Ссылки для упрощенного доступа

Звуковое искусство радио


Молли Риффель-Гордин
Молли Риффель-Гордин

Памяти Молли Гордин

Архивный проект "Радио Свобода на этой неделе 20 лет назад". Самое интересное и значительное из архива Радио Свобода двадцатилетней давности. Незавершенная история. Еще живые надежды. Могла ли Россия пойти другим путем?

Программа, которую подготовила, но не успела провести одна из старейших и популярнейших сотрудниц Радио Свобода Молли Риффель-Гордин, погибшая в Праге в 1997. Эфир 25 июля 1997.

Игорь Померанцев: Вы слушаете радиожурнал "Контакты". Его подготовила и должна была представить постоянный редактор "Контактов" Инна Светлова. Трагическая гибель журналистки вынуждает нас начать этот выпуск "Контактов" с некролога. В четверг, в 13.30 пополудни, Инна Светлова была застрелена в подземном переходе по дороге на радио. Мотивы преступления неизвестны, пражская полиция ведет расследование. Инна Светлова - журналистский псевдоним Молли Риффель-Гордин. Она родилась в Риге в 1938 году, в еврейской семье, во время войны чудом спаслась от нацистов, росла в детском доме, училась в ленинградском "Институте театра, музыки и кино". В 1963 году эмигрировала в Израиль. С 1968 года работала на "Радио Свобода", редактировала передачи о молодежи, о женщинах, о жизни евреев. Инна Светлова любила и понимала радио, понимала демократическую природу радиожурналистики. Это была взаимная любовь. Тому свидетельством письма, которые приходили Инне Светловой на "Свободу" даже во времена глушения. Этот, ставший последним, выпуск "Контактов" тоже сделан по письму слушателей. Он посвящен судьбе радио, которое Инна Светлова так любила.

Инна Светлова: "Контакты". У микрофона Инна Светлова. Вернусь к письму наших слушателей из Москвы Юлии Григорьевны Шишкиной и ее мужа Андрея Николаевича Зелинского. Они пишут: "Пора сместить акценты мирового радио от политики, культа преступников и героев, политиков и звезд к развитию самосознания каждого человека, к осознанию ответственности перед будущим". И еще: "Сейчас радио воспитывает радио-Маугли, дикарей, а должно производить радиолюдей 21 века". Ну, что ж, и упреки в адрес радио вообще, и нашего, вероятно, в частности, и надежды, на радио возлагаемые, серьезны и достойны разговора, в котором сегодня принимают участие:

Наталья Бехтина: Наталья Бехтина, "Радио России", авторская программа "От первого лица".

Сергей Бунтман: Сергей Бунтман, радио "Эхо Москвы", директор программ.

Виктор Татарский: Виктор Татарский, "Радио-1".

Андрей Баршев: Андрей Баршев, ведущий музыкальных программ "Радио России Ностальжи".

Инна Светлова: И в студии в Праге со мной мой коллега…

Дмитрий Волчек: Дмитрий Волчек, "Радио Свобода", ведущий программы "Liberty Live - Свобода в прямом эфире".

Инна Светлова: Итак, коллеги, прежде всего начинаем с упреков в наш адрес. Так ли, действительно, что мы, радио, радио вообще, концентрируем свое внимание лишь на политике, на культе преступников и звезд? Не слишком ли это серьезный упрек в наш адрес и можно ли так обобщать?

Наталья Бехтина: Я думаю, что это упрек справедливый только отчасти. Конечно, радио (я сейчас как представитель государственного, федерального радио говорю) политизировано в известном смысле, ровно настолько, наверное, насколько политизирована наша жизнь и наши слушатели. Я могу сказать по опыту общения со своими слушателями, к сожалению, моя аудитория - это люди старшего поколения. Молодежь, разумеется, слушает коммерческие станции, в основном музыкальные, информационные, развлекательные, но даже на государственном радио находит программы - у нас ведь есть тоже развлекательные программы и специальные молодежные. Я думаю, что тут можно говорить о другом - как это делается? Как мы рассказываем о политике, как мы рассказываем о политиках, всегда ли мы это делаем на должном уровне профессионализма, порядочности? Я думаю, что коллеги сейчас продолжат этот разговор.

Инна Светлова: Сергей Бунтман, а впрямь, как мы рассказываем о политиках, о политике?

