8 мая на площади у Казанского собора в Петербурге бывшие члены Демократического cоюза собрались на традиционную встречу, в этот раз ставшую юбилейной: в 2018 году Демсоюзу – 30 лет.
Демократический союз, созданный 8 мая 1988 года, был первой партией России, открыто заявившей о своем противостоянии советскому строю. Одним из основателей партии была Валерия Новодворская, руководившая семинаром "Демократия и гуманизм", участники которого вошли в оргкомитет ДС. Своей основной задачей партия видела изменение общественного строя в СССР, она требовала упразднения КГБ и суда над ним как преступной организацией, выступала за отмену смертной казни. Правозащитник, художник, депутат Ленсовета, депутат Госдумы первых трех созывов Юлий Рыбаков вспоминает, что 30 лет назад в Москве прошел учредительный съезд, на котором впервые в истории России люди заявили, что они, ни от кого не скрываясь, создают оппозиционную политическую партию, задача которой – изменение существующего государственного строя, отстранение КПСС от монополии на власть и строительство нового демократического государства.
– В отличие от всех диссидентских подпольных движений, ставивших такие же задачи, мы заявили, что мы не скрываем своих целей и своего членства в новой организации. Речь шла не о том, чтобы перехватить власть у коммунистов и потом рулить большой страной, а о том, чтобы прекратить монополию одной партии и дать возможность обществу в условиях конкуренции, как экономической, так и политической, создать демократическое либеральное государство. Душой этой идеи была Валерия Ильинична Новодворская, диссидент с многолетним стажем, которая поняла еще в юности, что с советской властью, с ее сущностью надо бороться, чем она неукротимо занималась всю жизнь. Одним из основных положений ДС было то, что, несмотря ни на какие условия, в которых будет проходить наша борьба, никто из нас не покинет Россию. За первые 20 лет своего существования партия получила очень широкую известность, ее отделения были более чем в 40 городах России и других республик, издавалось около 60 различных печатных изданий, пропагандировавшие создание свободного демократического общества. Были гонения, возбуждались уголовные дела по 70-й статье – за антисоветскую агитацию и пропаганду, и на меня тоже такое дело было заведено. Это грозило нам большими сроками, но, к счастью, перестройка, которая тогда активно шла в стране, привела к тому, что эта статья была отменена. Мы были тогда, конечно, маленькой, крошечной партией, внутри которой собрались люди различных политических убеждений: и христианские демократы, и либералы, и социал-демократы, и даже либеральные коммунисты, но всех объединяло главное – необходимость ликвидации политической монополии правящей тогда КПСС, с тем чтобы народ потом сам решил свою судьбу. Мы работали с профсоюзами, в том числе с шахтерскими, помогали им проводить забастовки. У нас были дружеские связи с польской "Солидарностью", они помогали нам и литературой, и техническими средствами – условно говоря, конечно. Они нас научили методу "шелкографии" – была такая деревянная рамочка, на которую натянута специальная сетка, пропитанная определенным составом, и потом на нее через увеличитель проецировалась листовка. Путем разных манипуляций в этой сетке получался трафарет довольно изящный, позволявший печатать листовки. Я помню, как мы все это делали у нас дома: я натягивал веревку, и на ней развешивались свежеотпечатанные листовки.
– А уличные акции вы тогда осмеливались проводить?
Мы были перчиком в супе довольно вялого демократического движения
– Мы проводили очень много уличных акций, в результате которых людей вязали, сажали на сутки, возбуждали против них дела, тем не менее члены ДС, освобождаясь, снова выходили на улицы с российскими флагами, с листовками, газетами и журналами, которые мы издавали. Перестроечные настроения были тогда еще весьма робкими: максимум, что могла себе позволить либеральная интеллигенция, – это собраться в клубе "Перестройка" и подумать о том, как бы придать социализму человеческое лицо, и на этом фоне мы, конечно, были радикалами. На мой взгляд, это сыграло немалую роль в пробуждении общества, которое увидело: да, оказывается, можно не только ретушировать режим, но ставить задачу его ликвидации и создания нового общества. Да, оказывается, есть люди, которые не боятся об этом говорить, которых сажают в кутузку, а они выходят и продолжают делать свое дело. То есть мы оказались застрельщиками радикальных процессов, которые привели к слому псевдосоциального советского режима. Не в Москве, а именно здесь, на стадионе "Локомотив" и у Казанского собора мы впервые подняли флаг России, за что были арестованы. У Казанского собора – я в этом принимал участие – ребята забрались на памятник Кутузову, там и появился российский флаг, при огромном скоплении народа, в окружении милиции. На Дворцовой площади мы организовали огромный митинг солидарности с Литвой во время вильнюсских событий. Мы были тем, что называется, перчиком в супе довольно вялого демократического движения, самой активной его частью. И пробудили к действию огромное количество людей.
