В центре Москвы автомобиль Mercedes S-класса с номерами АМР насмерть сбил сотрудника ГИБДД. Номера этой серии закреплены за Федеральной службой безопасности. Видеозапись с камеры наблюдения на Новом Арбате показывает, как машина двигается на большой скорости, сбивает инспектора и останавливается в 50 метрах от места происшествия. Врачи проезжавшей мимо кареты скорой помощи пытались спасти жизнь пострадавшего, но было поздно. Погибший – сотрудник полиции, старший лейтенант 32-летний Сергей Грачёв.
Полицейские, прибывшие на место аварии, сняли с автомобиля оба номерных знака. По свидетельству корреспондента RTVi, кроме номеров с машины также убрали мигалку. Затем на Новом Арбате появились высокопоставленные представители силовых ведомств, уточняет "Газета.ру". Как передает корреспондент ТАСС, сотрудникам федеральных СМИ, в частности телеканалам, запретили вести съемку на месте происшествия.
Участники программы: политик Геннадий Гудков, адвокат Михаил Трепашкин, координатор
Ведущий – Мумин Шакиров.
Полная видеоверсия программы
Мумин Шакиров: Геннадий, какова была ваша первая реакция? Конечно же, такие картинки мы видели уже много раз, когда люди, у которых есть власть, влияние и связи, так себя ведут на дороге. И не совсем понятно, кого в итоге наказывают, а концов иногда и не сыщешь.
Геннадий Гудков: Моя человеческая реакция: "Что, совсем уж оборзели?!"
Ну, наши чиновники ездят на таких машинах, на которых никакие западные чиновники, включая руководство страны, не ездят. В Германии, в которой выпускают шикарные BMW, Mercedes и прочее, может быть, ими пользуются человек 10, и то я в этом сомневаюсь. А у нас пользуются ими тысячи чиновников, причем не только первые лица страны, но и какие-нибудь начальники региональных управлений, санэпидемстанций, начальники столовых при губернаторах. И кто только ни пользуется!..
Я, когда был депутатом, проводил исследование по двум темам. Первая – это АМРовские номера. Вторая – какие машины покупает наша должностная элита, живущая на деньги народа, в годы кризиса: 2008, 2009, 2010 годы.
Мумин Шакиров: А по закону этого нельзя делать?
Геннадий Гудков: Ни у кого нет права ездить так по разделительной полосе. Ни у кого нет права нарушать Правила дорожного движения. Если человек это делает, он должен был ехать со всеми сигналами – звуковыми, световыми. При этом он все равно несет ответственность за дорожно-транспортное происшествие. Это правовая сторона вопроса.
Когда я работал депутатом, я делал запросы. Были тысячи номеров с мигалками, которые устанавливались в основном на серии "АМР". И это помимо спецавтомобилей ГАИ и прочих. Тысячи должностных, номенклатурных мигалок. Сначала, когда Дума еще не была аморфной и безликой, с ними боролись: то КПРФ, то мы...
Мумин Шакиров: Было демонстративное снятие мигалок.
Геннадий Гудков: Да, было публичное снятие мигалок, но потом в два раза больше поставили. Насколько мне известно, сейчас список серий, номеров и число должностных лиц в России, имеющих мигалки, увеличился. По-моему, человек на 250–300, а может быть, и больше. Плюс к этому есть не очень официальные мигалки, с которыми ездят губернаторы, вице-губернаторы. Ну, понятно, на своей территории никто не может им слова сказать.
Таким образом, у нас мигалки становятся символом должностной власти, символом успеха, символом неприкасаемости пассажиров этих транспортных средств.
Хочу обратить внимание, гигантские бюджетные средства, десятки миллиардов бюджетных рублей тратятся каждый год на обновление и без того шикарного парка наших должностных лиц. Такого расточительства не знает ни одна страна мира. Подчеркиваю, нет ни одной страны мира, где бы должностная знать так жировала на деньги налогоплательщиков. Это ведь даже не люкс-класс, они ездят на премиум-классе.
Мумин Шакиров: А это – S-класс. Если перевести на доллары, каждая машина стоит более 100 тысяч долларов.
Геннадий Гудков: Не обижайте, пожалуйста, нашу знать. Каждая машина стоит ближе к 200 тысячам долларов. А у многих – еще выше. А броня стоит 700–800 тысяч долларов, вплоть до миллиона.
Мумин Шакиров: Это одна из самых обсуждаемых сегодня тем в Сети. Российские чиновники и силовики уже много лет не имеют права закупать автомобили марки Mercedes.
Геннадий Гудков: Кто вам сказал?
Мумин Шакиров: Так пишут эксперты. Они не производятся в России. И согласно закону, не могут быть предметом госзакупок. Несмотря на это, номера серии АМР можно встретить на Mercedes многих моделей.
Геннадий Гудков: Прекратите! Я глубокий специалист в этом вопросе. Сначала они покупали тупо напрямую. Потом, когда мы провели расследование и опубликовали в интернете... Может быть, помните скандал: меня ловили, пытались приписать мне какие-то мигалки, которых у меня отродясь не было, останавливали, пытались права отнять. Ну, мстили, показывали, что значит с системой воевать. Так вот, после нашего расследования засекретили все данные в ГАИ. Теперь в ГАИ ставят только номера, никакой стоимости машин нет. А должна быть.
