Уже дважды в этом году прозвучало слово "зверь" применительно к происходящим сейчас событиям, в целом для обозначения настоящего, самого новейшего времени. Причем из разных сторон медийного пространства. Во-первых, отметился русский рок, как когда-то и было ему положено, да не кто-нибудь, а сам БГ в альбоме "Время N". Очень сильный альбом, для меня там все эмоции сегодняшнего дня. Второй раз слово "зверь" употреблено в блоге Владимира Пастухова на сайте "Эха Москвы". Он пишет: "Путин привел в действие такие мощные силы и мотивы, которыми он сам не способен управлять. Он разбудил в человеке зверя, и этот зверь добровольно в клетку теперь не вернется, даже если Путин ему прикажет. Россия почувствовала вкус крови и кураж дувана".
Тревога давно уже носится в воздухе. Для меня точкой отсчета движения к условному 37-му году стал год 2003-й и арест Михаила Ходорковского. Арест показательный, куражный, в аэропорту. Солженицын был в ту пору только что прочитан, и ассоциации возникли мгновенно.
Теперь задамся вопросом: "А достигли ли мы дна?" "Мы" – это те, кто живет, по Пастухову, там, где "свобода слова продолжает жить в специально отведенных для нее резервациях вроде "Эха Москвы", "Дождя" или "Новой газеты", как индейцы в Северной Америке", и "дна" в своих рассуждениях в попытке понять российскую действительность в самых разных ее проявлениях и в разные времена.
Взять хотя бы произошедший совершенно спокойно возврат к практике тоталитаризма и репрессий. Когда стала открываться правда о сталинизме, о терроре 30–40-х годов, то первое, о чем думалось: "Как такое могло быть в нашей стране? Такого уже не может быть никогда". Да что репрессии! А война? После Второй мировой должно было быть зарублено на носу: больше никогда никаких войн. Но СССР не переставал воевать до самого своего конца, и теперь мы "можем повторить". Руки у многих чешутся. Самые "чесоточные" – в Донбассе, в Сирии, теперь и в Африке. Так и с репрессиями: представлялось, что был такой всеобщий страх, что никто пикнуть не мог, тут же подъехал бы воронок. Но нет, все намного проще. Как тогда молчали, так и сейчас молчат. И молча, а кто и в голос, одобряют. Теперь еще и доносы вот снова пошли. Ну разве это не звериное, не животное, когда исподтишка бьют, а потом можно было комнатку занять в коммуналке в 30-е, а теперь по карьерной лестнице можно продвинуться? Почему в Германии уже никогда не будет идеологии фашизма, а у нас все снова повторяется? Когда живут не умом, а инстинктами.
Скоро пройдут выборы губернаторов. Чей портрет висит на билбордах? Кандидата от "Единой России". Кто пришел и взял эти огромные плакаты силой и не пускает других? Кандидат от "доминантной партии". У кого самая большая, цветная, полная позитива предвыборная газета с Гошей Куценко на обложке (это я уже про предвыборную кампанию в Псковской области)? У него, основного, главного кандидата на пост губернатора. Это у него такой друг, известный артист Гоша Куценко, это при нем достроен в Пскове перинатальный центр, школа в Великих Луках, при нем укладывают новый асфальт. Ничего, что он врио губернатора меньше года, что прежде не имел к области фактически никакого отношения, – теперь он уже в кресле. А то, что остальные кандидаты всю жизнь в Пскове отработали, ведь благодаря им тоже это все строилось, не в счет. Все не в счет, если ты не в кресле, если ты не вожак.
Вот в чем безальтернативность выборов. К чему наши охи и вздохи за честные выборы: там вбросили, там приписали? Поверьте, им в подавляющем большинстве случаев не надо ничего вбрасывать и приписывать. Проценты действительно такие, и многие из нас, будучи наблюдателями на участках, это видят. Ну, кто такие остальные кандидаты с их хиленькими постерами да без помазания? Кого выберет стая? Так наш "кандидат № 1" уже и порыкивать начал: "Остался дома, не проголосовал – считай, подарил свой голос провокаторам" (цитата из газеты "Добрый день", той самой, на обложке которой красуется Гошин портрет). Вот они, репрессии, здесь уже, совсем рядом.
Выгоду наш народ понимает. Я этого раньше нигде не читал, не видел, никто про это не говорил, но один мой знакомый рассказал как-то, что вот, говорит, а в этом здании у нас, в небольшом городке Псковской области, была расстрельная комната. А я, говорит, был в комиссии, которая занималась реабилитацией, расследованием преступлений эпохи сталинизма, совершавшихся в этой комнате. И, оказывается, выплачивались, если я правильно запомнил, по 50 рублей родственникам пострадавших. Так, говорит он, бывало, приходили одни и те же люди несколько раз. То есть пытались обманом получить эти деньги снова. И вот вместо того, чтобы ставить памятные доски на эти дома, где были расстрельные комнаты (а наш городок самый типичный, где всегда все делается по шаблону, так что такие комнаты были почти везде, видимо), чтобы водить туда на экскурсии детей, мы продолжаем развязывать войны, продолжаем убивать, продолжаем лить кровь. В общем, ведем себя как волчья стая. Этим июлем на "Дожде" Захар Прилепин сказал буквально следующее: "Ну а что война, война – это нормальное состояние человека". Причем, кто это говорит – писатель! Интеллигенция.
