"Назад в Советский Союз!" К этому выводу все чаще приводит чтение новостей, что день ото дня несут российские СМИ, заставляя меня, человека, большую часть довольно долгой жизни прожившего в Москве, вспоминать советское прошлое.
Вот сообщение из Нижневартовска об увольнении с местного телевидения журналистки Александры Териковой, выступившей против того, что малышей в детском саду заставляли петь песню "Дядя Вова, мы с тобой!". Воспитанники хором распевали: "На земле сей был бы мир/ Но если главный командир/ Позовет в последний бой/ Дядя Вова, мы с тобой". Оказывается, эту песню по инициативе депутата Госдумы Анны Кувычко поют дети и в других местах.
– А мы-то что пели в нашем предвоенном детстве? – сказала мне жена. – У нас был свой дядя Вова. Мы пели: "Внучата Ильича, винтовка у плеча…" Там что-то такое еще было: "Работа горяча. Готовят нам враги войну. / Грозить, враги, не смейте! Мы все красноармейцы. /Мы нашу защитим страну".
В те самые дни, когда Александру Терикову в Нижневартовске выгоняли с работы, Фрунзенский районный суд Саратова признал "иностранным агентом" и оштрафовал на 300 тысяч рублей региональную общественную организацию инвалидов, больных сахарным диабетом. Согласно результатам экспертизы, инвалиды-диабетики проводили митинги и акции, то есть занимались политической деятельностью. При этом организацию финансировали в том числе иностранные фармацевтические компании. Отдельное внимание уделено комментарию бывшей главы этой общественной организации Екатерины Рогаткиной о низком качестве отечественного инсулина и о том, что бывшая министр здравоохранения области Лариса Твердохлеб могла быть замешана в коррупционной схеме. По мнению авторов экспертизы, подобными заявлениями общественники оказывали давление на чиновников, что "приводит к подрыву авторитета органов государственной власти и росту социального напряжения".
Прочитал и подумал: господи помилуй, да ведь все это было, все это проходило через нашу семью в период так называемого развитого социализма! Не помню, на каком уж году болезни нашего сына, заболевшего диабетом в 12-летнем возрасте, ему все время становилось худо. Казалось, обузданный, скомпенсированный диабет вырывался из узды и разносил вдребезги его жизнь.
– Достаньте импортный инсулин, – тихо и многозначительно сказала врач, пожилая грустная женщина.
– А что, наш советский ему противопоказан? – спросили мы.
– Достаньте. Если сможете. Большего я вам сказать не могу.
Легко сказать: "Достаньте импортный инсулин..." По всей стране больные тогда сидели на отечественном. Импортный – датский, американский – получали разве что кремлевские старцы, а обычные граждане обходились советским. Иногда что-то на заводе разлаживалось, возникали трудноустранимые дефекты, в результате которых препарат терял свое действие или в нем оказывалось столько примесей, что у диабетика наступала декомпенсация и со временем всякие осложнения: почечная недостаточность, слепота, гангрена. Видимо, на этот сбой в технологии и намекала наша врачиха. И до меня годы спустя глухим отголоском какого-то ушедшего в песок ведомственного расследования доходили подтверждения этого эпизода: да, одно время шел негодный инсулин, возросла смертность среди диабетиков.
"Достаньте импортный..." Это сверлило и мучило нас неотступно. Как достать, где достать? В конце концов мы через моего эмигрировавшего в США брата, приноровились получать этот вожделенный импортный препарат. Но мало у кого были такие возможности. Не помню уж в какой газете в середине девяностых – фотоснимок письма с Алтая в Москву, в Российскую диабетическую ассоциацию: "В Алтайском крае сложилась очень тяжелая ситуация с обеспечением инсулином больных сахарным диабетом. Больные вынуждены делать инъекцию через день или утром делать в поликлинике, а на обед или вечером набирать инсулин в шприц. Тяжелейшее положение в сельских районах края. Есть смертельные случаи. Все больные инсулинозависимой формой диабета находятся в декомпенсации".
