Александр Генис: Резкая конфронтация Англии с Кремлем отразится на культурных отношениях двух стран, традиционно связанных обоюдным интересом. Так, например, одна из жертв конфликта - Британский совет в России. Я сам имел к нему отношение, когда в начале 90-х англичане помогли устроить чуть ли не первую независимую литературную премию. Я имел честь быть во втором жюри Букеровской премии, поэтому хорошо знаю, каким благотворным оказалось британское влияние на отечественный литературный процесс. Достаточно сказать, что именно тогда Пелевин получил свою первую награду за сборник рассказов “Синий фонарь”.
Сегодня, в атмосфере вражды к пострадавшей Англии, особого внимания заслуживает книга моего любимого британского историка Симона Шама. Великий знаток изобразительного искусства (он автор великолепной книги о Рембрандте, вышедшей и в русском переводе), Шама много и необычно пишет об Англии. Так, его недавняя книга посвящена лицам англичан...
У микрофона - ведущая Книжного обозрения "Американского часа" Марина Ефимова.
Марина Ефимова: Утром первого мая 1633 года, когда девушки Англии в венках из полевых цветов собирались украшать лентами майские столбы, дипломат сэр Кенелм Дигби и поэт Томас Хокинс обсуждали переводы «Метаморфоз» Овидия. Сидя в библиотеке замка Дигби, они разбирали такую строку из Овидия:
«Пока мы разговариваем, завистливое время скользит вперед. Этот день принадлежит тебе, но уже в завтрашнем тебе может быть отказано».
И в этот момент раздался пронзительный крик служанки. Обожаемая жена хозяина замка, красавица Венеция Дигби, еще утром цветущая молодая женщина с лицом, «нежным, как дамасская роза», была найдена в постели мёртвой.
Диктор: «Горе сэра Дигби было столь сокрушительным и нескрываемым, что выходило за рамки не только приличий, но и христианского смирения. Даже король был потрясён и приказал произвести вскрытие тела покойной, чтобы определить причину такой внезапной смерти. Но прежде убитый горем муж попросил своего друга художника Антониса Ван Дэйка сделать портрет мёртвой жены, изобразив ее спящей. И появился портрет, который позже получил название «Леди Дигби на смертном ложе».
Марина Ефимова: Так описывает английский искусствовед Саймон Шама историю одного из английских портретов 17 века в своей новой книге - «Лицо Британии. История народа в портретах». Книга разделена на главы: «Лица любви», «Лица власти», «Пропавшие лица», и в каждой – истории десятков портретов. Среди «пропавших», например, - портрет Уинстона Черчилля кисти художника-сюрреалиста Грэма Сазерленда. Черчилля портрет, выдававший какую-то его внутреннюю уязвимость, привел в такую ярость, что он его сжёг. Знатоки называют этот портрет погибшим шедевром.
Книга «Лицо Британии», буквально набитая поразительными историями, напоминает сказки тысячи и одной ночи. Целая глава посвящена портретам пророческим. Один из них - знаменитый двойной фотопортрет: Йоко Оно, лежащая на кровати одетой, и на ней - обнажённый, беззащитный Джон Леннон. Этот портрет был сделан фотографом Анни Лэйбовиц за два часа до убийства Леннона. К пророческим относит Шама портрет Джорджа Дайера - возлюбленного художника-экспрессиониста Фрэнсиса Бэкона. Дайер покончил с собой в 1971 г., за два дня до открытия выставки, которая прославила художника. Пророческими кажутся и изображения казнённого в 1649 году короля Карла I, те портреты, на которых лежит печать его судьбы (например, «Карл I в трёх ракурсах» Ван Дейка). Рецензент книги Алиса Споулс пишет в NY Review of Books:
Диктор: «Шама считает, что портрет – это портал, ворота, ведущие в историю жизни и модели, и художника, и в историю их отношений. Поэтому он приводит обстоятельства создания картин, исторический фон, семейные тайны. Он пытается даже проникнуть в причины, побудившие художника создать портрет именно так, как он его сделал. В главе «Лица любви» автор находит особенное психологическое разнообразие ситуаций. Скажем, в знаменитых фотопортретах Алисы Лиддел, сделанных писателем Льюисом Кэрролом, Шама видит страстное желание Кэррола остановить время и навсегда оставить Алису той девочкой, которую он любил и которую обессмертил своей сказкой «Алиса в стране чудес». Шама приводит примеры превращения любви в одержимость, а любованья в жажду обладания, которую художник утоляет бесконечным изображением предмета своей страсти».
Марина Ефимова: Необычайно романтична история любви художника-прерафаэлита Данте Габриэля Россетти и Джейн Бёрден – дочери конюха и прачки, которую художник случайно увидел на улочке Оксфорда в 1857 г. Она стала музой (а позже возлюбленной) Россетти, но женой - не его, а его друга - поэта и переводчика Уильяма Морриса. Россетти писал с Джейн легендарную королеву Женевьеву – жену короля Артура, изображал её то богиней (на восхитительной картине «Прозерпина»), то героинями Петрарки и Данте. Теперь эти портреты висят в лучших музеях мира. Удивительна и сама жизнь Джейн Моррис: она оказалась способной женщиной, великолепно освоила правильный английский язык и вошла в лондонское общество. Именно с неё романистка Вернон Ли в 1884 году писала героиню своего романа «Мисс Браун», по образу которой Бернард Шоу создал в 1914 г. бессмертную Элизу Дулиттл в пьесе «Пигмалион».
