Ссылки для упрощенного доступа

Профессиональный оптимист


Стивен Пинкер
Стивен Пинкер

Беседа с психолингвистом Стивеном Пинкером

Александр Генис: Недавно в Америке вышла новая книга одного из крупных мыслителей, влиятельного автора и профессионального оптимиста Стивена Пинкера. Она называется “Просвещение сейчас” и убеждает читателя в том, что мы, как говорил вольтеровский Панглосс, живем в лучшем из миров.

В наши тревожные дни, когда многим кажется, что события в Украине и на Ближнем Востоке не оставляют места для оптимизма, позиция Стивена Пинкера, ученого с мировым именем, представляется чрезвычайно неожиданной. Почему? Потому что он смотрит в настоящее и будущее с надеждой. Несколько лет назад с профессором Пинкером в связи с выходом его предыдущей книги беседовал наш коллега Евгений Аронов. Сегодня в рамках нашей рубрики “В тему дня” мы вновь предлагаем слушателям это интервью.

Евгений Аронов: Стивен Пинкер – именной профессор лучшего в США Гарвардского университета. Один из ведущих в мире специалистов в области психолингвистики. Он также видный "публичный интеллектуал"; в Америке так именуют ученых, чья научная репутация в профильной дисциплине настолько высока, что публика с почтением прислушивается к мнениям, которые они высказывают по вопросам, лежащим вне сферы их профессиональных изысканий. А иногда даже за пределами политкорректности. Так, если господствующая ныне точка зрения гласит, что количественное преобладание мужчин над женщинами среди выдающихся ученых в разных областях знаний является следствием внешних факторов, и прежде всего сохраняющейся половой дискриминации, то Пинкер в своей книге The Blank Slate, "Табула раса", посвятил целую главу отстаиванию немодной позиции, объясняющей доминирование мужчин в высших эшелонах научного мира в первую очередь факторами генетическими.

The Blank Slate стала бестселлером, равно как и следующий труд гарвардского профессора The Better Angels of Our Nature, "Стать, достойная восхищения", доказывающая существование нравственного прогресса человечества. Он проявляется, как показывает автор, в неуклонном уменьшении масштабов насилия в мире. Тезис, в который трудно поверить и который не очень легко проверить. Впрочем, будь проверка делом легким, то и в книге не было бы нужды.

Журнал "Тайм" включил Стивена Пинкера в список ста самых влиятельных современных мыслителей. Билл Гейтс причисляет себя к его поклонникам. Что касается критиков Пинкера, то, как остроумно заметило Би-би-си, "самое яростное неприятие вызывает у них его анализ неправильных глаголов английского языка. Все остальное они более или менее приемлют".

Мне удалось расспросить профессора Пинкера о его взглядах и мнениях.

Когда вы, перефразируя Набокова, ощутили первую пульсацию книги The Better Angels of Our Nature, "Стать, достойная восхищения"? (Следует вспомнить, что название книги позаимствовано из инаугурационной речи президента Линкольна, в которой он говорил, что в человеке заложена способность к нравственному прогрессу, медленно, но верно развивающаяся).

Стивен Пинкер: Импульсов к написанию книги было два. Первый – увиденная мною где-то диаграмма, отражающая число насильственных преступлений, совершенных в Англии со Средних веков до наших дней; такого рода преступления, как свидетельствует статистика, уменьшились раз в тридцать как минимум. Что совершенно не укладывалось в расхожее мнение, будто мы живем в беспрецедентно криминогенные времена. Помню, как меня поразило не только несовпадение мифического и реального трендов, но и степень несовпадения, огромная пропасть между мифом и реальностью.

Вторым импульсом тоже была диаграмма, сравнивавшая количество смертей в ходе военных действий в племенных обществах и национальных государствах в 20-м веке, включая Россию и Германию, которые понесли колоссальные людские потери в обеих мировых войнах. И снова факты меня ошеломили: межплеменные войны оказались куда более опустошительными, чем даже самые кровопролитные наши конфликты.

Осознание концептуального значения этой статистики пришло ко мне спустя несколько лет: интернет-портал Edge попросил меня написать пост о том, что внушает мне оптимизм в современном мире, и в своем ответе я сослался на эти две диаграммы. Целый ряд ученых разных дисциплин перечислили в своих комментах на мой пост и другие свидетельства усиливающегося миролюбия гомо сапиенс. Из систематических размышлений об этом в течение нескольких лет родилась книга The Better Angels of Our Nature.

Евгений Аронов: Количество людей на Земле растет, плотность населения увеличивается, и можно было легко предположить, что статистика насильственных смертей повысится или, как минимум, останется неизменной. Но это не так, почему?

Стивен Пинкер: Парадоксально, но факт: многие города с очень высокой плотностью населения являются исключительно миролюбивыми – Токио, Гонконг, Амстердам; преступления против личности там редкость. И обратное тоже верно: малонаселенные с низкой плотностью Австралия и Канада до появления европейцев отличались частыми и очень кровопролитными войнами. Нравственный прогресс протекает неровно, были исторические периоды его акселерации и, наоборот, периоды замедления. Однако никакого "золотого века" человечества, который привиделся Жан-Жаку Руссо, не было и в помине. Впрочем я совсем не исключаю наступление такого века в не столь отдаленном будущем.