– Почему же ДС прекратил свое существование?
– Уже в 90-е годы пошли эрозийные процессы внутри партии. У нас же был набор людей с очень разными взглядами, и в процессе образования новых политических партий и движений, люди стали расходиться по тем организациям, которые им был ближе. Потом, ДС видел свою задачу в том, чтобы помочь народу восстать и свергнуть режим – не участвуя во всяких, по выражению Новдворской, псевдодемократических структурах, как съезд народных депутатов, новые выборы и так далее, потому что все это только частичные перемены, и их недостаточно. Но была и другая позиция – в частности, я вышел из ДС, так как считал, что нам как раз необходимо идти в органы власти, которые своим обновленным составом смогут изнутри правовыми путями изменить государственный строй – что мы в итоге и сделали. Что же касается Демсоюза, то его программа была выполнена: мы первые сформулировали то, что потом стало практикой развития России – в тот период, когда эта практика была демократической, – рассказал Юлий Рыбаков.
Бывший советский политзаключенный, бывший член Демократического союза, публицист Александр Скобов еще до возникновения ДС вращался в кругу общественных активистов.
Мы бежали впереди, ногами проверяя минное поле – насколько глубоко можно зайти в критике существующего строя
– Мы все друг друга знали, я был знаком с ленинградскими организаторами партии Подольцевой и Тереховым, и когда в Москве объявили о создании Демсоюза, я к нему сразу присоединился. И Валерию Ильиничну Новодворскую я тоже лично знал. Это первая организация в Советском Союзе, объявившая себя демократической партией, существующей в стране, кроме КПСС, – и партией оппозиционной. Ее программа отрицала политические основы советского строя, просуществовавшего 70 лет, она первая вслух произнесла те вещи, за которые все эти года полагался большой тюремный срок. Она не стала крупной политической партией, но я убежден, что она прокладывала дорогу другим, более влиятельным и мощным силам, которые и опрокинули советскую систему. Мы бежали впереди, ногами проверяя минное поле – насколько глубоко можно зайти в критике существующего строя. Конечно, нас не приветствовали, нас гоняли за раздачу наших материалов у Казанского собора – за это спокойно можно было получить 15 суток ареста, но по сравнению с тем, что было до этого все 70 лет, это было смешно. И когда другие увидели, что так можно, то об этом стали писать и перестроечные журналы, выходившие миллионными тиражами. То есть мы своими лбами пробивали бреши, куда потом заходили более влиятельные общественные силы. Понятно, что все это возникло не на пустом месте – в СССР существовало диссидентское движение, оно тоже формулировало политические принципы и идеалы, и при всей разности взглядов все сходились на общедемократических принципах: многопартийная система с политической и идеологической конкуренцией, отрицание монополии одной партии на власть, политику и идеологию в стране. Все сходились на отрицании идеологического государства как такового. По сути, ДС в концентрированном виде сформулировал программу диссидентского движения. В ДС тоже с самого начала была разные идеологические фракции – предполагалось, что, когда в стране будет легализована многопартийность, они разойдутся по разным партиям, что они вместе только временно. Так что ДС – это была, скорее, коалиция разных направлений на общей демократической платформе.
– Александр, скажите, а было страшно?
