В 1924 году благодаря так называемой "Русской акции помощи", объявленной после большевистской революции президентом Томашем Масариком и правительством Чехословакии, в этой стране проживали почти 30 тысяч переселенцев из бывшей Российской империи. Большинство из них – представители интеллигенции: среди изгнанников были, например, профессора и студенты одиннадцати российских университетов. Все они – благодаря чехословацкой государственной поддержке – смогли продолжить учебу и научные изыскания.
С этой целью были основаны несколько научных учреждений, где преподавание осуществлялось на русском языке, в том числе Русская гимназия, Русский народный университет, Русский юридический факультет при Карловом университете, Русский институт сельскохозяйственной кооперации и другие.
Через десять лет Чехословакия установит дипломатические отношения с СССР, что, конечно, повлияет на положение русских переселенцев. К этому времени многие из них уедут из Чехословакии, чаще всего во Францию, ставшую основным центром русской эмиграции "первой волны". Оставшиеся – либо получившие гражданство, либо оставившие себе нансеновский паспорт – столкнулись с масштабными репрессиями после появления в Центральной Европе Красной армии в конце Второй мировой войны. О судьбах некоторых из них рассказывает книга "Русские в Праге. Русские интеллектуалы в межвоенной Чехословакии", изданная философским факультетом Карлова университета в рамках проекта Collegia Europeae, призванного популяризовать историю русской, украинской и белорусской эмиграции в межвоенной Чехословакии.
В книге упоминаются более 30 имен, среди них – жившие в Праге и ее окрестностях поэтесса Марина Цветаева, последний секретарь Льва Толстого Валентин Булгаков, лингвист Роман Якобсон, а также имена тех, кто был депортирован из Чехословакии и сослан в лагеря ГУЛАГа, как консервативный философ Петр Савицкий или философ Константин Чхеидзе, или пропал без вести, как историк литературы Альфред Бем, в мае 1945 года арестованный советскими спецслужбами.
"Чехословацкие политические и интеллектуальные элиты тогда из-за признательности Советскому Союзу закрывали глаза на убийства и депортации своих соседей… При этом именно судьба "русских чехословаков" была отчетливым предзнаменованием будущих отношений между имперским монстром евроазиатского востока и Чехословакией, то есть между Москвой и новой центральноевропейской губернией. Катастрофа русской (а также украинской и белорусской) эмиграции в Чехословакии была горестной еще и потому, что о ней нельзя было говорить на протяжении четырех десятков лет, ведь память об этой "России вне России" была совершенно неприемлемой для советско-русского нарратива", – пишут авторы книги "Русские в Праге". Один из них, сотрудник Славянской библиотеки Михаил Фесенко, объясняет, почему в книге было решено рассказать только о судьбах интеллектуалов, ведь в Чехословакию в рамках "Русской акции помощи" бежали не только они:
– Мы пытались показать, что среди эмигрантов была прежде всего элита. Это и определило наш выбор. О россиянах как таковых можно узнать каждый день из газет, рассказывающих, как они живут в Праге, что они собой представляют, проводятся специальные исследования Институтом социологии Чешской академии наук. А об интеллектуалах в последнее время вспоминают очень мало. Я думаю, что, конечно, это сопряжено с духом времени.
– История того, как эти интеллектуалы оказались в Праге, довольно интересна, они жили в непростое время: в предисловии применительно к этому говорится о катастрофе.