Сергей Бунтман: Я думаю, что каждая радиостанция рассказывает по-своему, все зависит от ее информационной или политической направленности. Мне кажется, главное – понять, что если радиостанция политически не ангажирована, если она направлена и устремлена к информации, то здесь политика занимает много места только потому, что она занимает много места в жизни. Если первая новость - это заявление президента Ельцина, то это - первая новость. Если первая новость - это игра сборной России по футболу, то это - первая новость. Или приезд Лучано Паваротти в Москву. Может быть, это тоже система звезд, в данном случае звезда будет или Ельцин, или Паваротти, или сборная России, если она, дай бог, хорошо сыграет.

в данном случае звезда будет или Ельцин, или Паваротти, или сборная России, если она, дай бог, хорошо сыграет

Эта система - просто обращение внимания на самое яркое событие за какую-то единицу времени. Мне кажется, что информация - это самое главное. Во всяком случае, к этому нужно стремиться информационному радио.

Инна Светлова: Виктор Татарский, "Радио-1", надо ли стремиться к информационному радио или, может быть, у радио другие задачи?

Виктор Татарский: Всему свое время и место. Весь вопрос - в пропорции, как мне кажется. Я всю жизнь занимался и занимаюсь музыкальными передачами и, вообще, передачами по искусству, поэтому для меня такого вопроса не стояло никогда. Думаю, как слушатель, мне кажется, что многовато разговоров, и радио теряет свою главную особенность – забыли, особенно ФМ станции, что это вид искусства, само радиоискуство. Генрих Белль, никогда не писавший драматических произведений, он, как вы знаете, беллетрист, он написал специально цикл пьес для радио. Вот что меня беспокоит. А что касается политики - только пропорции.

Инна Светлова: Радио - это искусство. Это очень хорошо, это очень приятно слышать нам, коллегам, которых не всегда балуют такой оценкой высокой. Андрей Баршев, радио "Ностальжи", ваше мнение?

Андрей Баршев: А вы не могли бы, Инна, еще раз процитировать ту же строчку из письма?

Инна Светлова: С удовольствием. Наши слушатели пишут о том, что пора сместить акценты мирового радио от политики, культа преступников и героев, политиков и звезд к развитию самосознания каждого человека. И там есть еще один упрек в наш адрес, работников радио - мы воспитываем радио-Маугли, дикарей, а должны производить радиолюдей 21 века. Вот такое письмо.

Андрей Баршев: Второй тезис мне вообще кажется далеко не бесспорным, по поводу того, что мы должны воспитывать. Должны ли мы вообще ставить перед собой цель воспитания? Хватит, мне кажется, уже навоспитывались, именно благодаря черным тарелкам когда-то. Может быть, нам вообще оставить в покое эти задачи? На мой взгляд, радио это, прежде всего, гость в доме. Если включили радио на вашей волне, значит, вас пригласили домой. Вот, кажется, исходя из этого и надо бы действовать. А что касается культа звезд, я не думаю, что настоящие звезды нуждаются в том, чтобы им делали культ. Если речь идет о Лучано Паваротти, то, о чем говорил Сергей Бунтман, или если речь идет о Фрэнке Синатре, почему же лишний раз не напомнить об этом человеке? Тут, мне кажется, не надо изобретать велосипед и, самое главное, не ставить перед собой высоких целей достижения светлых идеалов. Побеседовать и помочь провести людям тяжелый день - вот и вся задача.

Инна Светлова: Дмитрий Волчек, мой коллега, "Радио Свобода", сидящий сейчас со мной в студии в Праге, скажите, а, может быть, прав Андрей Баршев, может быть, не наша задача воспитывать слушателя, воспитывать человека 21 или 22 века? Может быть, нам этим заниматься не надо уже больше?

Дмитрий Волчек: Вы знаете, в значительной степени мы все-таки идем на поводу у слушателя, чего слушатель хочет, то, в конечном счете, мы ему и даем. Вот у нас есть один из выпусков нашей программы "Liberty Live", утренний, где слушатели участвуют в прямом эфире, обсуждают актуальные вопросы по самым главным темам дня, которые мы им задаем, и мне всегда казалось, что люди устали от политики и с удовольствием обсудили бы что-то, не имеющее никакого отношения к политическим событиям. Но всякий раз оказывается, что нет, не хотят. Вот, например, недавно мы задавали редкий для нас вопрос (потому что, в основном, у нас вопросы о политике) о неопознанных летающих объектах, летающих тарелках, там был информационный повод. И, вдруг, оказывается, что публику это раздражает! Они говорят: мы считали ваше радио серьезным, а сейчас вы как какая-то жалкая ФМ-станция задаете нам такие глупые вопросы, или переводили эту тему на политику, говорили, что летающие тарелки в Кремле, Ельцин из летающей тарелки, и так далее. Не хотели обсуждать эту тему. Вот - загадка.

