Год экологии в России ознаменовался запахами сероводорода и гнилой капусты в Москве, выбросами рутения в Челябинской области и многочисленными запретами митингов в защиту природы – по всей стране. Активист в сфере защиты природы с 1999 года и независимый муниципальный депутат Хорошевского района Москвы Любовь Якубовская рассказала Радио Свобода, как столица оказалась на пороге экологической катастрофы.

– Роспотребнадзор назвал возможные причины неприятных запахов в Москве: "гниение отходов", но что за отходы, так и непонятно.

– Проблема не в том, чем пахнет, а в том, что это невозможно достоверно узнать. В России вообще и в Москве в частности полностью отсутствует система общественного экологического контроля. Разрушать ее начали еще при Лужкове, мы тогда с ним боролись и думали, что он исчадие ада, но в сравнении мы понимаем, что он хоть какие-то границы представлял. А сейчас… Какими бы вы прекрасными журналистами ни были, вот вывернешься ты наизнанку, полностью достоверной информации ты не получишь.

– У госорганов?

– Ни у кого. 15 лет назад у нас был обычный для всего мира конфликт: есть экологические проблемы, и есть некоторые не очень чистоплотные госорганы и отдельные чиновники, которые эти проблемы покрывают, а общественность с этим борется. Но в цивилизованном мире есть общественный контроль, есть сильные организации, разные по профилю: кто-то занимается выбросами, кто-то дикой природой. В нулевых годах существовали мощные НКО, но они жили на иностранные гранты и поэтому их мало-помалу выдавили из страны. Международный социально-экологический союз, к примеру, заморозил свою деятельность, это была сетевая организация, она объединяла экологов из стран бывшего СССР. Московская экологическая федерация прекратила активность в 2012 году. Этот список большой, и он, кстати, не только про экологию.

Власти не только перекрыли ход иностранным грантам, но одновременно пропали все стимулы для того, чтобы бизнес или общественные, партийные структуры финансировали реальную природоохранную деятельность. Я в начале 2000-х находила деньги под наши проекты, а сейчас я разговариваю с бизнесом и понимаю, что им неинтересно финансировать природоохранную деятельность, это не в тренде.

Подписывайтесь на нас в telegram

У нас сегодня единственная единица, которая может финансировать какую-то природоохранную и экологическую деятельность, – это государство. И оно же является главным загрязнителем. Ой, какое совпадение! А бороться с этим некому, остались только локальные активисты, инициативные группы или небольшие организации. Вот выбросами, к примеру, системно не занимается никто. Нет таких организаций, у которых была бы лабораторная база или которые могли бы получить беспрепятственный доступ к государственной базе, у которых были бы в штате люди с профильным образованием, химики, к примеру. Так что спросить, чем мы дышим, просто не у кого.

Профилактика информации

Ноябрьские запахи были не первыми. В августе-сентябре происходят крайне настораживающие события: в августе пять раз в разные даты Мосэкомониторинг фиксировал многократное завышение содержания в воздухе сероводорода и других токсичных газов, потом то же самое произошло в начале сентября. Тот факт, что это происходило в одно и то же время, заставляет думать, что некое предприятие специально что-то сбрасывало ночью, надеясь, что к утру это развеется. Но мы не знаем, какое это предприятие, что оно сбрасывает, насколько это опасно для здоровья, – и спросить не у кого.

Активисты начали в какое-то время барражировать, "Гринпис" на основании данных Мосэкомониторинга сделал карту загрязнений по датам и по районам, после чего внезапно выясняется, что сайту Мосэкомониторинга нужны профилактические работы – информации теперь нет никакой вообще.

– Почему этим государственные органы не занимаются?

– Коррупция. 9 сентября завели уголовное дело, но мы не знаем, что с ним происходит.

Вообще я не уверена, что то, что случилось сейчас, – это самое страшное. Мне кажется, что общество нуждается в более страшной встряске.

– Так вот же был радиоактивный выброс на Урале?

