Герои документального фильма “Боевые еноты”, наследники организации “Святая Русь”, призвали к бойкоту “Артдокфеста”, на котором фильм, собственно, и будет показан: подготовка подростков к защите родины, ура-патриотизм, тренировки, молитвы, суровый образ жизни и фото в инстаграме. “За два часа тренировки вы выросли как механизмы, и родине вы понадобитесь не как личности, а как механизмы”. Коллективное тело и дикая стихия современного языка в видеодокументах проекта “Признаки жизни”: реконструкторы и протестующие в “Дне России”, очередь за хлебом в “Очереди”, нецензурный диалог рабочих в “Кулебаках”. Почему в фильмах молодых документалистов персонажи так часто повторяют фразу “я никто”? Спецпрограмма “Признаков жизни” на “Артдокфесте”.
Продюсер проекта “Признаки жизни” Радио Свобода Мария Гаврилова, режиссеры Дмитрий Кубасов (фильм “Кулебаки”) и Мария Павлова (фильм “Боевые еноты Cвятой Руси”), специальный корреспондент Радио Свобода Сергей Хазов-Кассиа, автор фильма “Очередь”.
Ведет программу Елена Фанайлова.
Елена Фанайлова: Совместный проект с Фестивалем документального кино "Артдокфест". На фестивале показывается несколько фильмов, подготовленных Радио Свобода в рамках проекта "Признаки жизни" и также несколько фильмов в программе "Среда", при помощи проекта "Признаки жизни" подготовленных.
И сегодня мы будем об этом сюжете говорить с продюсером "Признаков жизни" Марией Гавриловой; с Сергеем Хазовым-Кассиа, журналистом Радио Свобода, автором фильма "Очередь"; с Дмитрием Кубасовым, автором фильма "Кулебаки", который в программе "Среда" "Артдокфеста" (это параллельная, очень интересная, любопытная программа), и Марией Павловой, автором фильма "Боевые еноты Святой Руси" (чрезвычайно показательная кинолента о православной молодежи, которая готовится к войне).
Я хотела бы начать наш разговор с просмотра фрагмента из фильма "День России", сделанного коллективом авторов, чтобы мы поняли, о какой художественной линии идет речь, о какой поэтике, о каком языке документального высказывания.
(Видеофрагмент смотрите в видеоверсии программы)
Елена Фанайлова: 12 июня, в День России, Алексей Навальный призывал своих сторонников прийти не на проспект Сахарова, а на Тверскую, где в это время происходил фестиваль реконструкторов, и вот весь фильм происходят столкновения этих странных людей, которые кричат какие-то антипутинские лозунги, лозунги против коррупции, и довольно равнодушных реконструкторов, которые заняты только тем, чтобы их декорации не поломали; омоновцев, которые ведут себя совершенно цинично, говорят: "Эти овцы пытаются куда-то пройти..." – и людей, которые оказались в ловушке и пытаются что-то спросить, по-человечески к ним обратиться. Абсолютно новое поведение силовиков по отношению к гражданам, совершенно пренебрежительное.
Маша, как это сделано? Авторов много, камер было много?
Мария Гаврилова: Да, как и обычно. Не помню, сколько точно там было, четыре, пять или шесть камер. Но это сделано в нашем излюбленном жанре, который я бы назвала – библиотечное документирование реальности.
Елена Фанайлова: Потрясающе, что там нет авторского комментария, вот ничуть, и это просто фиксация происходящего. Но когда она оказывается собрана на этих 24 минутах, то это производит очень сильное впечатление. Я взяла последнюю сцену, поскольку она происходит под гимн России, но и плотность текста, который до того в этом фильме звучит, ровно такая же, и количество событий тоже. Монтажными усилиями это достигается?
Мария Гаврилова: Это достигается целым днем съемки множеством камер, а потом эти все камеры собираются, и Максим Пахомов, очень талантливый человек, собрал это в единую историю.
