – это Бах. И я вам предлагаю закончить программу отрывком фрагмента из "Хорошо темперированного клавира" Баха в исполнении Святослава Рихтера. И не просто в исполнении Рихтера, а в том исполнении, которым открывается замечательный фильм Андрея Тарковского "Ностальгия" (это не саундтрек фильма, но это та же самая запись).

(Музыка)