Нажав на информационные рычаги, через газетные каналы узнал, что происходит. Как и предполагал, разборки на рынке с коррупционной подоплекой. Новый министр здравоохранения, статный красавец, медицинский генерал, провозгласив кампанию в поддержку отечественного товаропроизводителя, с подозрительной настойчивостью протежировал некой майкопской фирме, начавшей производство практически еще не проверенного животного инсулина. А так как Москва, уже несколько лет сидевшая на импортном инсулине, при поддержке крупнейших диабетологов отказалась возвращаться на это российское дерьмо, он наложил запрет на поставку импортных хумулинов, так что даже уже закупленные партии не могли пройти через таможню без лицензии Минздрава. Когда мне назвали размеры инсулинового бюджета – 90 миллионов долларов, – стало ясно, что борьба здесь идет не на жизнь, а на смерть. А дальше пошел настоящий триллер с арестом двух начальников главков, срочной отставкой красавца министра и отъездом его в Испанию в качестве российского консула в Барселоне.
Между тем сюжет "инсулин как зеркало русской революции" (так я назвал свою статью на эту тему) развертывался со зловещей предопределенностью. Денег не хватало на закупку не только импортных хумулинов, но и майкопского препарата, который, так и не пройдя клинических испытаний, распространялся тем не менее по стране. Бесплатно, за счет федерального бюджета, лекарство теперь получали лишь дети, беременные женщины, слепые и безногие (слепота и ампутация ног – среди последствий диабета). О прочих должны были позаботиться власти на местах, которые сидели без денег.
Более двадцати лет прошло с той поры. Но вот разворачивается саратовский сюжет, который можно обозначать с небольшой поправкой – "инсулин как зеркало русской контрреволюции". Снова речь о коррупции, о низком качестве отечественного инсулина и ответ власти – объявление организации диабетиков иностранным агентом и неподъемный для организации денежный штраф.
Тяжкие грехи живут в российском общественном сознании, отягощая прошлое и с пугающей периодичностью повторяющиеся в настоящем
Инициатором прокурорского расследования был студент-медик Никита Смирнов, который, столкнувшись после своего доноса с общественным возмущением, отказался от своей кляузы, что, правда, никак не повлияло на ход событий. В качестве эксперта в деле участвовал профессор Саратовской юридической академии Иван Коновалов. Он усмотрел в работе пациентской организации скрытую антирекламу руководства региона и... покушение на репутацию главы государства! Видимо, такое экспертное заключение смутило суд. Было принято решение не принимать работу Коновалова в качестве судебной экспертизы и обратиться в другие организации, но ни одна из них не согласилась давать заключение по такому щекотливому делу. В итоге материалы Коновалова вернулись в Саратовскую юридическую академию.
Я смотрю на фотографии участниц процесса – судьи Марии Агишевой, прокурора Юлии Шпигуновой – молодые, довольно привлекательные женщины – и думаю: не дай вам Бог испытать те муку и страдание, которые испытывают матери детей-диабетиков, объединившиеся ради взаимопомощи в осужденную вами организацию. Ну, а инициаторы процесса, а его эксперты? Ладно Никита Смирнов, молодой парень в футболке с портретом Путина (руководитель студенческого штаба поддержки президента). Ему карьеру делать и, видимо, в его понимание успеха входило проявление бдительности по отношению к "иностранным агентам". Но Коновалов-то, Коновалов, этот историк, взявший на себя инквизиторские функции, человек немолодой, казалось бы, знающий, что почем в этом мире! Ведь, как говорили в старину, умирать будем, Иван Николаевич, с таким грехом на душе.
Впрочем, что уж там, такие ли тяжкие грехи живут в российском общественном сознании, отягощая прошлое и с пугающей периодичностью повторяющиеся в настоящем. Сегодня я увидел новость о том, что в список "иностранных агентов" внесли диабетическое движение "Вместе" из Челябинска.
Михаил Румер-Зараев – прозаик и публицист
Высказанные в рубрике "Блоги" мнения могут не отражать точку зрения редакции