Елена Фанайлова: А всего режиссеров четверо было?
Мария Гаврилова: Здесь смотря кого называть режиссерами. Люди, которые снимают, они тоже режиссеры, потому что они выбирают линию, выбирают героя, если он есть. Кто-то снимает героя, кто-то, например, Андрей Костянов снимал виды сверху. Кто-то снимает людей, кто-то снимает сцены. Трудно все это спланировать, потому что в этой ситуации тебя ОМОН просто отпихнет в сторону, и где ты окажешься, там ты и снимаешь. И человек, который монтирует, получает все камеры и из этого уже выстраивает монтаж. И здесь, конечно, очень крутые склейки, и понятно, что есть работа.
Я хотела еще сказать, что вчера мы были на открытии "Артдокфеста", и Виталий Манский по своему обыкновению вместо церемонии открытия монтирует такие длинные ролики. И вчера этот ролик был посвящен столетию Революции, и там он сказал, что те исторические события не были зафиксированы документально, это было немое кино, непонятно, как это все начиналось, он упомянул эпизод с "Авророй". И мне кажется, то, что мы делаем сейчас, я надеюсь, что интернет у нас останется и впредь, и когда-нибудь из библиотек, может быть, это все можно будет почерпнуть, в историческом контексте. Например, фильм "Срок", проект "Срок", который мы снимали с 2011 по 2014 год, "болотное дело", там было очень много эпизодов, это огромный архив. И это, с одной стороны, получился фильм, а с другой стороны, это огромное количество материала, которое просто представляет собой такую библиотеку, которая используется международными телеканалами и нами самими для дальнейшего монтажа каких-то работ. Мне кажется, это уже прикладная роль документального кино – не просто создание отдельных сюжетов или фильмов, а документирование истории. И здорово, что это происходит именно без закадрового текста, потому что люди уже сами разберутся, как к этому относиться.
Елена Фанайлова: Хочу к фильму "Кулебаки" перейти, фрагмент из которого мы посмотрим...
(Видеофрагмент см. в видеоверсии программы)
Елена Фанайлова: Вы знаете, мне этот фильм напомнил "Стрелочника" Стеллинга – по степени абсурда того, что происходит на этом, казалось бы, почтенном предприятии, которое производит вот эти "кулебаки". Кулебаки – это же не официальное их название, я правильно понимаю?
Дмитрий Кубасов: Это Кулебакский завод, это название места. А эти огромные металлические кольца используются в промышленности, они там для подводных лодок, для строительства каких-то страшных вещей, которые очень любит наш разговор. Это съемка 2010 года, когда я еще был студентом Школы Разбежкиной, вместе с одногруппниками мы поехали в это место, и каждый взял себе по цеху и делал свой фильм. Мне достался очень интересный цех, он вообще один из первых в России, в Российской империи. Это самый старинный завод в России! И конечно, сама фактура пространства, возможность что-то там разглядеть – это было потрясающе. Ритм, темп, звуки – это просто какая-то симфония Донбасса, только в Кулебаках. И люди там существуют, они что-то там делают. Драматизм ситуации заключается еще в том, что та технология, которую используют герои фильма, делая кольца, она суперустаревшая, и с тех времен не было никакой модернизации проведено, и это выглядит, конечно, жутко. Потому что люди страдают. Никто из людей, которые там работают, не доживают до 50–60 лет, потому что это адские, рабские условия. При этом мне как-то удалось найти контакт, это очень важно, эти мужики допустили до себя, и им было важно сниматься. Возможно, это был единственный раз, когда они могли что-то экзистенциальное в этом смысле проявить, и было важно это зафиксировать. Там нет главного героя, героиня появляется во второй части фильма, это женщина, которая тоже работает на этой машине, которая эти кольца возит из одного пространства в другое. Я очень сильно полюбил эту женщину, она со своей личной какой-то болью, состоянием, когда выбора нет, а жить надо, жизнь идет, и она скоро закончится, и эта фактура, в которой она находится, одежда, которую она носит, ритм, в котором она существует, – это все работало на то, чтобы в итоге сделать кино. И я очень благодарен Маше, что она дала жизнь этому фильму, потому что, спустя восемь лет, мы сможем посмотреть его на "Артдокфесте".