Джошуа Рейнольдс - великий английский живописец второй половины 18 века, создатель школы английского портрета - в начале своей карьеры создал 11 портретов куртизанки Китти Фишер, знаменитой своей красотой и остроумием. Иногда он изображал ее в рискованных (по тем временам) позах, но знал, что делал, – печатные копии её портретов раскупались тысячами. Другую женщину из низов - Эмму Харт ( в замужестве леди Гамильтон) - сделала знаменитой вовсе не любовь адмирала Нельсона: когда они познакомились в 1793 году, она уже была знаменита благодаря портретам кисти самого популярного английского портретиста того времени Джорджа Ромни.
Диктор: «Эмма в соломенной шляпе, в кокетливой позе, опершись подбородком на руку; Эмма как аллегория Природы – с виноградными лозами в каштановых локонах; дюжина Эмм-вакханок – роль, позволявшая художнику изобразить ее с приоткрытыми губами. Эмма позировала Ромни 118 раз за два года. Он был одержим ею, он забыл остальных своих заказчиков, друзей, забыл о том, сколько денег осталось у него на счету. Но он сделал Эмму сенсацией».
Марина Ефимова: Надо сказать, что именно портреты Ромни дают понять, почему адмирал Нельсон – аристократ и национальный герой - полюбил эту женщину с сомнительной репутацией, и почему, объясняя другу свою любовь к ней, он сказал: «Эмма – это сама жизнь».
Портрет всегда был глубоко уважаемым живописным жанром в Англии: в 18-м веке на академических выставках портреты составляли половину работ. Не удивительно поэтому соперничество двух лучших тогдашних портретистов Англии: Рейнольдса и Томаса Гейнсборо - автора великолепных портретов аристократок в голубых шелках. Отчасти благодаря соперничеству двух мастеров, Англия получила восхитительную портретную галерею своей аристократии.
К концу 18 века Шама относит распространение в Англии портретных миниатюр. Ввел эту моду принц Уэльский - будущий король Георг IV, даривший свои портреты дамам. Когда его подарок оставил равнодушной одну из них, король попросил художника Джорджа Косвэя придумать что-нибудь необычное:
Диктор: «Косвэй изобразил на портрете не лицо принца, а только его глаз. Но этот глаз, который словно бы плавал в тумане, был, во-первых, узнаваемым, а во-вторых, не сводил со зрителя взгляда и был таким пронзительным и завораживающим, что выдумка Косвея стала событием в истории портрета. Словом, спрос рождает соревнование, а соревнование рождает изобретательность».
Марина Ефимова: (К слову: автор «портрета глаза» косвенным образом известен и в американской истории: в 1786 году у Томаса Джефферсона был в Париже страстный роман с женой этого художника – Марией Косвей (ну, не тесен ли мир?). В конечном счете Джефферсон предпочел ей юную рабыню Салли Хэммингс, но с Марией Косвей переписывался до конца жизни).
Симон Шама считает, что заметное влияние на искусство портрета оказало усиление британского Парламента, происходившее в течение всего 18 века. В результате изменения роли аристократии портрет (как жанр) политизировался и стал «средством социального и политического самовозвеличивания патрициев». Замки и особняки украсились галереями с торжественными поясными портретами хозяев и их предков. Портреты стали свидетельствами родовитости:
Диктор: «Когда избранный Парламентом король Вильгельм Оранский приезжал на званый обед к лорду Сазерленду, всем гостям было ясно видно, чей род является настоящим хозяином и наследником Британской империи. Портретные галереи появились и в аристократических клубах. Среди 48-ми портретов членов старейшего клуба Kit-Cat Club были знаменитости 17-го века - такие, как философ Джон Локк, поэт Джозеф Аддисон, первый премьер-министр Роберт Уолпол. Портреты стали различаться по статусу: писателей изображали на фоне природы, лордов – на красном бархате».
Марина Ефимова: Английские монархи издавна понимали важность официальных портретов. Генриха Восьмого и его жён мы хорошо представляем себе благодаря гению Ганса Гольбейна-младшего. А дочь Генриха - королева Елизавета Первая - создала себе настоящую иконографию: в 1563 году вышла прокламация, запрещавшая создавать её изображения до выхода официального портрета, а затем художникам и гравёрам предписывалось воспроизводить именно этот портрет. Понятно, почему почти все авторы изображений королевы остались неизвестны. Даже восхитительной красоты портрет 1585 г. «Елизавета Пакс» (богиня мира) лишь «приписывают» (без особой уверенности) художнику Уильяму Сегару.
В 1859 году в Англии была создана «Национальная портретная галерея» - по принципу, сформулированному одним из её спонсоров - лордом Эллсмером:
Диктор: «Задача нашей галереи, - писал Эллсмер министру финансов Гладстону, - сохранить не искусство, а историю». И Гладстон одобрительно отметил, что исторически значимых портретов в Англии больше, чем в других европейских странах. «Неважно, - писал он, - если в художественном отношении они второстепенны. Исторический портрет – традиция британская, а не общеевропейская».
Марина Ефимова: «Тем не менее, - пишет рецензент Спаулс, - множество английских портретов создано не английскими, а иностранными художниками и фотографами - в традициях европейской живописи и культуры, поэтому «Лицо Британии» все-таки выглядит немножко европейским».
От рецензентов Симон Шама получил и второй упрёк - в преувеличенной драматизации историй портретов. Вот этот упрёк, по-моему, напрасен. Искусство портрета неразрывно связано с человеческими страстями: с любовью, престижем, статусом, властью, бессмертием. Студия художника-портретиста - это ли не сцена для драмы?