Мало того, пошли таким путем, чтобы запудрить всем мозги. Покупают на специализированные автопредприятия, и потом, допустим, администрация Москвы и Московской области, Управление делами президента берут это в аренду по ценам – плюс пять "откатов", одна нормальная цена, и по этим ценам они арендуют сами у себя этот транспорт, у своих же собственных, "карманных" автопредприятий, списывают бешеные деньги. Я уж не знаю, как они там делятся. Но это чудовищные расходы на жирование наших чиновников, начиная с первых лиц страны.
Мумин Шакиров: Я хотел бы напомнить, что Михаил Трепашкин и Геннадий Гудков – это бывшие сотрудники спецслужб. Они, как никто, знают те законы, с которыми они сталкивались во время работы.
Я попытаюсь примерить на себя образ защитника ФСБ. Представим, что эта машина ехала на какое-то спецзадание, преследовала какого-то преступника.
Геннадий Гудков: Машина за 200 тысяч долларов, да? У нас преступников преследуют на лимузинах за 200 тысяч долларов?
Мумин Шакиров: Допустим. Теоретически могло быть такое, что водитель этой машины преследовал преступника, будучи сотрудником ФСБ? Или это исключено?
Михаил Трепашкин: В первую очередь я хотел бы выразить соболезнование родственникам и близким погибшего при исполнении служебных обязанностей сотрудника ГИБДД.
Геннадий Гудков: Я присоединяюсь.
Михаил Трепашкин: И хотел бы сказать, что "выделенка", спецсигналы и так далее не дают права пользоваться транспортным средством так, чтобы оно причиняло смерть людям. В данном случае мы видим, что это правило нарушено.
Что касается автомашин. Еще в 90-е годы встал вопрос, что преступники ездят на очень мощных машинах, и на полуразбитых "Жигулях" их невозможно догнать. Поэтому некоторым спецподразделениям такие машины были выделены. Они могли гораздо оперативнее выезжать на мероприятия. Но это не дает права ехать так, чтобы создавать угрозу жизни граждан. Это святое правило, и оно чаще всего соблюдалось.
Что касается номеров. В данном случае, я думаю, номера роли не играют. Номера выдаются только для спецзаданий, где они необходимы, – в целях маскировки и прочее. Но очень часто ими злоупотребляют.
Мумин Шакиров: А можно гонять на такой скорости по спецзаданию?
Михаил Трепашкин: Только если позволяет обстановка. В данном случае, как мы видели, окружающая обстановка запрещает это делать.
Мумин Шакиров: Это густонаселенный район, трафик очень плотный...
Михаил Трепашкин: Это категорически запрещено!
Мне приходилось защищать водителя скорой помощи. Он спасал человека, вез его в реанимацию. Тем не менее, он не выполнил правила, что привело к аварии, и его привлекли к уголовной ответственности. И потом приходилось доказывать, что он выполнил все правила. А другого человека – сына высокопоставленного лица, как оказалось, пытались всячески выгородить. Тем не менее, все завершилось успешно. И тогда я уже столкнулся с тем, что всем, кто пользуется спецмашинами со спецсигналами и так далее, ни один закон не дает права нарушать Правила дорожного движения так, чтобы это приводило к смерти граждан.
Мумин Шакиров: Петр, какова была ваша первая реакция, когда вы анализировали эту историю?
Петр Шкуматов: Мое первое слово было: "Опять!" Потому что на Новом Арбате, если вы внимательно следите там за ситуацией, происходят наезды на людей на разделительной полосе, по которой ездить нельзя, с пугающей частотой. Если вы помните, автомобиль тогдашнего министра финансов Алексея Кудрина сбил пешехода на разделительной полосе. Потом еще были многочисленные наезды.
С инспектором ДПС несколько лет назад была аналогичная история, когда автомобиль с мигалкой сбил инспектора 2-го спецполка, который там стоял. Тогда инспектор выжил, могу сказать, что выжил чудом, но получил весьма тяжелые увечья – у него нога была переломана во многих местах. Он так до сих пор и не восстановился. По моей информации, все это решили тихо, мирно, без привлечения СМИ, без привлечения третьих сторон. И в итоге инспектор остался со своей сломанной ногой, а водитель, который на него наехал тогда, вышел сухим из воды.
Мумин Шакиров: Петр, я читал ваш пост в социальной сети, вы там описали несколько случаев, когда пострадавшие, не имея связей и власти, смогли добиться, чтобы выплатили компенсации, чтобы был какой-то социальный пакет. И иногда даже привлекали к ответственности высокопоставленных чиновников, включая силовиков.
Петр Шкуматов: Вы абсолютно правы, такие успешные случаи есть. И они зависят прежде всего от воли к справедливости родственников и пострадавших. То есть если родственники не опускают руки, если они начинают формировать круг людей, которые начинают им помогать, то никакие ФСБ, ГРУ, КГБ и так далее сделать с этим ничего не могут. Более того, даже и не пытаются.