Елена Фанайлова: Я даже не подозревала, что он так давно снимался, выглядит он очень современно. Лейтмотив всего вообще кино, которое я посмотрела, готовясь к этой передаче, помимо того, что человек абсолютно ничтожен, каким бы герой ни был... Вы можете со мной поспорить, но мое ощущение было, что из фильма в фильм повторяется эта мысль: я никто. "Я никто" – это и человек, которого ОМОН тащил по асфальту, и рабочий на этом заводе, или женщина, которая, конечно же, очень утепляет своим присутствием мужской чудовищный мир, где мужики только матом умеют разговаривать. Такой сорокинский абсолютно мир, мир искаженного постсоветского языка.
Я бы здесь посмотрела отрывок из фильма "Очередь", который своим названием буквально повторяет название известной сорокинской пьесы, там та же языковая стихия, которая во всех этих фильмах работает. Это очень бедная жизнь, Владимирская область, туда хлеб привозит какой-то благотворитель.
Сергей Хазов-Кассиа: Там обычный продуктовый магазин, и владелец этого магазина раздает раз в месяц талоны на хлеб, по которым пенсионеры могут отовариваться. У них получается полбуханки и батон на три дня. Каждое последнее число каждого месяца они приходят за этими талонами и потом месяц на них живут.
Елена Фанайлова: И вы там стоите со своей камерой и фиксируете, что происходит, в шесть утра.
Сергей Хазов-Кассиа: Вообще, это случайно получившийся фильм, потому что, как мы узнали про эту очередь – были статьи в некоторых СМИ о том, что есть некий благотворитель, который раздает талоны и кормит пенсионеров хлебом, а они его за это активно ненавидят, потому что он выходец из Армении, не русский, и на этой почве у них возникают какие-то разногласия. Эти пенсионеры считают, что он больше хлеба должен давать, а он его как-то ворует... Мы приехали снимать такое кино, но мы там этого ничего не нашли. Мы приехали туда в пять утра, потому что нам Мамуд Шавершян, владелец магазина, сказал, что с пяти утра начинают занимать очередь. И мы там всех спрашивали, пытались разговорить, но ничего такого не услышали. Они говорили: "Да, благотворительность, он нам дает талоны, и мы за это ему благодарны". Самое интересное, что единственная межнациональная неприязнь была у двух москвичек, которые никакого отношения к этим пенсионерам не имеют, у них там дача, они приезжают из Москвы. Мы их спросили, гуляя по городу, знают ли они что-то про этот магазин, и они начали говорить, используя не очень приятную лексику.
Мы с пяти утра до девяти все это снимали, и я лично был очень расстроен тем, что не получается ничего. Ну, стоят пенсионеры за хлебом – и что такого? Неинтересно. Потом мы записали часовое интервью с этим Мамудом Шавершяном, он нам все рассказал. Потом мы снимали в магазине, потом поехали к нему домой, снимали его жену, семью, детей, внуков маленьких. Вечером мы отсматривали материал в гостинице, и я понял, что самое интересное – это же очередь! Во-первых, это фарс такой, это совершенно абсурдная ситуация, потому что эта очередь не нужна, в ней нет никакого смысла. В конце это просто толпа, он выходит из своего магазина и всем раздает эти талоны без разбора, и кому нужно два, он дает два, где ребенок, он погладит по головке и даст еще больше. В принципе, и смысла в этой очереди нет, можно в девять приехать и получить талон, всегда на всех хватает. Но люди настолько привыкли, что вдруг не хватит, что они приезжают и стоят с пяти утра, с шести, с семи, обсуждают это все: кто за кем стоял, кто приходил, кто занял очередь соседу...