Хочу дать еще одно определение интеллигенции: те, кто изжил в себе "зверя" и изживает его в других. Нам, восьмидесятникам из СССР, повезло. Доступные книги, кино, театр, профессиональные грамотные учителя, мода на воспитанность, начитанность, интеллигентность, на самом деле. Русский рок того времени. Были живы Солженицын, Бродский, Сахаров. Даже за тот небольшой промежуток свободы они своими книгами, песнями, статьями сумели так повлиять на нас, что мы потом вышли на баррикады в начале 90-х и изменили страну.
Вожаки не заставили себя долго ждать, основательно утвердились, согнали опять всех в одно стадо. А там и народная любовь подъехала
Но при этом была затронута "гарантия" народа на привычную жизнь. Вернее, народ считал, что остался у "разбитого корыта". Помню, как шипели родственники: "Это вы выбрали Ельцина", а сейчас шипят соседи по подъезду: "Вы живете своей семьей, как единоличники". Естественно, народ затаил обиду и злость на пришедших к власти "дерьмократов". И это прекрасно чувствовали (как чувствуют они народ и сейчас) будущие вожаки. 90-е характерны тем, что на время не стало вожака. Чтобы понимать who is who, принюхаться, были пресловутые "стрелки". Это как два кота перед дракой – стоят, кричат, спины гнут. Так и мерились Ельцин с Зюгановым, Хасбулатов с Черномырдиным, Березовский с Гусинским, Доренко с Киселевым. Свобода наша была в том, что стаи разбирались между собой, и можно было в этом не участвовать, а гулять самостоятельно. Вот строка из песни "Машины времени" начала 90-х: "Вожак выбирает сам себя и сам себя утверждает, а те, кто слабей, с восхищеньем глядят ему вслед". И вожаки не заставили себя долго ждать, основательно утвердились, согнали опять всех в одно стадо. А там и народная любовь подъехала.
Случившийся потребительский бум органичен для такого общества, ведь важно, чтобы у тебя было больше и круче, чем у соседа. Нужно бороться за выживание, избушка должна быть не лубяная, а каменная, забор повыше, собака позлее. Все средства хороши, какое тут правовое государство, независимые суды и равенство перед законом? Наше сугубо негражданское общество глухо к таким вещам, как справедливость, жалость. И "милости к падшим" никто призывать не будет, тем более вожак. Пока мы такие, 37-й будет всегда, он никуда не уходил, вожака такого просто давненько не было, кто бы так хорошо чувствовал свой народ, кто бы понимал, как этот народ хочет жить. А инакомыслие, геи, Pussy Riot, наркоманы, белоленточники, бузотеры, несогласные и т. п. – это лишние, это слабость. Они будут мешать жить и выживать, они потянут вниз, и тогда какая-то другая стая победит, поэтому они опричь, "кроме".
У нас, здесь, в Псковской области, все особо нуждающиеся – и стар, и млад. Как после войны произошло высасывание людей из деревень в большие города, поскольку ресурсов на всех не хватало, а в городах нужны были рабочие руки, так и сейчас люди вынуждены ехать на заработки в столицы. Времена ухудшились, как говорят старики, даже по сравнению с послевоенными – уже никто не дает жилья, общежитий не выделяют, наши работяги фактически встали вровень с дореволюционными батраками. Обычно в этой роли мужчины, конечно, но стали появляться и другие примеры. Вот семья с двумя дочерьми, мужу и жене около пятидесяти. Он ездил гастарбайтером на стройки в Петербург лет пятнадцать, уже устал, износился, не может больше. Жена, учительница начальных классов, нашла работу в школе в Питере – и теперь она гастарбайтер, а муж сидит здесь с младшей дочкой. Старшая студентка, младшая также поступила в институт в этом году. Жена-кормилица в Питере живет прямо при школе, получает 60 тысяч, на которые живет вся семья, – и, кстати, очень довольна, поскольку способна "учить" двух дочек. Обещанную прибавку к пенсии в тысячу за повышение возраста выхода на пенсию большинство наших дедушек и бабушек отдадут своим детям и внукам. Если раньше они выручали, можно сказать, по доброй воле, то теперь это может выглядеть как вынужденная мера: не дали вам, но дали мне, и я вам возвращаю.
Сергей Константинов – блогер, Псковская область
Высказанные в рубрике "Блоги" мнения могут не отражать точку зрения редакции Радио Свобода