Мумин Шакиров: Петр, я с вами не согласен. Мы прекрасно помним историю, в которую был вовлечен сын тогдашнего министра обороны господина Иванова Александр. Он сбил женщину по фамилии Беридзе. В общем, мы так и не узнали, что там на самом деле произошло. Но история печальная – погибла женщина. А сына министра обороны не привлекли к уголовной ответственности.
Петр Шкуматов: Я могу сказать, что та история закончилась печально именно потому, что родственники не стали будоражить эту тему. Я не знаю, что произошло. Может быть, с ними договорились.
Мумин Шакиров: Может быть, запугали.
Петр Шкуматов: И мы с этим тоже сталкивались. Аналогичная авария, когда четырех человек убили на дороге по неосторожности, естественно, произошла на трассе в аэропорт Домодедово. И только начала разворачиваться массированная кампания за привлечение к ответственности тех людей, которые совершили это ДТП, к сожалению, родственники быстро договорились, получили компенсацию по 3 миллиона рублей и сняли все претензии с того кортежа, который убил людей.
Разные случаи бывают. И может быть, в случае с Ивановым тоже либо деньгами вопрос решили, либо решили вопрос запугиванием, либо и тем и другим.
Вспомним историю с сыном главного инспектора ГИБДД Татарстана. Он ехал на машине, превышал скоростной режим и сбил насмерть паренька, который шел по обочине. Так мать и отец дали интервью крупному изданию в Татарстане, в котором простили сына главного гаишника, сказали: "Это наш сын, дурак, шел не там, где надо".
Да, примеры такие есть. Что это – подкуп, или запугивание, или и то и другое – не знаю.
Мумин Шакиров: Я хочу напомнить, что погибший – 32-летний старший лейтенант полиции Сергей Грачев. В этой трагедии погиб сотрудник ГИБДД, представитель силовой службы. Может быть, расследование даже еще не начато. Mercedes принадлежит ФСБ. В данном случае столкнулись два ведомства. Как в таких случаях разрешается конфликт? Одна служба доминирует над другой? Или они выступают как равные субъекты в этом конфликте?
Геннадий Гудков: Нужно понимать, о чем мы говорим. Есть оперативные машины, они оснащаются более мощными двигателями, бывают съемные мигалки. Это те машины, которые действительно занимаются работой. Они есть и в Уголовном розыске, и у оперативных групп ФСБ, и у Следственного комитета, и так далее. У них есть специальные серии. У ФСО есть своя серия – ЕКХ, у Госдумы – ЕРЕ, у администрации Московской области – АМО и так далее. Есть некие "блатные" серии, и гаишники их знают. Речь идет о "членовозах". Машины класса люкс, премиум стоимостью под 200 тысяч (а иногда и больше) долларов возят начальников, чиновников, высокопоставленных лиц. Существует, по-моему, 1250–1300 "членовозов" с мигалками, которые выданы начальствующим особам всех министерств и ведомств (включая, по-моему, даже нашего Патриарха), Счетной палаты, Гидрометцентра. И кого там только нет!.. Наибольшие бенефициары мигалок – это МВД и ФСБ. Там начальство ездит на шикарных лимузинах.
Речь не идет о противостоянии двух спецслужб, а речь идет о том, что автомобиль крупного чиновника ФСБ – председателя, зампредседателя, начальников управлений... Кстати, в МВД с мигалкой ездил руководитель столовой, как я выяснил, когда проводил расследование. Там многие ездили: управделами, начальники столовых, начальники личных дач приема министров и так далее. Но это – "членовоз". Это не столкновение двух служб. И здесь дело определяется должностным положением того, кто совершил эту аварию. Если это большой чин в МВД и обычный лейтенант из МВД, гаишник, конечно, он будет виноват сто раз, что он вовремя не отдал честь...
Мумин Шакиров: Колокольцев заступится за семью этого человека, которая потеряла кормильца?
Геннадий Гудков: Он не будет поднимать шум. Он попросит, чтобы этой семье помогли материально. Ну, как бы сгладить это. У них не будет никакой межведомственной разборки. Крупный чиновник сбил рядового лейтенанта ГАИ.
Мумин Шакиров: Давайте представим ситуацию наоборот. Крупный чиновник МВД (или его водитель) сбил рядового сотрудника ФСБ. Чем бы обернулась эта история?
Геннадий Гудков: Точно так же. В России все определяет в первую очередь должностное положение лица.
Мумин Шакиров: Петр, вы говорили о простых людях. Для того чтобы защитить свою честь, жизнь, достоинство, защитить своих близких, нужно проявить упорство, как вы сказали. А кто может сыграть главную роль, чтобы добиться правды и справедливости, – адвокат, общественность, средства массовой информации?
Петр Шкуматов: Конечно, тут все в комплексе. Но основную роль играют средства массовой информации и, что самое главное, хорошие юристы. В нашей практике, когда мы успешно помогали людям бороться в аналогичных ДТП, нам противостояли довольно квалифицированные и умные юристы.