Говоря о прогрессе, я хочу обратить внимание на один важный момент. Мои читатели нередко путают две разных вещи – абсолютное число жертв насилия и относительное. Разумеется, по мере роста населения растет и общее число преступлений против личности, заканчивающихся смертельным исходом. Но это никак не подрывает рассматриваемую тенденцию, которая убедительно свидетельствует: в процентном отношении к населению количество жертв насилия по ходу истории уменьшалось. Иными словами, уменьшалась вероятность того, что любой произвольно взятый человек умрет насильственной смертью.

Евгений Аронов: Перейдем от статистики к этике. Вы сказали, что нравственный прогресс человечества протекает неровно, то ускоряясь, то замедляясь. От чего это зависит?

Стивен Пинкер: Да, мы видим периоды ускорения и периоды замедления. Были периоды, когда кривая насилия шла вверх, например, в течение трагического тридцатилетнего промежутка в первой половине 20-го века. Но в длительной перспективе тренд явно понижательный.

Настоящее ускорение гуманистической тенденции приходится на вторую половину минувшего 20-го столетия. Это результат суперимпозиции нескольких явлений: усиление центральной власти, положившей конец беспределу в окраинных районах государств; повышение уровня образованности и как следствие этого – укрепление рационального начала в поведении людей; расширение масштабов международной торговли; смягчение нравов, выражающееся в росте космополитичности, терпимости к иностранцам, к обездоленным и слабым, к женщинам, к расовым, национальным и сексуальным меньшинствам.

Евгений Аронов: Это эмпирика. А теоретический базис какой?

Стивен Пинкер: Теоретический базис сводится к тому, что человек есть весьма сложный организм. В нем заложены предпосылки как к насилию и агрессивности, так и к эмпатии и сотрудничеству, подавляющим агрессивность. Когда Линкольн произнес свои знаменитые слова the better angels of our nature, он имел в виду как раз наши благородные инстинкты и эмоции. Мой тезис заключается в том, что "ангельские", скажем так, задатки в человеке в процессе развития преобладают, становятся доминантными.

Евгений Аронов: Но не все факторы, обуславливающие гуманизацию человека, имеют в вашей модели равное значение?

Стивен Пинкер: Совершенно верно, важность тех или иных факторов меняется по ходу развития, но пальму первенства я бы все же отдал появлению сильного централизованного государства, которое устанавливает монополию на законное насилие. Без централизованной власти, в условиях анархии нравственный прогресс, боюсь, был бы невозможен. Тут я полностью разделяю мнение Томаса Гоббса, автора "Левиафана".

Беда, однако, в том, что сильная власть в свою очередь несет риск репрессий своему народу и повышает вероятность внешней агрессии. Поэтому она должна действовать в правовом поле, быть одновременно и достаточно сильной, и достаточно толерантной. То есть походить на компетентное демократическое государство, которое использует минимальное принуждение для поддержания порядка.

Так же обстоят дела с другими факторами гуманизации, которые я разбираю. Образование укрепляет роль рационального начала, но одновременно делает людей подверженными опасной идеологической обработке, толкающей их к насилию. Отсюда потребность в образовании, основанном на плюрализме мнений.

Торговля служит целям гуманизации: купить вещь становится проще, чем украсть ее; люди приобретают друг для друга большую ценность живыми, чем мертвыми. Но в то же время коммерция в отсутствие правовой защиты от обмана и эксплуатации имеет исторически неприятнейшую изнанку в виде работорговли или навязывания опиума населению Китая.

Я знаю, что многие связывают нравственный прогресс человечества с прогрессом материальным, и какая-то корреляция здесь явно присутствует, но реальная хронология более сложная. Движения за отмену рабства, протесты против пыток, политика в поддержку веротерпимости – все это зародились еще до начала промышленной революции, сделавшей материальный прогресс явлением необратимым. Поэтому в своем анализе гуманизации человечества я отвожу материальному прогрессу не самую большую роль. Вполне возможно, что я также недооценил вклад в дело гуманизации незападных цивилизаций. Видимо, потому что концепция прав человека, как ни верти, является изобретением Запада.

Евгений Аронов: И последнее: будет ли и впредь продолжаться нравственное совершенствование человека и сокращаться количество насильственных смертей?

Стивен Пинкер: Тенденции, как я вижу, очень разные – в зависимости от того или иного типа насилия. В плане межгосударственных вооруженных конфликтов я бы сказал, что их будет все меньше и меньше. Повторюсь: я совсем не исключаю, что в перспективе межгосударственные войны вообще исчезнут, как исчезли невольничьи рынки или человеческие жертвоприношения. Я также допускаю полное исчезновение такого вида наказания, как смертная казнь. Насилие в отношении ЛГБТ и женщин тоже, я полагаю, будет уменьшаться.

С другой стороны, как мне кажется, масштабы терроризма не сократятся. У нас в Бостоне братья Царнаевы с помощью взрывчатки и скороварки устроили теракт, который потряс весь мир. На Земле живут семь миллиардов человек, и среди них всегда найдутся головорезы, над которыми не властны нормы цивилизованного поведения. В отличие от государств, коих на свете много меньше – не наберется и двухсот – и которые вынуждены в значительной мере подчиняться международному праву. Между многими из них война и сегодня немыслима. Появление заметного числа новых стран, вокруг которых могут вспыхнуть конфликты, маловероятно. А вот гражданские войны, на мой взгляд, сродни терроризму в том смысле, что могут инспирироваться горсткой людей и тем, что на них не распространяется действие международных конвенций. Потому, увы, частота гражданских войн, как и терроризма, не уменьшится.

Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG