«Картошка в огородах, - пишет госпожа Таран, - это как спорт. Кто первый посадит и кто первый выкопает. А в промежутке – прополка, окучивание, борьба с колорадским жуком. От химии не убежишь. Земля – капитал. За неё убивают и ныне, а не только в старых книгах. Земля привязывает к себе – про любовь не спрашивает, стягивает твои руки мертвым узлом. Не люблю работы на земле. Не говорите мне, что все родившиеся на селе так любят работать на полях и огородах, что не представляют себе жизни без этого. Мол, связь с землей прибавляет сил, вдохновляет. Могу поверить, что выращивание цветочков в своей усадьбе – наслаждение. Помню, в Великобритании часто видела, как семейные пары копошатся на клочках земли. Идиллия! Цветничок – три на три метра. Это же не прогоны земли, которая требует ежедневного согбенного стояния, иначе – лес сорняков. Эстетическое удовольствие, органическая потребность – это одно. А принуждение к работе на земле, за которым поколения изнуренных крестьянок, горбатившихся на бесконечных полях сахарной свеклы, на ветру, на солнце, под дождем – это другое. Земля, конечно, капитал. Только люди вечно помешаны на этом бесценном капитале. Сто лет назад, после переворота, их поманили землицей и затянули в колхозы. Колхозы отбили желание трудиться на земле с любовью и с толком», - пишет госпожа Таран.

Не так уж давно люди думали, что вот не будет колхозов - и бывшие колхозники станут настоящими хлеборобами, полюбят себя в этом благороднейшем качестве. Но вскоре после распада колхозов-совхозов стало видно, что повальная любовь к земле не вернулась. Тогда пошли разговоры, что колхозная порча проникла в народ навсегда. Это были искренние, красивые, но праздные разговоры. Разговоры мало думающих людей, пусть иной раз и ученых. Упускалось главное. Колхозники – это было сословие, особенно до середины шестидесятых годов. В чем-то оно было менее крепостное, чем за сто лет до того, в чем-то – более. Людей не выпускали из села, не выдавали им паспортов. Господа молодые сталинисты! Вам знакомы выражения «паспортизированная местность», «не паспортизированная местность»? Когда паспорта стали, наконец, выдавать, и люди, естественно, побежали из села, за них взялась пропаганда. Не сметь, это не патриотично! Где родился, там и пригодился. О том, что молодежь покидает село, кричали, как о конце света. Выдумывали почины: всем классом после выпуска остаемся в родном селе! Что значит сословная принадлежность? Это значит, что ты хлебороб независимо от того, есть у тебя склонность к этому занятию или нет. Людей с тягой к земле в советском народе было не больше и не меньше, чем в любом народе на планете: несколько процентов. Остальные крестьянствовали по принуждению, по принадлежности к сословию. И что мы видим сегодня? Два грандиозных явления. Производством сельхозпродукции занимаются единицы. Остальные жители села, и то не все, копаются в огородах. Охотнейше покупают продукты, в том числе – далеко не самые необходимые, хотя получают копеечные пенсии и пособия. В глаза бросается всеобщее отвращение к ручному труду на земле. Малейшая возможность употребить технику используется без раздумий. В моем селе никто не берет в руки косу для заготовки сена. Никто, ни один человек. Выкосить траву перед двором - и то заводит свой или нанимает минитрактор. Всеобщая любовь к мышечному труду может вернуться только с такой катастрофой, которая не оставит людям иного выбора, как взять в руки тяпку, лопату, грабли.

Недавно я высказался против обязательного школьного образования. Пусть, мол, решают родители, посылать ли свое чадо даже в первый класс. А где-то с шестого-седьмого уже должно быть личное дело каждого школьника – терять ли там и дальше невозвратное время, или поискать другое место и другие способы. «Уважаемый Анатолий Иванович, - пишет в связи с этим госпожа Четвертакова из Омска, - вы, извините, в своем уме?». Пока, кажется, в своем, Марина Сергеевна, а почему я так смело высказался, сейчас поясню вам и остальным слушателям «Свободы». Дело в том, что я нисколько не верил и не верю, что мое пожелание когда-нибудь исполнится. Родители – и они, прежде всего - они, а не государство! – как посылали своих детей в первый и последующие классы, так и будут посылать. Скажу больше. Если бы вдруг вышло постановление, что это не обязательно, они постарались бы еще тверже, уже своей, родительской властью, сохранить обязательность. Посмотрите, как настойчиво они выпихивают (так и говоря: выпихиваем) своих уже взрослых дочерей и сынов во всякие заведения, которые считаются учебными и даже имеют громкие названия университетов и академий. Еще долго будет ходячим мнение, что с дипломом легче устроиться в жизни. А есть же еще такое слово, как «статус». Его сейчас знают и дошкольники. Диплом, корочки – это статус, а статус - это все, что нужно для счастья. С таким убеждением живут миллионы чуть ли не с рождения и уж наверняка - до самых похорон, до статусных, понятно, похорон и, конечно, статусных поминок.