Инна Светлова: Дмитрий, вы сказали о том, что мы, радиоработники или радио вообще, как бы на поводу идем у нашего слушателя. Но есть еще один вопрос: а есть ли такое обобщенное понятие "слушатель", можем ли мы ориентироваться на одну единую массу?

Наталья Бехтина: Я полагаю, что есть такое понятие как слушатель, если бы его не было, для чего бы мы тогда работали все? Я - страстный поклонник радио не только потому, что я на нем всю жизнь работаю, но еще и потому, что я согласна с Виктором Витальевичем Татарским в том, что это искусство, и это очень специфическое искусство, более тонкое, чем искусство телевидения.

я согласна с Виктором Витальевичем Татарским в том, что это искусство, и это очень специфическое искусство, более тонкое, чем искусство телевидения

В телевидении спасает картинка, это знают все, а радио - это голос человеческий. И я думаю, как любят иногда выражаться некоторые критики, которые, кстати, очень мало внимания уделяют радио, все наши газеты, все печатные издания заполнены анализом телевизионных программ, а радиопередачи - это так, что-то там бухтит, извините за непарламентское выражение, на кухне, там сводку погоды послушать… А на самом деле это искусство. И вот это скромное очарование радио, мне кажется, в нашей стране недооценено, прежде всего, политиками. Потому что, по крайней мере, в России, но и в любой стране, радио - это мощнейшее средство информации.

Инна Светлова: Виктор Витальевич Татарский, вы тоже считаете, что радио недооценивают в печати наши коллеги журналисты или политики?

Виктор Татарский: Что касается непосредственно моих передач и моей скромной персоны, я на это пожаловаться не могу, потому что за последний год, в связи с 30-летием "Встречи с песней", было шестнадцать публикаций только в московских изданиях. Но что касается того, что недооценивают политики – да, безусловно, и это видно на полном отсутствии финансирования государственного радио. Я не знаю, о чем они думают, это совершенно бесхозяйственное отношение, помимо того, что они не используют очень мощную трибуну для самих себя. Хотя бы это. И всегда на коллегии Гостелерадио в свое время Сергей Георгиевич Лапин занимался телевидением, а радио - если оставалось время и очень немножко. Хотя цензура буйствовала вовсю, и у нас, наверное, круче, чем на телевидении. Требовали с нас всегда очень много, а давали, увы, совсем немного. Я это говорю не жалуясь, а просто констатируя грустный факт. Особенно сейчас, когда мне, например, "Встречу с песней" приходится делать чуть ли не в подпольных условиях, фронтовых, ибо в государственном "Доме радиовещания и звукозаписи" закрыты все аппаратные, все фонотеки, причем эти фонотеки создавались нами, моими друзьями и коллегами на протяжении десятилетий. Литературно-драматическая редакция Всесоюзного радио, детская, музыкальная - это весь художественный фонд, и он нами создан.

Виктор Витальевич Татарский
Виктор Витальевич Татарский

Инна Светлова: Сергей Бунтман, мы заговорили вдруг о трудностях. Вероятно, без этого разговора и не обойтись, без этого и не провести передачу о работе радио, о целях, о задачах радио, о том, как мы с ними справляемся. У нас свои трудности и свои проблемы. Какие проблемы у "Эха Москвы"?