– Безусловно, никто не знал, не повернется ли все вспять, не начнется ли новое закручивание гаек, не встрепенется ли дракон, не начнет ли бить хвостом. Гарантий ни у кого не было. Не знаю, как для других, но для меня это был абсолютно сознательный выбор, после двух отсидок за антисоветскую агитацию и пропаганду бояться было уже нечего. Для меня это было привычным продолжением той деятельности, которой я занимался с 70-х годов. И на меня снова завели дело, ведь советские политические статьи Уголовного кодекса еще не были отменены. Никто не знал, что уже было закрытое – как всегда у нас – решение политбюро не возбуждать дел по этим статьям, но в итоге отменил 70-ю статью только I Съезд депутатов СССР. И в конце 1988 года было возбуждено уголовное дело по 70-й статье, но там не было никаких фигурантов, его возбудили по факту распространения антисоветских материалов. По этому делу проходили обыски, у меня в том числе, но все проходили не как обвиняемые, а как свидетели. И это было только потому, что инструкцией, спущенной сверху, КГБ запрещено было сажать людей по таким статьям. Но напоследок они еще решили попугать – возбудили вот это дело, которое, насколько я знаю, стало по этой статье последним.
– Что для вас было самым важным и ценным в Демократическом союзе?
– Что он никогда не отступал в проведении публичных акций. Тогда было немножко другое законодательство, ДС подавал заявки на митинги, и ему никогда их не согласовывали. Но ДС все равно всегда выходил на свои митинги, хоть людей разгоняли, арестовывали и били дубинками. Это была принципиальная позиция ДС: выходить на мирные акции – это наше гражданское право. И мы не позволим нам в этом праве отказывать. Помню избирательную кампанию перед I Съездом депутатов СССР. Закон разрешал любые собрания в рамках этой кампании, и ДС объявил, что собирается у Казанского собора для обсуждения кандидатов в депутаты, что было совершенно законно. Но власти опять все запретили, нагнали туда милицию, машины и автобусы – и тем не менее, насколько я помню, это была самая массовая акция у Казанского собора.
– Вы жалеете, что сегодня ДС уже нет?
– Не знаю. Мне кажется, свою миссию ДС выполнил – все его лозунги и программные требования брали себе другие силы, более мощные, и по сути, все они были реализованы августовской революцией 1991 года. Да, потом начался откат, как это всегда бывает, – но воплощение идей ДС я видел. Время прошло, но наш опыт остался – и я думаю, что он еще будет востребован. Такие движения и группы должны существовать – и я думаю, они еще сыграют свою роль, – считает Александр Скобов.
У Екатерины Молоствовой, дочери известного диссидента, правовзащитника, политика и философа Михаила Молоствова, тоже остались светлые воспоминания о Демократическом союзе.
– Я была диссидентский ребенок, я ходила, искала, где бы заняться революцией. И вот, я узнала, что возле ротонды в Михайловском саду собирается некая неформальная тусовка. Я туда пришла и увидела Подольцеву и группу "Доверие" – ДС тогда еще не было, была "Группа за установление доверия между СССР и США", в нее в Москве входили Дебрянская и Новодворская, а у нас была Екатерина Подольцева, удивительно интересный человек. Ну, и я к ним примкнула, меня взяли как папину дочку – о папе-то они знали. Там было много приятных людей, и потом эта организация решила создавать партию – надо же было революцию делать. Ну, и я там с ними была – ходила, делала. Там были очень разные люди, которых категорически не устраивал современный строй, которые хотели распада империи, хотели дать свободу республикам, тогда как раз зашевелившимся. Взгляды у людей были очень разные: были люди, склонные к профсоюзной деятельности, Леонид Гусев, который поднял трехцветное знамя над Кутузовым, потом создавал независимые профсоюзы. Я входила в социал-демократическую фракцию. Были совершенные белогвардейцы – конституционные демократы, кадеты, как они себя называли, к ним ближе был Рыбаков. Были люди монархических взглядов, Роман Перин и Евгений Крылов, потом из них выросли довольно неприятные националисты. Была совершенно шизоидная молодежь, им бы вообще – все долой, было несколько симпатичных еврейских националистов, и вся эта компания собралась под крылом Новодворской, у которой тогда были народнические взгляды – она надеялась на пробуждение народа. Это потом она пришла к праволиберальным воззрениям, а тогда еще надеялась, что народ проснется и все сметет. Ну, и все мы выработали программу – за однозначно ненасильственные методы борьбы, за то, чтобы убрать 6 статью Конституции, за дезинтеграцию империи, на наемную армию, за изменение пенитенциарной системы, за отмену 70 и 190 статей. И поскольку мы выступали против направляющей роли КПСС, мы объявили себя партией. И на гигантском митинге у Смольного был зачитан устав – что "есть такая партия". Сначала на митингах нас было мало, а потом количество людей стало на глазах расти. А потом, как полагается в большой партии, пошли расколы. Первыми от нас мирно ушли прибалты в Саюдис и в свои народные фронты. Самый сильный раскол произошел по отношению к выборам: часть народа с Рыбаковым во главе считала, что в выборах надо участвовать, а Новодворская и Подольцева считали, что нет. Я тоже была за выборы. В ДС наметилась такая маргинализация – митинги стали ради митингов, а мир очень менялся, появлялись интересные журналы, стало ясно, что выборы возможны, что они могут что-то изменить.