(Видеофрагмент см. в видеоверсии программы)
Елена Фанайлова: Межнациональной ненависти не случилось, как Сережа сказал, однако украинская тема возникает.
Сергей Хазов-Кассиа: Это украинка, которая подходит и спрашивает...
Елена Фанайлова: Да, в красном платочке женщина, оказывается, из Украины.
Сергей Хазов-Кассиа: Да, она совершенно неожиданно выходит из-за спин и начинает возмущаться: "Как же так, 700 тысяч, зачем такие большие деньги?" На самом деле, это все совершенно случайно получилось, потому что этих людей мы не просили говорить эти вещи, они просто разговаривали между собой. Возможно, это объясняет отчасти, почему они приходят туда в пять утра, – потому что они дома одинокие, детям они не нужны, внукам тем более, а здесь у них есть какое-то общение, социализация, и они сидят и три-четыре часа между собой общаются.
Елена Фанайлова: А они спокойно вас до себя допустили?
Сергей Хазов-Кассиа: Совершенно спокойно. Они вообще не реагировали никак на камеру.
Дмитрий Кубасов: Я видел этот фильм, и еще, мне кажется, нужно сказать о монтаже, потому что он замечательный – как этот фильм построен с точки зрения времени, как он смонтирован с точки зрения времени. Если это всего лишь один съемочный день, там есть ощущение вначале такой пустоты, а потом фигуры появляются – одна женщина, вторая, а потом, когда это становится таким просто массовым явлением, возникает ощущение аффекта, потому что ты не понимаешь, что происходит. И возможно, это даже здорово, что то, что вы ожидали, не случилось, а случилось что-то другое, и это потянуло в какую-то другую историю. Я даже сейчас не говорю о контексте. Да, это 2017 год, это Россия сегодня, но вот эта фактура каким-то жутким образом напоминает какие-то вещи... там блокадный Ленинград – эти куски хлеба, бабушки... И в основном, кстати, это женщины.
Елена Фанайлова: Мужчины тоже есть, но не много, в основном женщины, да.
Сергей Хазов-Кассиа: Мы ничего не добавляли, так все и было. Мы просто стояли там с камерой, ходили, и я задавал вопросы.
Елена Фанайлова: В этом и состоит какая-то фантастика, что вам достаются какие-то фрагменты жизни, которые кажутся просто подарками режиссеру. Что эти Димины мужики, которые сидели и говорили, ничего они не имели в виду, а из этого какая-то музыка получается, что эти бабки в очереди, которые просто жили своей жизнью, вы приехали с Андреем, сняли их и сделали какими-то волшебными, сказочными героинями. С одной стороны, я вижу, что они – никто, а с другой стороны, они все такие эмоциональные, такие любопытные, эти женщины. Вот особенно та, которая о Жириновском говорила, это просто какая-то актриса своего внутреннего театра! Она рассказывает, что была сиротой, росла в детдоме, мало получает, но она с таким светским видом все это рассказывает, что ты проникаешься огромной симпатией.
К вопросу о коллективном теле, как оно работает, разговаривает, и об этом внеперсональном каком-то ощущении русского человека на рандеву с самим собой, мы сейчас про Машин фильм поговорим "Боевые еноты Святой Руси". Посмотрим фрагмент, где молодые люди находятся на учениях каких-то, там православная организация "Еноткорп", и они обучают мальчиков разного возраста, скажем мягко, боевым искусствам".
(Видеофрагмент см. в видеоверсии программы)
Елена Фанайлова: Как вы познакомились с этими прекрасными людьми, и как они вас допустили до себя, до своей такой не всем открытой, наверное, жизни?
