В берлинский Трептов-парк, где стоит огромный памятник советскому солдату-освободителю, 9 мая приходят люди отметить День Победы и помянуть павших. Приходят с цветами, красными флагами, повсюду звучит русская речь и советские песни военных лет.

На Берлинском кинофестивале – премьера документальной ленты Сергея Лозницы "День победы". В последние годы к этому празднику привлечено особое внимание из-за десанта байкеров из клуба "Ночные волки", пользующегося любовью Владимира Путина. Далеко не все "волки" получают разрешение проехать по Европе, им не выдают визы, а тех, кто все-таки участвует в пробеге, часто (в Чехии, например) встречают недоброжелательными плакатами. Но в Трептов-парке российские байкеры – герои: позируют перед камерами, произносят речи.

Сергей Лозница показывает празднование 9 мая 2017 года совершенно бесстрастно: в фильме нет политических деклараций, закадрового комментария, уточнений и архивных вставок. Это портрет события и тысяч людей, в нем участвующих.

Берлинская премьера прошла без режиссера, он находится в Кривом Роге, где начались съемки его новой картины "Донбасс".

Сергей Лозница рассказал Радио Свобода о "Дне победы" и замысле следующего фильма.

​

– Я был в Трептов-парке один-единственный раз и до сих пор нахожусь под впечатлением, потому что это одно из самых величественных и зловещих мест, которые я видел. Какие у вас впечатления от этого мемориала?

​– Если посмотреть на мемориал сверху, то вы увидите изображение меча. Рукоятка меча – это часть парка от входа, от монумента матери, оплакивающей погибших детей, дальше вы проходите до флагов. Меч вложен в ножны, и венчает это всё курган, на постаменте стоит солдат с девочкой, у него обнаженный меч, и меч немножко выходит за рамки постамента: так в эпоху Возрождения, когда пробовали разные ракурсы, преодолевали само ограничение картины, пытались нарушить условность, которая была до того принята. У подножья в самом постаменте памятника находится грот. В этот грот, поднимаясь по лесенке, приходят люди и складывают цветы. Цветы лежат в темноте, внутри мозаика, сверху звезда. Это напоминает ритуальные места ацтеков, связанные с жертвоприношением.

– Я тоже думал в первую очередь о пирамидах, которые видел в Мексике и в Южной Америке.

– Недалеко от Мехико, километров может быть 70, это называется Теотиуакан.

– Пирамиды солнца и луны.

– Что там происходило, ученые только догадываются. Но связано, видимо, с жертвоприношением. Приносили в жертву змию тела. На этом была выстроена вся вертикаль жизни, это смыслообразующая ось. Когда приходите в такое место, то начинаете думать именно об этом.

– Очень интересная вещь – мозаики, которые находятся и в гроте, и на земле, на подходе к солдату. Они дают возможность для разного рода оккультных толкований, но я бы остановился на барельефах, сделанных по эскизам Вучетича, и ваша камера постоянно на них останавливается, они в качестве такой интермиссии присутствуют в фильме. Красивые барельефы.

​– Да. Это единственное, что в этом месте адресует нас к тому, что произошло: каким образом представлена война. Неприятель отсутствует как таковой, он представлен в виде самолетов, танков, дула какого-то орудия, которое стреляет, а вот противная сторона представлена солдатами, простыми людьми – рабочий, крестьянка, инженер. Лица суровые: мальчик с гранатой, бородатый старик с автоматом. У всех головы повернуты вправо. Это очень хорошо выстроенный нарратив, представляющий историю войны. Также на торцах этих барельефов золотом написаны слова Сталина, фразы из его выступлений на двух языках.

– Можно сказать, что ваш фильм входит в тетралогию? Был "Майдан", был фильм "Событие", посвященный тому, что происходило в Ленинграде в августе 1991 года, "Аустерлиц" о нацистских концлагерях и их нынешних посетителях, и вот "День победы". Это цикл о массах?

​– Да. И с другой – "Аустерлиц" и этот фильм объединяет то, что это картины о разного рода способах представления памяти. Если "Аустерлиц" – это буквально мемориал и место, где происходили события, память о которых мы храним, то Трептов-парк – это специально сконструированный мемориал. Там был до того парк, на месте которого создали мемориальный комплекс. В этом мемориальном комплексе захоронили тысячи неизвестных солдат. Но разве Берлин брали неизвестные солдаты? Мне кажется, информация о том, какие части входили в Берлин, какие солдаты погибли, все-таки должна существовать. И там есть центральная могила и вокруг нее участки земли, куда, по-моему, только перед 9 мая вставляют таблички: общая могила номер такой-то, общая номер такой-то. Этот мемориальный комплекс был сконструирован, это память созданная, и в этом отличие от "Аустерлица".