– А что для вас было самым важным в этой борьбе?
Лозунг, который сейчас появился у навальновских ребятишек, – "Надоел!" – он мне родной
– Мне нужно было изменение экономической системы, я понимала, что государство вытягивает из людей все соки, что нет свободы предпринимательства, конкурентного рынка, что общество очень милитаризовано – мне все это очень не нравилось. Понятно, что нужна была свобода слова, свобода печати – ведь я выросла на самиздате, свобода эмиграции. Но больше всего меня бесило экономическое положение – мы ведь жили в ссылке, и я видела, что творится в деревнях. Ну, и бесконечная ложь советской власти доставала, ведь я генетикой занималась, – то, что имя Вавилова до 1985 года боялись произнести, что стыдливо молчали о разгроме генетики, о сессии ВАСХНИЛ, – ложь в моей собственной науке бесила страшно. Надоели. Я была абсолютно антисоветским ребенком, вся моя физ-мат-компания, и лозунг, который сейчас появился у навальновских ребятишек, – "Надоел!" – он мне родной. На митинге 5 мая я шла и узнавала себя: вот эта эйфория – да пошли вы на фиг! Я страшно обрадовалась, увидев плакатик с Путиным в виде Брежнева и надписью "Он совсем обрежневел". Ложь и трусость застоя была абсолютно поперек горла. Конечно, противны были и горбачевские метания, которые потом привели к крови в Грузии, Армении, в Прибалтике. Мы тогда его просто ненавидели, поводили митинги в поддержку армян и Карабаха, в тот момент мы считали Горбачева частью системы – на самом деле, ошиблись, конечно.
– Если оглядываться назад – чего больше, радости от свершений или сожаления по поводу упущенного?
– У лидеров "Выбора России", который я потом поддерживала, было очень много серьезных ошибок. Но мы добились свободы передвижений, осталась еще какая-то свобода печали – интернет, "Новая газета", "Город 812", журнал "Огонек", "Свобода", "Эхо Москвы", – а вот экономическую свободу задушили. Чтобы задавить возможный бунт так называемых красных директоров, приватизацию пустили совершенно не тем путем – а потом и путем коррупции. А мелкий бизнес вообще не подержали, земли так и не передали в собственность, не провели законы, поддерживающие фермеров, мелкое предпринимательство не поддержали – а вся надежда была на него, и потом все это только осталось задавить, как это сделали силовики. И все же экономическое положение сильно улучшилось – почему теперь все голосуют за Путина? Да потому что помнят голодуху. Теперь в магазинах все есть, но никто не понимает, что это – не заслуга Путина, а остатки результатов реформ перестройки. Так что задачи теперь во многом опять стоят те же, и молодежь очень похожа на нас, хорошая, непуганая. Но меня огорчает, что сегодня протестные силы оторваны от страны, что они мало говорят о зарплатах, а закрывающихся больницах. Но рано или поздно это объединение произойдет, – уверена Екатерина Молоствова.
30 мая в Музее политической истории России пройдет конференция, посвященная 30-летию Демократического союза, и откроется выставка, посвященная Валерии Новодворской.