– И даже это не самое страшное. Это тревожные звонки, на которые общество не реагирует. И в Союзе так было: были какие-то аварии, какие-то слухи ходили, что где-то что-то взорвалось, это замалчивалось, закончилось Чернобылем.

– Когда уезжать-то?

– Уезжать нужно сейчас, потому что Чернобыль не будет звонить и предупреждать. Мы подвели всё к такой ситуации… общество в анабиозе. Вот общественницы, которые общаются с людьми, рассказывают, что многие говорят – да ничего страшного. Нам внушили, что я маленький человек, я ничего не решаю, ну что я тогда буду рыпаться? Изредка только кайфанешь, когда тебе удастся в маленькой области что-то сдвинуть, и у людей откровение: о, можно что-то решить!

Мы сейчас сидим в Хорошевском районе, тут накануне муниципальных выборов даже местные активисты говорили, что все безнадежно, и они не ходили на эти выборы сознательно. А когда они увидели, что избралось большинство независимых депутатов, стали писать: как жаль, что я не пошел на выборы.

– Может, просто экологическая повестка мало кому интересна?

– Экологическая тема в Москве заблокирована везде. Я знаю многих журналистов, которые разбираются в охране природы, которые раньше писали об этом, не все из них ушли из журналистики, у меня с ними нормальный контакт – тема везде заблокирована.

Московские власти боятся экологии. Вот, к примеру, инициативная группа жителей Хорошевского района хочет провести референдум по сохранению парка "Березовая роща", в котором, как и во многих московских парках, устраивают детские площадки, выкладывают дорожки плиткой – убивают природу. Жители прошли все стадии: собрали документы, отдали их в районный избирком, избирком подтвердил, что документы собраны правильно, передал их в Совет депутатов, и поскольку в Совете депутатов большинство независимых кандидатов, они вопросы о референдуме утвердили, и вот районный избирком уже не мог разрешать или запрещать, он по закону должен был просто эту группу зарегистрировать и начать процесс по организации референдума. Но буквально позавчера жителям сказали, что неожиданно в процесс вмешался Мосгоризбирком, который спустил в район предписание признать документы, собранные инициативной группой, не соответствующими законодательству. При этом районные власти считают, что в районе есть сто сумасшедших, которые хотят, чтобы на месте парка была помойка и бурелом, а нормальные люди за дорожки и детские площадки. Во-первых, никто не стоит перед таким именно выбором, во-вторых, если власть считает, что жители их поддерживают, давайте их и спросим!

То же было с экологическим митингом летом этого года. Когда 28 мая был митинг против реновации, мне дали слово, и я почувствовала, что есть запрос на отдельный митинг в защиту природы. Нам семь раз отказывали в его проведении.

– А какая связь между реновацией и природой? Наоборот же, московские власти развивают парки, сажают деревья.

– Реновация – это помимо всего прочего экологическая катастрофа. Будет вырублено огромное количество деревьев, в районах, где будет проходить реновация, исчезнет каждое четвертое дерево. Это совершенно необязательно. Даже если смириться с реновацией, можно поставить задачу сохранить эти зеленые насаждения. Но нет, все будет сбриваться начисто и на этом месте отстраиваться новое.

– Ну и что? Одни срубят, другие посадят.

– Мне не сложно, я в сотый раз повторю: деревья, помимо эстетической функции, дают нам кислород. Но прежде чем дерево начнет давать достаточное количество кислорода, должно пройти 20–30 лет. Зеленые насаждения в этих районах сейчас находятся на пике своей производительности, им 50–60 лет, это самые ценные посадки в городе, и именно их хотят уничтожить и на их место воткнуть деревья, которые, во-первых, мы не знаем, выживут или нет, но даже если выживут, то они 20–30 лет будут только набирать необходимую мощность.

– Реновация же не по всей Москве. Вот на сайте мэра сказано, что 49,5% площади Москвы занимают зеленые насаждения.