Если у людей, которые представляют семью погибшего, есть воля к тому, чтобы защитить честь и достоинство погибшего родственника, то им нужно озаботиться двумя вещами. Первое – это поддержка общественности. А она у них будет, я обещаю. Если они обратятся ко мне, я сделаю все, что от меня зависит. Второе – это хороший адвокат, прежде всего, не продажный, который по-настоящему защищал бы их интересы в рамках уголовного производства.
Сложность еще в том, что все эти дела рассматривает Военная прокуратура, и там есть много своих нюансов. Тут нужны юристы с соответствующим опытом, и они тоже есть. То есть главное, что требуется от родственников погибшего, – это желание победить и воля к тому, чтобы защитить честь и достоинство своей семьи, несмотря на то, что трагедия уже произошла.
Мумин Шакиров: Вернемся на 30 лет назад, в Советский Союз, когда одно ведомство возглавлял министр МВД, знаменитый Щелоков, другое ведомство – Юрий Андропов. Если представить себе такую ситуацию, когда совершалось ДТП, было ли так же, что откручивали номера, договаривались, и это не доходило до открытого судебного расследования? Тогда же тоже конфликтовали между собой спецслужбы. Михаил, как это было в советские времена?
Михаил Трепашкин: Сначала я коснусь 1990–2000-х годов, а потом вернусь назад. Если участник ДТП – сотрудник ФСБ, то обязательно дело будет расследовать Военное следственное управление. Оно расследует дела по ДТП, совершенные сотрудниками ФСБ. И там, как правило, почти всегда договариваются. Два ведомства не будут между собой... Это зависит только от того, будут ли они настаивать или не будут. А вот там будут договариваться. И здесь есть два момента. Первый – это сделать все возможное, если будет команда сверху, сделать невиновным того, кто совершил ДТП, и они это сделают. И второй момент. Гласность – хорошо. Юрист – хорошо. Но сейчас стало модным: Главное военное следственное управление – сразу подписка о неразглашении. Даже если оснований нет. Даже если кого-то будут незаконно держать в заложниках, они возьмут подписку, а если попробуешь огласить в прессе – тут же возбуждают дело, что разгласили сведения, содержащие следственную тайну. И в этом, конечно, большой минус.
В советские времена было так же. Старались договариваться. Тем не менее, если было связано со смертью человека, суд был в любом случае. Другое дело – какой был срок.
Мумин Шакиров: Открытый или закрытый суд?
Михаил Трепашкин: Суд был открытый.
Мумин Шакиров: То есть была более прозрачная ситуация?
Михаил Трепашкин: Да. Я знаю случай, который был в конце 80-х годов. Сотрудник Следственного отдела КГБ СССР опаздывал на метро, сел в машину, выпивши, и сбил двух студенток в неосвещенном месте. Его судили. Он получил 4 года общего режима. А не так, как сейчас, обычно за ДТП – колония-поселение.
Если бы был среди потерпевших сотрудник милиции, то было бы то же самое. Если бы сотрудник милиции сбил сотрудника ФСБ – то же самое. Как правило, разбиралась прокуратура, в то время следствие по таким делам вели они. И выносилось решение.
В данном случае по максимуму будут стараться секретить материалы. А преступление – это общественно опасное деяние, и общество должно быть участником таких процессов через прессу.
Мумин Шакиров: А возможно ли парламентское расследование по такому конфликту?
Геннадий Гудков: Нет. В нашей стране невозможны ни парламентский контроль, ни парламентское расследование. Они запрещены де-факто. То есть де-юре есть липовые законы, специально выхолощенные. Я очень хорошо знаю эту историю, поскольку я являюсь автором одного из наиболее удачных, по оценке юристов, законов о парламентском контроле, который, естественно, "ЕдРо" заблокировало. А то, что они приняли, – это фикция. Поэтому никакого парламентского расследования не будет. Это не будет нигде обсуждаться.
Что касается советского периода, то там была ситуация, наверное, еще хуже – там не было никакой огласки...
Мумин Шакиров: И никаких социальных сетей.
Геннадий Гудков: Никаких СМИ. Все было по команде.
Я напомню случай. При проезде, допустим, Леонида Ильича Брежнева сотрудником ФСО был наповал застрелен сотрудник ДПС за то, что он попытался померить скорость – поднял прибор измерения скорости. И таких случаев предупредительной стрельбы или на поражение было достаточно много. И тогда был вообще беспредел, вообще за это никто не отвечал. Номер "МОЛ" давал неограниченные права. Сотрудники 9-го управления расшифровывали "МОЛ": "Мы охраняем Леню".
А сегодня еще есть какая-то возможность. И наша элита себя чувствует неуверенно. Она довела страну до кризиса. Кругом ропот, негодование. Ну, еще к Путину – как-то, а к ним-то отношение очень плохое, их народ ненавидит. И они очень боятся огласки.
Мумин Шакиров: В данном случае погиб сотрудник ГИБДД. Какое отношение к силовикам – вы сами знаете. Им не доверяют, в общем-то, отношение негативное. А общественность заступится за этого "маленького человечка" в этой огромной системе?