Мария Павлова: Они, на самом деле, довольно открытые люди. И мы снимали их еще раньше для проекта "Срок", в 2012-13 году. До того, как они стали организацией "Еноткорп", было две организации – "Святая Русь" и "Резерв". И они устраивали военно-тактические игры каждый год, уже много лет они занимаются таким вот военно-патриотическим воспитанием молодежи. Там есть кадры с "Дошираком", и это как раз кадры из проекта "Срок", Митя Кувалдин снимал эти патриотические игры. Потом еще для проекта "Лента" мы с ним залезали в подвалы, искали нелегальных мигрантов. Они знают все такие места, они сотрудничают с УФМС, у них очень большие, плотные связи с разными организациями. И они сразу звонят в полицию. Они залезли в подвал, по поводу которого у них была информация, что там есть мигранты нелегальные, ночью нагрянули, выбивали двери, светили фонарями в глаза, потом гнали по ночной дороге в отделение...
Елена Фанайлова: А что было дальше с нелегальными мигрантами?
Мария Гаврилова: Этой съемки у нас нет, у нас есть только съемка, как они их непосредственно выгоняли. И это выглядело довольно жестко.
Мария Павлова: Еще мы были с ними как-то в засаде на торговцев спайсами. То есть сначала они этим занимались, до событий на Украине, в основном нелегальными мигрантами и торговцами наркотиками. Когда начались события на Украине, они были одними из первых, кто начал возить гуманитарную помощь в ЛНР. И почему такое странное название – "Еноткорп", они ездили время от времени, сопровождали гуманитарную помощь, и с ними там ездила игрушка – енот по имени Лаврентий. И они взяли это название – "Еноты".
Елена Фанайлова: Это трогательно, но на самом деле, это довольно устрашающе. Если смотреть фильм, это производит довольно устрашающее впечатление. Я, как человек с советским опытом, понимаю, что вроде бы военно-патриотические игры были и в моем детстве, но вот какого-то такого оттенка национализма, что на меня с экрана идет, национализма и агрессии не было. "Вы выросли за этот час как механизмы, – говорит им старший товарищ, этим детям, – и родине вы понадобитесь не как личности, а как механизмы". Вообще эти все фильмы очень похожи, хотя они вроде бы про очень разных героев, про разные социальные и даже возрастные среды. Мои впечатления соответствуют вашим идеям, или так вышло само? Как Сережа сказал, когда ты смотришь материал, интереснее оказывается не то, что ты придумал, а то, как люди спонтанно себя проявляют.
Мария Гаврилова: Конечно, интереснее какая-то спонтанность всегда. В 90 процентах случаев какие-то истории, которые происходят вдруг, что является документальной удачей, всегда работают лучше, это всегда в итоге создает какую-то магию. У нас есть фильм, который называется "Я – никто", и там как раз был такой случай, когда у героини, которую мы заранее нашли, как мы чаще всего делаем, мы ее снимали, произошла авария – ее подруга разбилась на машине, и это сделало весь фильм. Такие вещи нельзя спланировать. А что касается фильмов, которые делаются на митингах, ты просто туда идешь и можешь вообще ничего не снять, потому что никто не придет, ничего не будет. А может быть, никто не придет, но ты, наоборот, снимешь историю человека, который один пришел на площадь, и у него что-то произошло. И это всегда с точки зрения продюсирования довольно сложный процесс, потому что ты никогда не отвечаешь за результат.
Сергей Хазов-Кассиа: Более того, когда какие-то вещи заранее продюсируешь, получается не очень хорошо. Вот мы сейчас снимали фильм "Загнали" из воркутинских поселков, и смысл там в том, что есть Воркута, а есть вокруг нее шахты, и к каждой шахте советские инженеры строили поселок со школой и всей остальной инфраструктурой. Хотя уже тогда, как нам рассказали, знающие люди говорили, что не нужно так делать, что лучше сделать город, а чтобы шахтеры ездили на автобусе на работу, там полчаса – никто не умрет. Потом процентов 80 шахт закрылось, поселки расселили, но в каждом поселке остались 100, 50 семей, которым некуда ехать. У них нет ни аптек, ни магазинов, ни работы, вообще ничего нет. Нужно на рейсовом автобусе ездить в Воркуту, чтобы там чем-то заниматься.