Сергей Бунтман: "Эхо Москвы" - частная станция. Несмотря на то, что она информационная, это, в принципе, единственная информационная и полностью частная станция. Проблема у нас есть – как заработать деньги. Только их мы не должны просить у политиков, у нас акционерное общество и нам главное - зарабатывать. Вот здесь возникают всевозможные уже коммерческие нюансы. То есть процент рекламы, который мы должны давать, как реклама сочетается с нашими передачами, должны ли мы отвечать за содержание той рекламы, которую мы даем, должны ли мы отвечать за те слова, которые у нас говорят представители фирм в коммерческих передачах, рекламируя свой товар? Часто бывает, что в один день рекламируется товар одного свойства, он ругается другой фирмой на следующий день. Это очень тяжелая ситуация, мы пытаемся из нее выйти. Но при этом нам нужно быть рентабельными, потому что информационное радио, как вы понимаете, чрезвычайно дорогое, это не чисто музыкальный формат, который обходится гораздо дешевле. Но я бы сейчас хотел сказать, что мы не можем на себя брать несвойственные коммерческому радио задачи. Информация – да, разговор – да, вход в проблему - да. Но то, что сейчас происходит с телерадиофондом, с фондом звукозаписи, что происходит с государственным радио - это чудовищно. И не сейчас это началось, я бы сказал, что точка отсчета это 1991 год, когда была погублена идея большого, культурного, мощного канала общероссийского, национального, как есть во Франции, например, "France Culture". Это было погублено для политического радио, политизированного радио, была устроена монополия некая. И вот "Радио-1" просто стало жертвой, куда свалили все, что было на 1 и на 3 программе самое хорошее для того, чтобы оно погибало. У меня полное ощущение этого, и мне очень тяжело, как всякому человеку, который вырос на радиопередачах детской литературной музыкальной редакции. Это было самое лучшее, самое чистое, что произвело советское радио. Губить, прежде всего, это - было преступлением. Извините, что я не в свои сферы немножечко залез.

Инна Светлова: Спасибо вам, Сергей Бунтман, но я хочу обратиться сейчас к нашим слушателям, к Юлии Григорьевне Шишкиной и ее мужу Андрею Николаевичу Зелинскому. Я очень надеюсь, что они нас слышат сейчас. Они - авторы письма, на которое мы сегодня собрались ответить, и я хочу обратить внимание на то, что, как вы слышите, у радио вообще масса проблем сегодня и, может быть, не всегда причина в нас самих, в том, что мы не всегда выполняем задание, которое возлагает на нас наш слушатель. И тут я возвращаюсь к теме "слушатель" - а есть ли он такой слушатель вообще? Андрей Баршев, у вас, в вашей музыкальной программе "Радио Ностальжи", кто ваш слушатель, знаете ли вы о нем что-либо?

Андрей Баршев: Да, конечно. Только я прежде всего хотел бы заметить, что почта это еще не аудитория. Мне кажется, что это не то чтобы часть аудитории, а совершенно особая, отдельная часть. Слушают – одни, а очень часто пишут не то чтобы другие, но совершенно специфическая часть. Поэтому в своей работе я бы не стал очень уж ориентироваться на почту. Телефон - это уже немножко другое дело. Именно этим я, пожалуй, объясняю нынешнее обилие конкурсов, игр, всяких завлекаловок на коммерческих станциях - только бы позвонили, только бы услышали рекламодатели, что у станции есть слушатель. Что касается наших, да, диапазон возрастной достаточно широк, от 29 лет и до бесконечности, хотя практика очень часто опровергает. Как только заканчиваются экзамены в школах, я это называю "школьным наступлением на "Музыкальный автомат"", есть такая передача у нас на станции, которую я веду, поэтому и подростки… Тут все дело в том, что слушали люди в семье или, наоборот, чего они вообще не слышали и вдруг случайно услышали. Все-таки, согласитесь, мы поставили перед собой главную задачу - вернуть нашим слушателям то, что они не получали в течение многих десятилетий, будучи практически отрезанными от мировой музыкальной культуры,

мы поставили перед собой главную задачу - вернуть нашим слушателям то, что они не получали в течение многих десятилетий, будучи практически отрезанными от мировой музыкальной культуры

если, конечно, не считать титанический труд моего коллеги Виктора Татарского.

Инна Светлова: Дмитрий Волчек, мы сейчас говорим о слушателе как о единой массе. И можно ли ориентироваться на единую массу – то, что нравится одному, не нравится другому, и категорически не устраивает третьего. Как найти золотую середину? Удается ли это и надо ли это?

Дмитрий Волчек: Мне очень трудно судить о слушателе программы, которую я веду, потому что это информационная программа. И почта информационной программы очень невелика, по определению. Какой смысл писать? Это – информация, не более того, здесь нет предмета для дискуссии. Единственное, что обращаясь к той рубрике, о которой я говорил, когда слушатели звонят, как определить, кто этот слушатель, с какой целью он звонит? Мне очень сложно. Информационную программу, политическую, слушают преимущественно люди не самые молодые. У меня такое ощущение, что молодежь мало интересуется политикой. Но как определить эту аудиторию, какой социальный слой - очень сложно, мне кажется. Политика может интересовать кого угодно.