Геннадий Гудков: Заступится, потому что это молодой парень, потому что он лейтенант. Был бы он оказался седовласым полковником, сказали: "Ну и хрен с ним! Так и надо!" А тут молодой парень, наверняка жена, дети остались. Конечно, трагедия человеческая. Наверняка заступятся. Ну, обычный постовой, сотрудник правительственной трассы, который выполнял свою задачу, и был сбит.
Михаил Трепашкин: И обстоятельства гибели специфичные.
Мумин Шакиров: Кстати, некоторые эксперты пишут о том, что он не должен был стоять на разделительной полосе, когда идут два потока в разные стороны. То есть там должен был быть автомобиль с мигалкой...
Геннадий Гудков: Там постоянно стоит пост ДПС.
Мумин Шакиров: То есть он постоянно находится в зоне риска.
Геннадий Гудков: Они иногда ставят машину. Но они там для чего стоят? Россия – это страна дикого, пещерного вандализма на дорогах. Сотрудники там стоят, чтобы перекрыть поток, когда какая-нибудь падла (извините за непарламентское выражение) едет из Белого дома или из администрации и сворачивает поперек потока на Садовое кольцо. Вот они там все время стоят и, как правило, перегораживают трассу. А то, что у нас творят ФСО, ФСБ, ГАИ по команде, конечно, властей, – это за пределами здравого смысла.
Года два назад я разбирался: перекрыли трассу, которая ведет в Домодедово, на 40 минут. Огромное количество опоздавших, отмененные рейсы и так далее. Я тоже попал в эту пробку, но, к счастью, я все-таки успел на самолет. И я попытался через депутатов Госдумы выяснить, кто же проезжал там. Депутаты были посланы. Им сказали: "Не ваше дело! Не лезьте! Это наш объект". На 40 минут перекрыли дорогу десяткам тысяч людей, которые торопились на самолет. Представляете, какая гигантская пробка образовалась. Плевать они хотели на народ.
Поэтому пока не будет реального парламентского контроля, пока не будет нормальной работы СМИ, пока не будет нормального гражданского контроля над деятельностью властей, они так и будут ездить, так и будут сбивать, так и будут беспредельничать на дорогах. И эта ситуация ухудшается. Сейчас против мигалок прекращена борьба. Она шла с переменным успехом в Думе предыдущих созывов, когда была еще какая-то видимость или какая-то была часть оппозиции реальной. А сейчас ничего нет.
Мумин Шакиров: А мигалки должны быть хоть у кого-то?
Михаил Трепашкин: Мигалки должны быть у спецслужб, которые необходимы для срочного выезда, что касается спасения жизни людей.
Мумин Шакиров: То есть вы имеете в виду МЧС...
Михаил Трепашкин: МЧС, ФСБ, МВД.
Мумин Шакиров: А машины должны быть с определенной окраской?
Михаил Трепашкин: Обязательно должны быть знаки различия, чтобы было видно, кто едет. Есть синий и красный цвет – это для определенных целей.
И хотел бы затронуть еще одну тему. Сейчас зачастую руководители закрывают глаза, когда задерживают за рулем сотрудников прокуратуры, ФСБ, МВД и так далее. Совершаются аварии, о которых пресса не пишет, когда они в нетрезвом состоянии.
В Москве есть ресторан "Поручик Ржевский". Сотрудник Генпрокуратуры выпивает минимум бутылку водки, садится за руль своего BMW и пошел...
Мумин Шакиров: Мы знаем случаи не только с сотрудниками спецслужб. Была история с вице-президентом компании "ЛУКОЙЛ", который попал в аварию, когда погибли две женщины на Ленинском проспекте. Был огромный шум, даже была какая-то акция "Не будем заправляться на станциях "ЛУКОЙЛ". Многие были уверены, что в аварии виноват водитель Mercedes. Но следствие решило иначе – виновницей ДТП признана одна из женщин, которая погибла. Ее дочь осталась сиротой. Инсульт был у отца. И вице-президент "ЛУКОЙЛа" господин Анатолий Барков обещал помочь материально ребенку.
То есть тут разные истории, необязательно силовики. Это те, кто обладает властью, деньгами и так далее.
Геннадий Гудков: Когда я был депутатом, "Единая Россия" протаскивала закон, который запрещает задерживать, останавливать и привлекать к ответственности огромное число должностных лиц в силовых структурах: следователей, руководство следственных отделов, управлений, прокуроров, помощников прокуроров. И еще тучу людей, которые не имеют никакого отношения к процессуальному статусу следователя, прокурора. Поэтому сегодня они пользуются этими привилегиями. Любого сотрудника ДПС спросите, и он вам скажет: "Мы не можем того задерживать, этого... Видим, что они пьяные, обкуренные, с женщинами "с пониженной социальной ответственностью..." дэпээсники ничего не могут сделать. Они сами звереют.
Мумин Шакиров: А кто должен проводить расследование? В Сети я прочитал несколько писем, и одно из них – это обращение к Александру Ивановичу Бастрыкину: "Прошу вас взять под контроль расследование ДТП с участием автомобиля ФСБ, повлекшее смерть сотрудника ГИБДД".
Геннадий Гудков: Тот, кто написал, будет послан.
Мумин Шакиров: Скорее всего, это письмо – как предложение, чтобы взяли под контроль...