Пишет Петр Билык: «Послушал вашу передачу про школу и школьные наказания и вспомнил. Где-то в шестом классе мама неожиданно спросила меня, почему почти все матери моих одноклассников рассказывают ей о вызовах в школу, а её ни разу за все годы не вызывали? Мне, помню, даже как-то неловко, стыдно стало, и я попытался оправдаться. И обещал впредь постараться быть как все. Вот каким боком иногда поворачивается жизнь!».

Да, Петр, вы с вашей матерью не одни такие. Мою мать тоже ни разу не вызывали, хотя по поведению у меня всегда была «четверка». По всем предметам – «пятерки», а по поведению – «четверка». Не вызывали же мать потому, что знали: не явится, а приводы, как ни странно, не практиковались. Не явится по двум причинам. Первая: ей было некогда, она работала по двадцать часов в сутки, надо было выживать, осталась без мужа, не вернувшегося с войны, и без крыши над головой. Вторая причина: ее совершенно не интересовали мои школьные дела – какие у меня там отметки, какое поведение. Ее занимало мое поведение дома, по хозяйству – как исполняю уроки по прополке, по заготовке кормов для коровы, свиньи, Это поведение, надо сказать, ее не устраивало. Я подвергался постоянной критике и довольно суровой. На колхоз – с десяти лет работал охотно, а на себя, в своем хозяйстве, - спустя рукава.

«Альтернативная цивилизация РФ, - пишет Вован Таган, - это цивилизация, где культ традиционных ценностей: авось, небось да как-нибудь. На авось забрали у Украины Крым, на авось вошли в Донбасс. Забыли только, что "авоська веревку вьет, небоська петлю закидывает". Теперь, авось Трамп, авось Европа расколется, авось нефть и газ подорожают... Великая альтернативная цивилизация живет великими надеждами», - пишет Таган. На другом языке примерно об этом говорится как о нехватке компетенции, управленческой квалификации, да и простой рациональности. Обдумать все досконально, взвесить, просчитать, да без фантазий, без приятных допущений – это не в кремлевских правилах. Ценятся общие рассуждения, взгляд и нечто, витание в облаках. И не перестаешь восхищаться, как хорошо эту национальную черту, эту слабость постигает русский ум, какая самокритичная меткость в этих словах: авоська веревку вьет, небоська петлю закидывает! Что, кстати, означает слово небось? Это ведь не боись, не бойся – как-нибудь, может быть, обойдется, дело обернется не худшим образом. У Пушкина в «Капитанской дочке» пугачевцы, вешая барина, приговаривают: «Не боись, не боись!». Поразительно, как наглядно и жестоко эта особенность проявляется в важнейших государственных решениях. Сидят люди, в чьих руках судьба страны, судьба государства, судьба народа, а решения принимают все на тот же авось да небось.

«В одной из последних передач, - следующее письмо, -вы поставили вопрос, от которого поползли мурашки по всему моему организму, а не только по телу. Вы прочитали эмоциональное письмо, автор которого доказывал, что в Северной Корее намного свободнее, чем в мусульманских странах. Было видно, что ему нравится Северная Корея и что он согласился бы в ней жить, если бы ему пришлось выбирать. Вы осторожно озвучили свой вопрос: как понимать наметившийся в последнее время в России доброжелательный интерес к Северной Корее? Вы назвали этот интерес попыткой реабилитации чучхе. По роду деятельности я вхож в инженерно-преподавательские круги ряда российских высших учебных заведений. Должен вам сказать, что таки да, там присутствует Северная Корея в разговорах о внутренней и внешней политике России. Некоторым моим собеседникам нравится, прежде всего, северокорейская дисциплина населения и руководящих кадров. Там нет нашей разболтанности. Одобряется также полный расчет на свои силы. Народ держат в ежовых рукавицах, зато страна, благодаря этому, ни от кого не зависит, живет по своим понятиям. Слушая эти разговоры, я думаю: не ожидают ли нас репрессии? Почва созревает. Закрывать на это глаза не хочу сам и не советуюмоим подрастающим детям. Говорю с ними на эти серьезные темы без скидки на их школьный возраст. Астафьев».