Дмитрий Волчек (слева), Дмитрий Пригов и другие участники литературного вечера, Ленинград, 1986
Дмитрий Волчек (слева), Дмитрий Пригов и другие участники литературного вечера, Ленинград, 1986

Инна Светлова: Наталья Бехтина, знаете ли вы, кто ваш слушатель?

Наталья Бехтина: Увы, я знаю, кто мой слушатель, и я уже сожалела об этом. Мой слушатель – люди старшего поколения. Я хотела бы поддержать мысль, высказанную Сергеем Бунтманом, по поводу того, что по конъюнктурной ситуации 1991 года мы лишились, по крайней мере, на некоторое время… Вот сейчас на "Радио Россия" восстанавливается это все, у нас теперь в полном объёме существуют все виды вещания: и художественное, и музыкальное, и детское, и развлекательное. Но было время, когда в 1991 году мы получили полностью 1 канал, и весь этот канал был заполнен только политическими программами, только разговорами о политике, только жаркими дискуссиями демократов с не демократами, оппозиции с правоверными. Я знаю своего слушателя, это люди старше 40 лет, люди, в основном, небогатые (согласно социологическим исследованиям, радио слушают, если только не в автомобиле, люди небогатые), люди среднего достатка, люди, к моему великому сожалению, большей частью озлобленные, жизнью недовольные, которые не нашли себя в новых жизненных условиях, не нашли своего места в рыночной экономике. И, честно вам скажу, я не злюсь на них, у меня, конечно, бывают периоды нелюбви к своей аудитории, потому что они зачастую настолько некорректны и в письмах, и в телефонных разговорах, но, в общем, в основном, мне жаль этих людей, и хотелось бы с ними говорить, как-то их успокоить, обнадежить, словом добрым пригреть. И когда я сижу в студии со своими собеседниками, от которых, как они думают, что-то зависит, мне хочется тоже из них выколотить какие-то слова, чтобы они с народом-то поговорили! Вот уже здесь было сказано моими коллегами, что не понимают, что это великолепное средство общения с народом. Ведь раньше, когда не было практики радиообращений президента Российской Федерации, мы всегда ссылались на США, что вот американский президент находит возможным по радио обратиться к народу, а наши первые лица государства такой возможностью не пользуются. Теперь, может быть, это изменится. Так что я своего слушателя знаю и надеюсь, что, может быть, наши с ним контакты приведут к тому, что люди станут менее сердитыми на нашу непростую сегодняшнюю жизнь.

Инна Светлова: Виктор Татарский, за тридцать лет вашей передачи "Встреча с песней", вы, наверное, очень хорошо знаете вашего слушателя. Он изменился за последнее время?

Виктор Татарский: Да, конечно. Он изменился. Если передача начиналась как передача, восстанавливавшая старые фронтовые песни, забытые или запрещенные, и, естественно, была ориентирована на фронтовиков, которые тогда, в 1967 году, еще были живы, то был определенный такой состав слушательский. Но позднее, когда они стали из жизни уходить, передача перешла по наследству к их детям и внукам, особенно в том случае, если письмо их ушедшего отца было в передаче и я выполнил его просьбу. Тогда это остается в памяти на долгие годы для семьи, тут такая преемственность поколений в настоящем смысле. Самый разнообразный возраст - это от маленького Сережи Величко из украинского села до 80-летних фронтовиков, которые еще живы, дай им бог здоровья, но, конечно, многие из них уже писать не могут. Что касается уровня, то это очень духовно наполненные люди как правило. Они пишут о горечи последних событий, и это тоже, как Наталья Павловна говорила, люди малообеспеченные, как правило. Но так как все тут связно с музыкой, с песней, все это окрашено определенным лирическим светом, цветом, тоном, и все-таки "печаль моя светла". Вот так, пожалуй. Очень хороший народ пишет. У меня есть прямой эфир, раз в месяц, двухчасовой, и я тоже общаюсь по телефону со слушателями. Но это – другое. Письма человеческие - это письма-исповеди, это художественные произведения порой. Меня подозревают все тридцать лет - не сочиняю ли я сам эти истории. Это невозможно, это надо быть одновременно Достоевским, Толстым, Чеховым! Это немыслимо. Да и зачем придумывать? Вопрос только в отборе. И, несмотря на то, что то поколение людей, заставших Серебряный век, оно уже ушло почти, даже новые люди, пришедшие сейчас (я не говорю о новых русских, они этого не слушают, им это не нужно), молодые ребята, они сейчас пишут письма совершенно замечательные. Я это отношу за счет того, что эта песня, памятная для семьи или для конкретного человека, вызывает необходимость написания письма.