Геннадий Гудков: У нас пишут челобитные с XII века, как только появилась бумага.
Нет в России независимого аудита власти, нет в России независимого контроля.
Мумин Шакиров: Кто формально должен расследовать это происшествие?
Михаил Трепашкин: Военное следственное управление, если за рулем был сотрудник ФСБ.
Мумин Шакиров: Но не Следственный комитет, который возглавляет Бастрыкин?
Михаил Трепашкин: Они входят в структуру Главного военного следственного управления, а Главное военное следственное управление входит в Следственный комитет Российской Федерации. А Бастрыкин – глава.
Мумин Шакиров: Мы видим машины депутатов Госдумы в огромном количестве. У них есть какие-то преимущества перед остальными водителями?
Геннадий Гудков: Юридически – нет. По факту есть несколько машин, по-моему, шесть мигалок оставили Думе, шесть мигалок оставили Совету Федерации. И есть еще машины со стробоскопами у председателей комитетов. Ну, это незначительное число. У нас парламент не является органом власти, а является приживалкой при этой власти. Ну, что-то дают какому-то начальству, чтобы они не чувствовали себя ущербно на фоне "мигающих" начальников столовых и дач приема, а так – нет. Я же расследовал этот вопрос. Еще раз говорю, что на тот период из тысячи мигалок порядка 120 было отдано, допустим, ФСБ, 100 – МВД, 6–10 – в одно министерство, в МЧС – 10, в Министерство обороны – 20, и так далее. Все мигалки были распределены, включая Гидрометцентр.
Сейчас их стало больше, по-моему, еще несколько сотен добавили. Но это никак не связано с оперативной деятельностью специальных служб или служб спасения. Это бонус бюрократу за его высокое должностное положение: "Вот тебе, милый. Плюй на всех, езди как хочешь, никто тебя остановить не может. Теперь ты – каста неприкасаемых, каста избранных. Ты достиг такого должностного, карьерного уровня, когда тебе сам черт не брат". Вот что означают 1200–1300 мигалок.
Мумин Шакиров: Михаил, вы сегодня – практикующий адвокат. У вас были случаи, чтобы вы взялись за дело, когда потерпевший имеет оппонента в лице силовика или влиятельного человека, обладающего большими ресурсами, деньгами? Удавалось ли вам выиграть такие процессы и защитить потерпевшего?
Михаил Трепашкин: Я уже рассказывал случай в Подмосковье, связанный со скорой помощью. Как оказалось, водитель правила не нарушил. Когда мы тщательно изучили видеозапись, проверили по скорости, время включения сигнала перед перекрестком – там был проезд на красный свет, с какой скоростью несся второй водитель, который в данном случае выступал потерпевшим, а потом оказалось, что он виновен. И пришли к выводу, что водитель скорой помощи не виновен. Но второй водитель был сыном какого-то влиятельного лица.
Мумин Шакиров: Вот влиятельное лицо, допустим, заносит деньги, чтобы решить эту проблему. Получают крупные суммы и та, и другая сторона. В данном случае силовики, следователи, которые уже завели уголовное дело, это дело закрывают? Или они, согласно закону, должны это довести до суда?
Михаил Трепашкин: По-разному бывает. Все зависит от ситуации. Если дело получило огласку, то, как правило, они стараются довести дело до конца. А в какой форме – это уже другой вопрос.
Мумин Шакиров: То есть заключается какой-то мировой пакт между пострадавшим и виновным?
Михаил Трепашкин: Какое-то минимальное наказание в таких случаях стараются предъявить.
Геннадий Гудков: У нас случаи смертей на дорогах – результат пьянки, беспредела, неуважения. Меня привел в шок случай, что какая-то девушка кого-то сбила, и ее начинают сажать. По-моему, в Екатеринбурге такой случай был – посадили девчонку. А мировая практика такая: если ты не пьяный, не обкуренный, если ты не псих, если имеешь права на машину, то никого не сажают. Люди приходят на суд, и суд определяет, как правило, очень небольшое наказание, потому что считают, что человек, который убил другого человека своей машиной случайно, не умышленно, он будет всю жизнь переживать. Вот мировая практика такая, что человек, который совершил ДТП, стал причиной чьей-то смерти или инвалидности, у него будут муки совести сильнее, чем наказание в виде отбытия срока в тюрьме.
Я считаю, что Россия – это страна должностного автовандализма, просто ни в какие рамки... Я автолюбитель с огромным стажем, причем я проехал множество стран, и я практически нигде не видел мигалок. Ездят лидеры крупных стран, но, может быть, одна-две мигалки на страну, не больше. Только полицейские и скорые помощи. У них это очень жестко. А у нас просто чудовищная дискриминация обычного автолюбителя, чудовищное неудобство. У нас гигантские пробки образуются за счет перекрытия. Плевать они хотели на всех – и на скорые помощи, и на пожарные машины. Абсолютный эгоизм должностных лиц. Если мы берем бытовой уровень, мы должны, наверное, все-таки переходить на какие-то мировые стандарты.
Мумин Шакиров: А мировые стандарты – это изъятие всех мигалок, чтобы все были на равных.