– Это не так. Это если считать с их рулонными газонами, которые никакого кислорода не дают, то, наверное, выйдет такая цифра. Деревьев гораздо меньше.

– Хорошо. В Москве проходит программа "Миллион деревьев". С 2013 года в городе высадили 83,9 тыс. деревьев и 1,75 млн кустарников. Этого мало?

– Мэрия отчитывается о посаженных деревьях и всячески игнорирует умершие. Сколько умерло из тех, что посажено? Если бы была эта статистика, мы бы ужаснулись. Вот если говорить о Березовой роще, те березы, которые были туда подсажены весной, они все умерли. Полностью. А сейчас подсажены новые. Но Москва же бесконечно богатый город, может себе позволить каждый год высаживать в одну и ту же лунку новое дерево.

– Почему так?

– У тех, кто сажает, нет цели, чтобы дерево росло. Только недавно у меня была встреча в помещении Совета депутатов с представителем "Жилищника". За состояние парков отвечает "Жилищник" – это хозяйственная организация, у них нет в штате специалиста, который был бы компетентен в сохранении посадок. У них цель – в землю воткнули, отчитались, деньги освоены. Потом у них идут работы по удалению, снова оплаченные, а потом снова по посадке. И они это могут делать сколько угодно.

Кроме того, дерево в разы более продуктивно, если его окружает естественная, близкая к природной среда. Если оно окружено кустарником, разнотравьем, оно дает больше кислорода, чем такое же дерево в кадке на Тверской. Нам говорят: радуйтесь, что у вас липа торчит из асфальта. Но во-первых, эта липа со временем погибнет, она будет просто медленно умирать, будучи запечатанной, а во-вторых, все это время мы будем видеть зелень, но она не будет давать кислорода.

Москва задыхается. Помимо всего прочего, в Московской области строят эти ужасные антиэкологичные мусоросжигательные заводы и в катастрофических объемах вырубают леса. В советское время Москва была задумана здоровым городом: вокруг нее был священный лесной пояс. Сейчас постепенно этим лесам снижают статус, лишают их неприкосновенности и потом застраивают всем подряд. Первые звоночки начались лет 10 назад, но тогда это было робко, а когда пришел Воробьев (губернатор Московской области с 2012 г. Андрей Воробьев. – Прим.), он вообще серьезно взялся за все.

​– По официальным данным, 98% московских выбросов – это автомобили. Московские власти проводят политику сокращения автомашин в центре города: ввели платные парковки, сузили некоторые магистрали, создали перехватывающие парковки, городской транспорт работает гораздо лучше, чем раньше. Это же все должно помогать сохранению окружающей среды.

– Это грамотная манипуляция общественным сознанием – что мы сократим количество машин и будет легче дышать. Вы не умеете сажать деревья, не умеете сохранять природу, городская власть не озабочена сохранением природы в принципе. Не надо нам рассказывать, что вы боретесь с выбросами, – вы боретесь с автомобилистами.

Москва – не первая столица, которая столкнулась с проблемой загазованности, европейские города через это прошли, и мы повторяем это в худшем варианте. Они 20–30 лет назад уничтожали свою природу, а потом очнулись, что им дышать нечем, и начали возрождать. У нас еще 15–20 лет назад с природой все было фантастически по сравнению с некоторыми другими столицами, но мы тоже хотим сначала уничтожить природу, а потом очнуться. А чиновника это устраивает с точки зрения бюджетов: сейчас они тратят деньги на то, чтобы все уложить плиткой, а потом они будут тратить деньги, чтобы плитку убрать, оплатить специалистов, которые объяснят, как это все вернуть в естественное состояние.

Я была бы на стороне платных парковок, если бы видела, что для городской власти сохранение природы действительно стало приоритетом. Но такой задачи не стоит, мы видим только уничтожение природы. Вот сейчас, пока мы с вами говорили, мне пишут, что в сквере на 2-й Песчаной улице без разрешительных документов были вырублены деревья! Активисты написали заявление в полицию, но вряд ли кого-то накажут и деревьев не вернешь.