Инна Светлова: Виктор Витальевич, должна согласиться с вами, письма слушателей - это великое дело, у меня рука не поднимается, прочитав письмо, даже если оно неприятно, даже если оно очень грубое бывает, рука не поднимается выбросить его в корзину. Это, действительно, какая-то связь, какая-то ниточка между нами, сидящими в одиночестве, порой, в этих студиях перед микрофоном. Но вы упомянули новых русских. Сергей Бунтман, новые русские, они ваши слушатели?

Сергей Бунтман: Все дружно закричали: это ваша клиентура! Я, честно говоря, не очень понимаю этот термин. В анекдоте он очень хорош в представлении о красном пиджаке, о бритом затылке, это все очень здорово, но это такой фольклор нашего нового времени. На самом деле это очень разные люди. Какие-нибудь члены бандитских группировок, думаю, вряд ли нас слушают. Я думаю, что, может быть, чтобы получить информацию из первых рук, может быть, им полезную в чем-то, они начинают это понимать. Но это люди, которые сейчас разными способами, такой очень крупный слой, сейчас особенно в крупных городах, я не беру какие-то места, где это совершенно по-другому выглядит, люди, которые пытаются приноровиться к жизни с напором. Некоторые люди, которые сейчас испытывают большие трудности, они тоже пытаются приноровиться к жизни, если не опускают совсем руки, но без напора, с другой позиции. А здесь - пытаются сделать жизнь такой, какой они считают настоящей, нужной. Это, мне кажется, очень расплывчатое понятие, оно может превратиться со временем с средний класс, оно может превратиться со временем в теневую, мафиозную сторону каждого общества. Дети этих людей… Как мы рассчитывали, что скупают партийные работники и номенклатурщики книжки, это хорошо, следующее поколение прочтет.

скупают партийные работники и номенклатурщики книжки, это хорошо, следующее поколение прочтет

А сейчас очень интересное поколение 16-19-летних, это совсем другие люди. Вырастут из них новые русские? Я думаю, что они даже этого термина не узнают, когда станут 25-35-летними, это будет для них история какая-то. Растет очень интересное поколение. Когда-то Борис Гребенщиков изобрел замечательный термин, один из немногих, который для меня существует основополагающим. Существует вертикальное поколение. Не горизонтальное по-возрасту, а вертикальное. Например, 17-летнему ближе 90-летний старец почтенный и 3-летний мальчик или девочка, чем свои ровесники. Так что общество переформировывается. Поэтому, чего я не понял, честно говоря, в письме, это понятие радио, которое учит то ли Маугли, то ли воспитывает людей 21 века. Сейчас есть радио (если бы было множественное число у этого слова, его нет, к сожалению), сейчас есть возможность выбора того, что тебе предлагают. И еще - идти на поводу у слушателя. Мне кажется, что, в конце концов, мы можем жаловаться на свою публику, жаловаться, что, к сожалению, это или пожилые или слишком молодые люди наступают, но мы им предлагаем то, что мы любим, и в том ракурсе, который нам приятен. И когда мы слушали под подушкой "Радио Свободу", нам предлагали то, что считали нужным нам рассказать, лишенным огромнейшего пласта информации. То, чего мы были лишены. И не очень думали: нужно нам это или не нужно, будет слушать дядя Вася, Иван Иванович или профессор Абрам Семенович. Думали, что это нужно. Вот мне кажется, что большинство из нас, те, кто профессионально относится к своему делу, тоже считают, что это нужно нам, мы не можем не сказать именно так.

Инна Светлова: Смею заверить вас, с моим почти неполным 30-летним опытом "Радио Свобода", мы и сегодня делаем то, что нужно, что мы считаем нужным, и потому ценит наш слушатель нас так давно и так долго. И у нас есть преемственность наших слушателей, и у меня есть слушатели, которые уже во втором поколении пишут и слушают. И я уверена, что наша задача, которую мы выполняли тогда, когда вы (да и я сама) слушали "Радио Свобода" под подушкой, мы выполняем ее сегодня. У нас сместились несколько акценты, может быть, сместились несколько задачи, но, самое главное - мы делаем все то же самое, то, что мы считаем нужным. Но мы заговорили о молодежи, о молодом поколении. Чуть ранее Наталья Бехтина сказала, что, к сожалению, молодежь ее не слушает. Вы же, Сергей Бунтман, сказали, что новое поколение очень интересное, 16-17-летние интересные люди растут. Андрей Баршев, у вас в музыкальной программе, кто ваш слушатель? Скорее всего это и есть эта молодежь, которой не хватает, скажем, Наталье Бехтиной?