– Здесь очень сложно делать какие-то обобщения, потому что судьба каждого человека, как упомянутого в книге, так и не упомянутого, индивидуальна. Об этом написано очень много воспоминаний, есть сборники документов, в Чехии и в России издавались научные публикации на эту тему. Известно, конечно же, что случилось после 1945 года, когда в Прагу вошла Красная армия, имевшая на руках списки всех так называемых антисоветских элементов, которые принадлежали к недружественным Советскому Союзу организациям в свое время. И те, кто не успел убежать, были или в Чехословакии подвергнуты уголовному преследованию по тогдашним законам, или были увезены в Советский Союз. Такая судьба постигла, например, грузинского князя Константина Чхеидзе. Чехословацкие власти в то время запретили проживать в Праге его семье, жене-чешке и дочери. Таким образом, они очутились вне столицы. Жена не могла найти работу. Она подметала улицы или продавала билеты в кассе кинотеатра. Сам князь в то время находился в лагерях в Советском Союзе. Но ему все-таки удалось вернуться в Прагу после заключения и удалось встать на ноги еще раз. Очень интересный человек, очень интересная судьба. Я удивлен, что так мало о нем известно. Константин Чхеидзе называл себя человеком русской культуры, то есть этническая принадлежность его, я думаю, здесь не важна. Он вернулся в Прагу после ссылки, очень долго не мог найти работу, соответствующую своей квалификации. Он писал на русском языке рассказы и повести, которые потом переводились на чешский, но тогдашний чехословацкий Союз писателей, реформированный по советской модели, конечно же, не принял его творчество. И он зарабатывал тем, что писал рассказы для радио на русском языке, которые потом переводились на чешский. Поскольку режим со временем ужесточался, он не мог реализовать себя и застрелился, но умер не сразу, а только через некоторое время, по-моему, через два дня. Вот такая трагическая судьба, когда человек не может вынести того, что происходит вокруг него и становится жертвой обстоятельств.
Была трагическая судьба у Петра Савицкого, который тоже вернулся после трудовых лагерей в Советском Союзе, и которому пришлось преодолевать разные проблемы, связанные с преследованием тогдашней власти также здесь, в Чехословакии.
– Эти люди попали в Чехословакию во время "Русской акции помощи", которую организовали с целью помочь бежавшим из России после революции, в надежде на то, что в России за несколько лет ситуация может измениться и эти люди смогут вернуться назад. Вы упоминаете в книге много учебных заведений, которые были организованы для русских эмигрантов, где русские эмигранты работали и преподавали.
– Эмигранты сами создавали свои товарищества, свои общества, свои организации. В определенной степени была возможность такой организации. Речь идет, например, о русском юридическом факультете при Карловом университете. Речь идет о Российском свободном университете. Есть разные варианты названия этого учебного заведения. Речь идет о самых различных обществах, кружках, об археологическом семинаре Кондакова, который был перенесен сюда из Берлина. Но все опиралось на существующую материальную поддержку. Кроме этого, была возможность объединяться и создавать, например, свои жилищные кооперативы, строить дома. Церковь на Ольшанском кладбище, которая раньше планировалась как часовня, была построена при помощи Успенского братства силами многочисленной русской диаспоры. Так что культурная жизнь была многоплановой, разносторонней.
– Когда пришла Красная армия, жизнь русской эмиграции изменилась. Что произошло с общественными организациями, в которых участвовали русские эмигранты?
Проводилась политика солидарности с Советским Союзом, и вспоминать об этих именах было неудобно
– Те, кто не успел выехать дальше за границу, подверглись преследованию со стороны советских властей, со стороны НКВД, СМЕРШа и т. д. Кому как повезло... В данном случае не получается обобщить, поскольку у каждого была своя судьба, из-за этого возникали определенные трудности при исследовании. На первый взгляд кажется, что имеется много источников, а, значит, все известно, но на самом деле это не так. Мы работали непосредственно в архивах Праги с личными документами тех, кто упоминается в книге, и даже даты и места рождения и смерти не всегда удавалось подтвердить сразу, приходилось проводить дополнительное исследование.
– Вы делаете акцент на том, что чехословацкие власти закрывали глаза на те репрессии, которые проводились СМЕРШем и НКВД в отношении русских эмигрантов. Почему так произошло? Ведь коммунисты пришли к власти в Чехословакии не сразу после окончания Второй мировой войны, а через три года, в 1948 году.
– Был определенный пиетет перед Красной армией, благодарность за освобождение большей части Чехословакии. Проводилась политика солидарности с Советским Союзом, и вспоминать об этих именах или об этих событиях, конечно же, было неудобно. Мы остановились на этой версии, она основная, доминирующая. Конечно, в процессе написания книги мы столкнулись с новыми фактами, но не всегда удавалось находить им письменное подтверждение. Речь шла, например, об убийстве одного из жителей кооперативного дома в пражском районе Бубенеч, который, как говорят, был сброшен агентом в шахту лифта. Но мы не нашли доказательств этого, – рассказывает Михаил Фесенко.