– Я был в Трептов-парке зимой, не встретил там ни одного человека, а вы снимали 9 мая 2017 года, когда туда пришли тысячи людей и приезжали "Ночные волки". Вы решили снимать фильм из-за того, что к этому празднику было привлечено такое внимание в связи с имперским десантом из Москвы?

​– Не только поэтому. Это только одна из красок этого празднования. Я присматривался к этому месту, к этому дню именно в Берлине, поскольку я ищу места и мгновения, которые воплощают в себе парадоксальные вещи. Я не знаю больше в мире таких мест, где страна, которая победила другую страну, в столице побежденного государства празднует победу. Вы можете привести пример другого такого случая? Это первое. Второе: в этом мемориале воплощена точка зрения Советского Союза. Этот мемориал никак не информирует посетителей о том, каким образом и по каким причинам начиналась эта война. В каком-то смысле этот мемориал наследует нерешенным проблемам Нюрнбергского процесса, который не рассматривал ни пакт Риббентропа – Молотова, ни раздел Польши, ни преступления Советского Союза против других стран, ни войну с Финляндией, ни оккупацию Эстонии, Латвии, Литвы, ни оккупацию части территории Румынии и Западной Украины. И в силу того, что эти вопросы до сих пор не решены, возникает черная дыра, и возможно создавать мифологию, вокруг всего этого наращивать силу. Есть нечто, что объединяет государство и религию: и то и другое выстраивается вокруг жертвы. Вы попадаете в ситуацию, когда, с одной стороны, имеете дело с людьми, которые приезжают туда с пропагандистскими целями, надевают специальные костюмы, демонстрируют силу – кожа, мускулы, то, как эти люди выглядят, флаги, речи, общая тональность всего этого движения, мотоциклы. Это все такая демонстрация силы театральным способом. Тех же людей одеть в костюмы гражданские, дать им в руки цветы – и совершенно другой эффект. Нет, нужно кожу, нужно создать это движение: наконец-то мы дорвались туда, забрались наверх! И что? Прокричали троекратное "ура", сказали свою речь, возложили цветы. И с другой стороны, туда же приходят люди, которые искренне переживают, сочувствуют, вспоминают, кладут цветы на могилы, плачут, слушают песни. Очень сильный элемент ностальгии. И конечно же, люди испытывают это чувство, этот ресентимент, влекущий их в Трептов-парк. Собственно, "День победы" – это картина про ресентимент.

– В Трептов-парке 31 августа 1994 года, когда выходили советские войска из Германии, Ельцин, уже подвыпивший, чуть не упал с лестницы, которая вела к памятнику, а вечером дирижировал в Берлине оркестром. И в вашем фильме тоже виден этот элемент карнавала.

– Да, конечно, карнавальный элемент присутствует изначально, поскольку у нас есть переодевание. Начинается все с того, что приезжают официальные делегации, а заканчивается разгулом, стихией.

– Тот Берлин, который берлинцы, я думаю, никогда не видели, это очень интересно этнографически.

– Да. Поразительно, что туда приходят граждане Германии.

– Новоиспеченные граждане Германии.

​– Да, новоиспеченные граждане Германии поют "Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону" с таким упоением, с таким наслаждением. Бросаются обратно в эту теплую память о прошлом. Там, конечно же, были люди, которые, поддавшись пропаганде, считают, что это заслуга только России, а всем остальным делать нечего. Шипят по поводу тех, кто приходит туда в национальных костюмах. В прошлом году было четверо женщин в национальных украинских костюмах, которые тоже пришли возложить цветы. Потом этот квартет пел украинские народные песни. Вокруг "пидманула, пидвела" тут же собралась большая толпа, и все, в георгиевских ленточках и без, танцевали, пили водку, радовались вместе. А потом уже даже кричали: "Украина, Россия, Германия вместе". Когда удается снимать в местах, где люди выходят за рамки обыденного ритуала жизни и попадают в эту карнавальную атмосферу, когда вы можете видеть то, что обычно скрыто повседневностью, – это очень интересно. Я считаю эти мои фильмы социологическими исследованиями. У меня, конечно, есть свое мнение об этом праздновании, но я стараюсь держать его при себе.

– Да, если человек не знает вашу политическую позицию, не знает ваших предыдущих фильмов, то он вполне может решить, что это снято сторонником "Ночных волков", почему бы и нет?