Мы, конечно, заранее позвонили всем активистам местным, договорились о встречах, но когда ты приезжаешь в поселок, там активистка, и она уже собрала всех остальных, у тебя получается митинг. Они все говорят одновременно, и слушать это невозможно, снимать это невозможно, никакой фабулы нет, и что делать – непонятно. Поэтому мы в первом городе немножко ошиблись, и два других поселка мы уже снимали, заранее не договариваясь, мы просто приезжали, знакомились с людьми, за ними ходили, с ними гуляли. И получалось лучше, когда ничего не подготовлено, честно говоря.
Елена Фанайлова: Маша, а ваши какими-то подготовленными выглядят. Это потому, что вы следовали за их расписанием тренировок, каких-то событий, которые они себе запланировали? Или были элементы непредсказуемости? Как с "Дошираком", наверное.
Мария Павлова: Подготовленность была в том плане, что я знала, куда я еду, то есть на военно-патриотические игры, и предполагалось, что примерно я там увижу и смогу снять. Но что на обратном пути в машине командиры так разговорятся, я не ожидала, не особо на это рассчитывала. Но им было важно донести свою позицию очень.
Елена Фанайлова: И она такая ультрапатриотическая, причем агрессивно ультрапатриотическая.
Мария Павлова: И нужно упомянуть, что это не только фрагменты этой военно-патриотической игры, но и рядовой тренировки. Там, где подростки в полумасках и фраза о том, что "вы должны быть механизмом", это не общие сборы для детей, а это молодое поколение "енотов", это тренировки, которые проходят два-три раза в неделю.
Дмитрий Кубасов: Кино – это удивительный вид искусства, в котором есть баланс между рациональным и иррациональным, и в этом балансе и есть кино. Это инь-янь абсолютный, потому что, если ты пойдешь за рациональным, у тебя не получится кино, а если у тебя будет уклон в иррационально, у тебя тоже кино не получится. И это вот такая золотая середина всегда, и нахождение этого баланса дает нам возможность погружаться в этот мир кино, когда рождаются ассоциации, воображение и все остальное.
Елена Фанайлова: Это завораживает, трогает, и я завидую всем зрителям "Артдокфеста". Как выяснилось сегодня, билеты на все сеансы в кинотеатре "Октябрь" раскуплены. Вернусь к мысли, что дух Сорокина все-таки реет над всем этим общим кинообразом, потому что эти "боевые еноты", которые поразили мое сердце, они, конечно, какие-то персонажи из "Дня опричника", или из "Сахарного Кремля", какое-то молодежное подразделение этого всего мира, который таким очень простым образом объясняет себе жизнь. И конечно, некоторая опасность этого военно-патриотического воспитания в том, что "кто не с нами, тот против нас", и "если враг не сдается, его уничтожают". Или я читаю слишком прямо то, что они говорят?
Мария Павлова: Я думаю, вы читаете правильно. Потому что один из них девизов – это превентивное уничтожение "врагов народа". Они против фестиваля, хотя мы их приглашали на показ.
Сергей Хазов-Кассиа: Это, кстати, не только русская тема. Я смотрел буквально месяц назад фильм VICE News, у них тоже есть проект документальных фильмов, и они снимали кино получасовое про движение в Америке, которое называется "Фриппе Сенжерис". Это люди, которые говорят, что только три процента американцев во время войны за независимость взяли в руки оружие, чтобы бороться с англичанами. И они сейчас тоже собираются в лесу раз в год со своим оружием, зарегистрированным, но огнестрельным, и учатся стрелять. И на это очень страшно смотреть тоже.