Андрей Баршев: Совсем не обязательно. Вы спрашивали, изменился ли слушатель? Конечно, но и радио тоже изменилось. Раньше радио для всех было вроде как в Кремле. И сейчас, когда человек слышит свой голос по радио, поздравляет свою маму с 70-летием, это нужно чувствовать, что испытывает в этот момент пожилой человек. Поэтому говорить о том, что, допустим, воспоминания могут быть только у пожилых людей, я с этим бы не согласился. Вот мы назвали себя "Радио Ностальжи", но ведь ностальгия не имеет возраста. Для кого-то это вчерашний школьный бал, а для кого-то, наоборот, очень давняя первая любовь, первая работа, студенческие посиделки, разговоры на кухне и так далее. Поэтому мы в наших музыкальных программах стараемся именно помочь человеку еще раз пережить те самые лучшие мгновения своей жизни, которые сопровождала та или иная мелодия. Это не просто подбор музыкальных вещей, скажем, для танцев – быстро, для ночных посиделок – медленно. Нет, мы стараемся вообще стать семейным радио, и во многих случаях это удается. Вы говорили, что у вас есть письма уже от двух поколений, а мне, например, бывает очень приятно, когда звонит совсем молодой человек и говорит: хочу обрадовать маму, есть ли у вас в фонотеке такая-то вещь, под которую когда-то мама познакомилась с папой? Или что-то в этом роде. Поэтому я думаю, что новая молодежь - просто замечательная. Тут Сергей говорил по поводу новых русских и бандитских группировок. Я бы, кстати, членов бандитских группировок не записывал в новые русские. Это давно известно, и они всегда будут. А что касается новых русских – действительно, замечательные люди, и слушают не только в машине, и даже у себя на фирме слушают, иногда ущерб делу, это я знаю точно по звонкам.

Инна Светлова: Дмитрий Волчек, мне все-таки хочется продолжить разговор о наших будущих слушателях, о молодежи, которую, как мы с вами знаем по нашему опыту, нелегко привлечь в слушатели. Чего ждет молодежь? Что можем, что должны мы, радио, ей сегодня предложить? Только ли музыку или, может быть, как-то привлечь ее? Что мы должны сделать?

Дмитрий Волчек: Я так давно уже думал о том, какую бы сделать молодежную программу, что успел за это время состариться. Вы знаете, действительно, я разделяю чувства и Сергея, и Андрея, я очень люблю это поколение 16-17-летних, с восторгом, даже каким-то трепетом отношусь к нему, с огромным интересом читаю их журналы («Ом», «Птюч» и многие другие), слежу за этой культурой. И честно скажу: они как-то даже настолько лучше нас, свободнее, интереснее, что иногда теряешься - чему я могу их научить. Они меня должны учить этой свободе, которую я достигал очень большим трудом сам для себя, и которую они так легко получили. Это я без зависти говорю, хотя, может быть, и с какой-то завистью. Я думаю, конечно, в первую очередь – музыка. И все радиостанции, которые сейчас для молодежи существуют, и те радиостанции, которые я слушаю, когда приезжаю в Россию, "Радио Maximum", например, конечно, это, в первую очередь, музыка. Ясно, что молодежь не выносит дидактизма, занудства. Конечно, если новости, то это должны быть очень короткие новости, они не должны быть исключительно сухо политическими. Вот какие-то такие общие рассуждения. Но, честно говоря, я еще раз повторю, я теряюсь перед этим поколением - оно настолько свободнее, и настолько шире, в общем смысле, их взгляды, что иной раз кажется, что кто-то другой должен для них работать, не я, по крайней мере.

Инна Светлова: Митя, но если это так, то не обеднеем ли мы это молодое поколение, идя у них на поводу? Они хотят слушать музыку? Слушайте музыку. Не хотите новости? Не надо, пусть будут телеграфным текстом. Но, может быть, правы наши слушатели - таким образом, действительно, вырастут только радио-Маугли. Может быть как-то не заставить, но наставить, настроить, может в этом наша задача? Если мы не можем и не должны воспитывать, то что можем мы, радио, тогда?