– Пусть все будут счастливы! У нас есть такая зона – это искусство, где политика в какие-то моменты бывает бессильна, потому что вы адресуетесь к чему-то, что там, в глубине, в подсознании заложено у нас у всех. И это нечто нас не разъединяет. Дальше уже появляются понятные практические интересы и начинают плестись разнообразные мыслеформы, которые пытаются разделить людей. Но в принципе есть что-то общее и что-то глубокое, поскольку это даже не только и не просто про конкретный День Победы – это вообще фильм, как и "Майдан", как и "Аустерлиц", про человека, про то, что объединяет людей в общество. В этом фильме я очень осторожно попытался на это намекнуть, к этому подвести. Людей в общество объединяет, как это ни поразительно, нечто страшное – жертва, которая воспринимается сакральной, ужас и кошмар. Нечто, при взгляде на что вы застываете, что вы понять не можете. И это, как это ни странно, нас начинает объединять.

– Как реагировали на вашу камеру? Многие из этих людей отличаются особой подозрительностью. Легко было снимать этот фильм?

– Да. У нас было две камеры, с одной камерой был я, с другой камерой монтажер Даниэлиус Коканаускис, с которым я работаю последние 10 лет. Я пригласил оператора из Мексики, Диего Гарсиа, который знает, что произошло, но это чужая для него культура, и мне интересно было, как он будет компоновать эту другую культуру.

– Из страны ацтеков.

​– Это да. Диего Гарсиа снимал "Кладбище великолепия" Апичатпонга Вирасетакула, и последняя картина, которую он снимал до того, как к нам приехать, – это был новый фильм Карлоса Райгадаса. Он очень хороший оператор. Второй оператор – оператор из Германии, я с ним снимал фильм "Аустерлиц", Йессе Мацух. До того как начинать снимать, я уже знал, как это действо будет развиваться, предполагал, где активные точки, где выгодно и хорошо поставить камеру. Более-менее мы были подготовлены. Как вы понимаете, когда наступает буря, то вся эта подготовка куда-то улетучивается, все равно не успеваете. Несколько раз нам повезло, мы ставили камеру перед потоком, который следовал за байкерами. Они, как это ни странно, всегда останавливались перед нашей камерой. Есть это отношение между людьми, которых снимают, и людьми, которые снимают. Между человеком, который себя представляет в этой карнавальной стихии, и камерой. Это чувство, что она важна, она здесь присутствует – это у политиков точно так же. Вообще роль камеры, роль визуальной репрезентации – очень интересная тема, которой мы не уделяем достаточно внимания.

– Зрители увидят в вашем фильме флаги "Новороссии". Сторонники "ДНР" и ЛНР, конечно, вместе с этими байкерами участвовали в этом празднике, считают его своим. Вы не приехали на берлинскую премьеру, потому что снимаете в Кривом Роге следующий фильм, "Донбасс". Что это будет за картина?

– Эта картина тоже эксперимент. Когда происходили эти события, я плотно сидел в интернете, смотрел все, что можно было увидеть, эти ролики, которые записывали разнообразные люди, выкладывали в YouTube. Читал очень много воспоминаний, впечатлений, интервью о том, что там происходит. И потом выбрал 10–12 эпизодов характерных, которые в какой-то степени характеризуют ситуацию и причинно-следственные связи происходящего. У каждого эпизода, который есть в картине, есть своя документальная основа, у некоторых эпизодов просто видео есть как референс. Я переписал текст местами, а местами сохранил. Все-таки драматургия есть драматургия, а в жизни все происходит таким образом, что может длиться бесконечно, и это действие, вынесенное на сцену или на экран, становится скучным. Я что-то сохранил, что-то переписал, изменил, но суть оставил прежней. Это тоже попытка исследовать процессы, которые мы не очень понимаем. Если вы читаете речи, реакцию, анализ, то во многом видите, что оценка не совсем совпадает с тем, что можно узнать, если вы там живете. Все действия, которые сейчас происходят, направленные на то, чтобы положение вещей изменить, не достигают своей цели. Я думаю, что причина или в том, что не понимают, или в том, что не хотят прекратить эту войну. Дело в том, что причины, которые приводят к подобного рода конфликтам, существуют на постсоветском пространстве во многих местах, они разлиты по всему этому пространству. Меня в этой трагедии интересует, прежде всего, человек. Человек там находится в очень сложной ситуации, в очень сложных условиях, которые созданы в большинстве своем им самим.