Геннадий Гудков: И это правильно. Это давно надо было сделать. Но не в этом дело.
Я говорю о жесткости наказания. Если это не обкуренный, не пьяный, не хам и так далее, это все-таки трагедия обоюдная. И я знаю многих людей, которые были причиной гибели людей, их действительно муки совести гложут, действительно они чувствуют свою вину. Водитель трамвая, который сбил человека, так он чуть не повесился, чуть с ума не сошел.
Мумин Шакиров: А человек, который неумышленно сбил человека, катастрофа повлекла смерть, сколько лет обычно он получает? И от чего зависит, сколько он получит?
Михаил Трепашкин: Это зависит от части статьи 264-й, какая ему будет вменяться: то ли это телесные повреждения, то ли смерть, то ли смерть двух и более лиц. От этого зависит наказание. А практически назначают разное. Бывает так, что человек, который переживает больше всего, он меньше всего виноват, но он получает довольно приличный срок – 4–5 лет. Есть те люди, которые цинично совершили нарушение, а получают мизер. То есть и так, и так. Более того, когда стоит вопрос об условно-досрочном освобождении, там точно так же решаются вопросы.
Геннадий Гудков: У нас ведь нет объективного правосудия. Правосудие носит не только избирательный характер, но и заказной, и продажный, и так называемое "позвоночное право" никто не отменял. Поэтому в России невозможно понять, сколько человек получит. Все зависит от его должностного положения, связей, финансового положения, умения или возможности договориться со свидетелями и так далее. Поэтому, к сожалению, в России нет норм права, которые действуют одинаково.
Мумин Шакиров: До сих пор, согласно последней информации, не возбуждено уголовное дело по факту гибели сотрудника Дорожно-патрульной службы на Новом Арбате.
Геннадий Гудков: Да и не будет.
Мумин Шакиров: Вы считаете, что не будет возбуждено уголовное дело?
Михаил Трепашкин: Ну, труп есть, значит, обязательно должно быть возбуждено дело. И по уголовному праву 79-го года я могу сразу сказать, что здесь часть 4 статьи 264-й, которая предусматривает срок лишения свободы до 7 лет. Ясно, что колония-поселение. Если что-то циничное, суд вправе изменить на одну ступеньку ужесточение или смягчение режима. Может быть назначен общий режим. На мой взгляд, признаки очевидны, потому что было превышение скорости, тем более, в таком месте...
Мумин Шакиров: А вот разделительная полоса, когда она работает в одну сторону, а когда в другую сторону?
Геннадий Гудков: Нет никаких правил. Как-то люди сами там разъезжаются.
Мумин Шакиров: То есть навстречу могла ехать машина на большой скорости?
Геннадий Гудков: Все-таки здесь какой-то идиот ехал. Может быть, он ехал за начальником, который был сильно напуган, что он опаздывает. Потому что все понимают, что все-таки сложный поток. На этой разделительной полосе на Арбате уже столько народа посбивали, там можно мемориальное кладбище открывать, коллективное. И все москвичи знают это. И я знаю, что те люди, которые работают в Москве, они все-таки стараются аккуратно. Если видят встречную мигалку, они как-то спокойно разъезжаются. Проблем нет с этим.
Мумин Шакиров: А как вы считаете, нужно ли там делать перегородку из бордюра, чтобы разделить эти полосы? Такая дискуссия идет.
Геннадий Гудков: Я категорический противник того, что делает с Москвой Собянин. Во всех столицах мира, мегаполисах минимальная площадь дорог для автомобильного транспорта – 23-28 процентов в среднем: Токио, Париж, Лондон и так далее. В Москве было до собянинских реформ 8. В Манхэттене, районе Нью-Йорка, самой плотной мировой застройки – 20 процентов. А мы имеем 8! Поэтому если мы везде сейчас наставим бордюров, плитку никому не нужную... Я по Таганке езжу, там ужас что творится! Встала площадь навсегда. Чем больше препятствий, тем вообще движения никакого не будет. А такие полосы нужны для пожарного проезда, для скорой помощи, для экстренных, аварийных служб. Конечно, нужны такие резервные полосы.
Мумин Шакиров: В Интернете есть списки спецномеров пофамильно: эта машина принадлежит господину Нарышкину, эта – Володину...
Геннадий Гудков: Это работа "Синих ведерок", они на свой страх и риск написали машины, фамилии, номера. Когда я пытался, как депутат, как зампред думского комитета, запросить официальную информацию... Причем я говорил: "Ребята, не надо персональных данных, вы мне дайте: МВД – 40 мигалок, какие должности имеют право пользоваться мигалками. Не надо мне персональных данных, не надо фамилий, званий и так далее. Дайте, пожалуйста, начальников, которые пользуются мигалками. Мне сказали: "Пошел ты, Гудков, ничего ты у нас не получишь. Давайте тебе дадим пропуск, чтобы тебя не трогали, но только, пожалуйста, это не запрашивай". Так мне и не дали, несмотря на мои неоднократные запросы. Поэтому кто пользуется – непонятно. Страна этого не знает.
Мумин Шакиров: То есть неизвестно, какая фамилия закреплена за конкретным номером?