Мария Гаврилова: Или есть, например, фильм про волонтеров, людей, которые дежурят постоянно на мексиканской границе и отстреливают мексиканцев, которые границу переходят. Там есть одиночки, и есть целое движение. Им никто не платит, и они как раз сетуют: "Почему с нами не сотрудничает государство? Мы же такие молодцы!"
Сергей Хазов-Кассиа: Ну, и вот это движение "Фриппе Сержерис", они тоже с мигрантами борются, у них самая главная опасность для Америки – это мусульмане, ислам, и они все готовятся к тому, что начнется война, и они будут защищать свою родину с оружием в руках против исламских радикалов.
Елена Фанайлова: Оказывается, что кино – это еще и о природе зла, рациональном и иррациональном внутри него. Я предлагаю посмотреть отрывок из фильма "Буду танцевать" Александра Расторгуева. Этот фрагмент комментирует и то, что мы увидели в "Боевых енотах", то есть он продолжает тему поездки в ЛНР и ДНР с гуманитарной помощью, и вечную тему того, что ты – никто, и тему великого и могучего русского языка в его свободной стихии.
(Видеофрагмент см. в видоеверсии программы)
Елена Фанайлова: Откуда вы узнали про этого человека?
Мария Гаврилова: Ну, он достаточно медийный. Не хочу давать оценок его карьере или творчеству, но мы с Сашей обсуждали, что в тот момент было очень интересно наблюдать за трио – Прилепин, Рич, Хаски, и мы даже хотели сначала делать какие-то истории про них троих.
Елена Фанайлова: Они там появляются, надо сказать, и довольно активно.
Мария Гаврилова: Да, но потом это не получилось. Мы сделали эту историю про Рича. Может быть, мы бы хотели что-то сделать про Хаски, не знаю, получится это или нет. Мне кажется, если этот фильм вызывает у тебя такие чувства, значит, он получился.
Елена Фанайлова: Однозначно.
Мария Гаврилова: Потому что у меня ощущения такие же, и вообще ощущения не только от Рича, но и от людей, которых я знаю ближе, которые тоже находится в таком интересном положении, когда они вроде бы что-то делают творческое, интересное, но делают, я бы так сказала, в никуда. Когда мы этот фильм снимали, было не очень понятно, чем Рич будет заниматься дальше. Его жена тогда рожала ребенка, и Саша сказал: "Ну, сейчас он пойдет журналистом работать..." И там, в общем-то, сейчас и получается, что он для довольно многих изданий пишет тексты, работает журналистом. Не знаю, зарабатывает ли он еще чем-то, мы не общаемся, но естественно, что музыкальная карьера у него не фонтан, это понятно. Он не собирает залы, и он, собственно, говорит, что он не прилагает к этому никаких особых усилий. В фильме он говорит: "Мне это особо и не надо".
Елена Фанайлова: Он и о своем поколении так говорит, что это поколение, которому все равно, он так характеризует свою социальную группу.
И в финале мы посмотрим отрывок из фильма, благодаря которому я передачу захотела назвать "Я – никто"...
(Видеофрагмент см. в видеоверсии программы)
Елена Фанайлова: Последний вопрос. Ваши герои, они кто-то или никто?
Дмитрий Кубасов: Мне кажется, мы какое-то дежавю практически сейчас переживаем – потеря диалога и большой разрыв между индивидуальной жизнью. Нам родители говорят, что не нужно говорить об индивидуальной жизни, она никому, твоя индивидуальная жизнь, неинтересна. Интересна жизнь государства, интересно, что говорят на втором канале. И это вообще камбэк в распад Советского Союза. В этом смысле для меня, конечно, индивидуальная жизнь человека всегда будет приоритетнее, чем все остальное, потому что все остальное угнетает человека и делает из человека инструмент, механизм. А в истории это всегда было, когда государство начинает пропагандировать безразличие к индивидуальной жизни, и мы это видим на примере того, что "Артодокфест" запрещают уже последние десять лет и так далее. Если мы будем продолжать в это играть, боюсь, что ничего хорошего из этого не выйдет.