Дмитрий Волчек: Я думаю, конечно, все то же самое, но в первую очередь речь идет о языке. У них другой язык, к сожалению. Я не хочу сейчас говорить конкретно ни о какой радиостанции, из участвующих сегодня в передаче, но я боюсь, что мы грешим рудиментами советского языка, мы обращаемся все-таки к аудитории другого поколения и обращаемся на языке понятном, в первую очередь, именно этой аудитории. У молодежи другой язык. Полностью сменить язык тоже нельзя, сделать такой конгломерат - смешно будет. Как выйти из этой ситуации мне очень трудно представить себе.

Инна Светлова: Сергей Бунтман, как выйти из той ситуации? Что, нам всем перейти на сленг? И что делать в такой ситуации?

Сергей Бунтман: Мне кажется, что на сленг, кончено, не надо переходить, мне кажется, что язык, речь должны быть адекватны ситуации. Когда говорят о ночных клубах, предположим, языком заседания Академии наук - это смешно,

Когда говорят о ночных клубах, предположим, языком заседания Академии наук - это смешно

это глупо, но когда все пестрит непонятными терминами, связками, которые ничего не значат - это глупо, это не нравится ни молодым, ни старым. Они просто к этому привыкают, в этом начинают вариться, говорить надо так, как умеешь, как считаешь нужным, как это применимо к теме, говорить надо так, чтобы это запоминалось, во всяком случае. У меня был замечательный пример обратного воздействия. Можно общаться с молодёжью на любые темы, главное, чтобы они не почувствовали никогда фальши, а, чтобы они не почувствовали фальши, нужно, чтобы ее просто не было.

Инна Светлова: Спасибо! Если мы заговорили о нашем слушателе молодом, то есть о слушателях будущего, может быть, вообще стоит поставить вопрос - есть ли вообще у нас, у радио, будущее? В той ситуации, в которой возникают новые передачи, а разные СМИ и телевидение предлагает их массу, и рынок огромный, есть ли у радио будущее, удастся ли нам вообще выполнить какое-нибудь задание, не говоря уже о том задании, которое поставили перед нами наши слушатели Юлия Григорьевна Шишина и Андрей Николаевич Зелинский - воспитать радиолюдей 21 века. Как насчет нашего будущего?

Наталья Бехтина: Я повторю то, что сказал сейчас Сергей - все будет зависеть от того, как мы это будем делать, как мы будем разговаривать. Конечно, если мы будем говорить (я не имею в виду даже сленг) неграмотно, если мы будем говорить свеклА и магАзин, если мы будем употреблять числительные в невозможных вариантах, и у нас всегда будет "более семьсот", то нас просто уважать не будут и, мне кажется, нам этого не простят. И вот это будут Маугли или какие-то там дикари, если мы так с ними будем разговаривать. А то, что у радио есть будущее, я в этом не сомневаюсь, и я думаю, что никто из сидящих ни в московской студии, ни в студии в Праге в этом не сомневается.

Инна Светлова: Андрей Баршев, быть радио или не быть?

Андрей Баршев: Да, конечно, быть, и очень долго, столько, сколько будет существовать человечество, я в этом абсолютно уверен.

Виктор Татарский: Радио оставляет своего слушателя человеком творческим, в отличие от телевидения оно не навязывает ему зрительный ряд, и у каждого человека идут свои личные, собственные ассоциации в связи с тем, о чем говорится или с музыкальным произведением. Это крайне важно, поэтому ни о каких Маугли вообще речь не идет.

Сергей Бунтман: Надо оставлять возможность прочувствовать, домыслить весь мир, который за ним представлен - что в информации, что в музыке, что в разговоре. Радио было довольно трудно выдумать, но единожды оно появившись исчезнет с большим трудом!

Инна Светлова: Спасибо!

Игорь Померанцев: Вы слушали журнал Инны Светловой "Контакты". Он вышел в эфир вне графика, вне расписания, и причина тому трагическая - гибель нашей коллеги, радиожурналистики Инны Светловой. В четверг в 13.30 пополудни Инна Светлова была застрелена в подземном переходе по дороге на радио. Мотивы преступления неизвестны, пражская полиция ведет расследование. Вместе с близкими Инны Светловой мы скорбим в связи с гибелью друга и коллеги. Инна Светлова работала на "Свободе" без малого 30 лет, она понимала и любила радио, эта любовь была взаимной - ей писали сотни слушателей. Этот, ставший последним, выпуск "Контактов" тоже сделан по письму слушателей, он посвящен судьбе радио, которое Инна Светлова так любила.

XS
SM
MD
LG