Геннадий Гудков: Официально такой информации нет. Есть наблюдения, что эта машина возит, например, Колокольцева, а эта машина возит Бортникова, а эта машина закреплена за Патрушевым, за Шойгу. Просто люди это знают, но официально эта информация считается страшным государственным секретом, гораздо большим секретом, нежели то, как устроен "Тополь-М" и так далее.
Мумин Шакиров: А вот сотрудник ГИБДД, он знает, перед кем надо отдавать честь, а перед кем можно и не отдавать честь? Он знает, кто едет? У него есть информация, кого можно останавливать, а кого нельзя?
Михаил Трепашкин: В большинстве случаев по наблюдениям и по срочной информации, что будет ехать такой-то с такими-то номерами. А конкретно – нет. Но, конечно, они знают. Если он постоянно стоит, и ездит одна и та же машина...
Мумин Шакиров: То есть он не остановит машину с номером АМР, зная, что это номер высокопоставленного чиновника?
Михаил Трепашкин: Большинство не останавливает.
Геннадий Гудков: У них есть четкие инструкции, кого можно останавливать, кого нельзя. Есть серия номеров, четко закрепленных за властью, и самая ключевая серия – АМР.
Мумин Шакиров: Еще ААА.
Геннадий Гудков: Есть ЕРЕ – в основном это Госдума и Совет Федерации, хотя раздали и кое-кому из "блатных". Есть ЕКХ – это ФСО. И их тоже не трогают. Это расшифровывается: "Ездим как хотим". АМО – администрация Московской области. И гаишники все эти серии знают и примерно все эти номера понимают.
Мумин Шакиров: А кому положено отдавать честь, когда проезжает машина?
Геннадий Гудков: Всем начальникам.
Мумин Шакиров: Но не видно же, кто в салоне сидит. И он прикладывает руку к голове – на всякий случай. То есть рабская психология осталась?
Геннадий Гудков: А из нас рабов делают последние 600–800 лет. А сейчас особенно интенсивно.
Мумин Шакиров: А вот сотрудники ГИБДД, включая начальника МВД, они поднимают вопрос: "Дайте поработать. Сотрудник ГИБДД не может выступать в качестве наблюдателя, когда совершаются такие правонарушения"? Или этот вопрос не обсуждается?
Геннадий Гудков: Обсуждается. На Комитете безопасности этот вопрос кулуарно обсуждался. Иногда накатывает волна какого-то просветления на министра и замминистра, которые начинают жаловаться на депутатов региональных и Госдумы, стараясь не трогать сильных мира сего. Сильные мира – это у нас исполнительная власть. И тогда там начинают думать, кого же урезать по мигалкам, какое министерство и ведомство слишком жирно живет. Но, как правило, это заканчивается пшиком. Потому что само МВД является крупнейшим бенефициаром мигалок. Я уже рассказывал, что мне предлагали: "Давай мы тебе дадим талон без права досмотра, и езди как хочешь". Я сказал: "Не нужен мне ваш талон".
Мумин Шакиров: А что это за талон без права досмотра?
Геннадий Гудков: Это оперативный талон за подписью лично министра внутренних дел. Эти талоны штучные. Они согласовываются по квотам различным оперативным службам. Этот талон вы предъявляете сотруднику ДПС. И он вообще ничего не может: ни документы ваши проверить, ни кто у вас в машине сидит... Вы можете перевозить наркотики, бомбы – что угодно.
Мумин Шакиров: А много ли таких талонов?
Геннадий Гудков: Прилично.
Мумин Шакиров: Речь идет о тысячах или сотне?
Геннадий Гудков: Я думаю, что порядка нескольких тысяч. Едет оперативно-следственная группа, у них талон. И это объяснимо. Они агента везут.
Мумин Шакиров: Михаил, какие нужно принять законы, чтобы как-то улучшить эту ситуацию, исходя из конкретной трагедии?
Михаил Трепашкин: Я думаю, что законы, которые у нас есть, неплохие, их надо соблюдать. Конечно, в последнее время там изменения были. Но самое главное, у нас до сих пор, по-моему, не ратифицирована статья 20-я Конвенции ООН о противодействии коррупции. Если бы это было, когда позвонили, кто-то говорит: "Прикройте дело", – чтобы их в первую очередь привлекали. Конечно, это улучшило бы ситуацию.
И что касается защиты сотрудников ГИБДД. Наиболее активно занимается, конечно, профсоюз сотрудников полиции во главе с Пашкиным. Вот они чаще всего обращаются, они пишут письма, стараются как-то шевелить.
Мумин Шакиров: Как раз этот профсоюз выступил в настоящий момент против погибшего. Точнее говоря, он сказал, что он нарушил правила, он не мог стоять там...
Геннадий Гудков: Не может быть!
Михаил Трепашкин: Что-то я сомневаюсь, что такое может быть.
Мумин Шакиров: Михаил Пашкин заявил, что Патрульно-постовая служба запрещает находиться сотруднику одному в ночное время. Вопросы вызывает и отсутствие патрульной машины.
Геннадий Гудков: Ну, это техника безопасности.