Спасибо за письмо, господин Астафьев. В среде тех русских имперцев, которые обременяют себя мыслями, заметен интерес не только к Северной Корее. Выделяется их интерес к сталинизму. Не к Сталину как к личности, а к сталинизму. Чем он их привлекает? Полной властью над экономикой. В нынешней России им этого очень не хватает. Была, говорят, вся воля Кремля над народным хозяйством, причем, во имя великой цели. При этом, правда, допускалась мелкая хозяйственная самодеятельность. Сельские жители своими силами строили себе скромные домишки, оказывая соответствующие трудовые услуги друг другу. Существовали базары, кустари-одиночки и даже промысловая кооперация. Что особенно восхищает нынешних патриотов-сталинистов, - высилась над всем в отечестве пара грандиозных проектов, для которых не жалели ничего. Называют атомный и ракетный. Верят, что советский народ сознательно шел на жертвы ради державы, явно подразумевают и кровавые – террор для дисциплины. Хотят думать, что и сегодня потихоньку растет народная готовность к жертвам. И речь не только о затягивании поясов. Через воображаемый прицел поглядывают на богачей - на тот миллион, который пока самозабвенно жирует. Еще несколько лет – и враждебность к нему станет такой, что высшее руководство будет просто вынуждено пойти на драконовские меры. Это будет, разумеется, совершенно новое руководство. Раскулачат и разошлют по тюрьмам плутократов. Простому народу велят поменьше есть и тратиться на пустяки. Все будет подчинено величайшим проектам во славу Родины. Дисциплина и порядок! И никто нам не указ. Одно могу сказать, друзья. Когда до этого дойдет, скучно никому не будет. Можете смеяться, но не удивлюсь, если своих поверженных противников сталинисты будут именовать путинстами.

Николай Кузнецов: «Мне тоже казалось, что старые друзья не могут измениться. С целью вспомнить общее прошлое я начал искать контакты в "Одноклассниках", нашел двоих, один не откликнулся, а с другим мы пару лет общались по Инету. И вот три года назад он шлет мне вопрос, как я отношусь к событиям на Украине. Отвечаю, что очень положительно и что это пример для России. И кто бы мог подумать - он обозвал меня предателем и пятой колонной. Я долго не мог сообразить, что происходит, но общение пришлось завершить», - пишет Кузнецов.

Иностранцы давно отмечают с удивлением, что русские очень склонны к серьезным разговорам обо всем на свете - о своих верованиях и вкусах, о политических взглядах, партийных предпочтениях, о личных и государственных делах, любят спорить и спорят до хрипоты, бывает – до разрыва отношений, даже брачных. Вести беседу из вежливости русскому человеку тягостно, светскость – не его стихия. Встретив незнакомого, он должен немедленно проникнуть в его сокровенные мысли, узнать, чем он дышит, какого он стана и, разумеется, обратить его в свою веру. Исповедник, пропагандист и агитатор. Очень любит задаваться общими вопросами. Хлебом не корми… Один пишет: «Так каково же русское мировоззрение? Думаю, это сплав высокомерия, ксенофобии, паранойи, конспирологии, ну и, разумеется, эсхатологизма. Нет?».Вон сколько иностранных слов… По-моему, весь русский человек с его мироощущением - в одном вопросе, который он задает собутыльнику: «Ты меня уважаешь?». В этом вопросе - потребность в том, чтобы видели в нем свободного человека, а не крепостного, каким он до сих пор себя во многом чувствует, и не сказать, что без всяких оснований. Правда, лодырю свобода нужна чуть меньше, чем труженику. В то же время из иного лодыря свобода может сделать труженика.

Из Санкт-Петербурга пишет господин Кудрявцев, побывавший в родном селе близ Ижевска. Читаю: «Как учитель со стажем, обратил внимание, прежде всего, на школу. Она выглядит нарядно. Видно, что ремонтировалась с чувством, с толком, с расстановкой. Дети хорошо одеты, все с мобильниками, веселые, озорные, честно говоря – немножко чересчур. Как человек православный, обратил внимание и на церковь. Купол блестит, окна чистые, ступени на паперть свежие, люди, поднимаясь по ним, не спотыкаются, поскольку трезвые. Парк не замусорен, в нем спортивные снаряды для учащихся школы и всех желающих. В селе четыре магазина, побывал во всех. В глаза бросились низкие цены, что говорит о том, что торговцы приспосабливаются к доходам населения. Доходы, правду сказать, ниже, чем в городе, но и цены им соответствуют. Россия стоит, и стоит крепко, не шатается», - пишет Кудрявцев с некоторым вызовом, если вы почувствовали. Сейчас начинается новый разговор, новый спор, новое сражение: улучшается ли жизнь в России после заметного ухудшения или не улучшается. Каждый исходит из своего опыта, своих наблюдений и впечатлений. Кое-кто обращается и к статистике. Простой вроде разговор, но подспудно – в высшей степени политический. Казалось бы, рассказывайте друг другу, ну и слушателям Радио Свобода, что вы видите, что думаете, но нет, рассказывать-то рассказывают, но обязательно – в порядке борьбы. На арене - две партии: партия очернителей и партия украшателей. При этом каждый считает себя беспартийным, то есть беспристрастным. Никто не скажет о себе, что он очернитель, только о другом. Никто не скажет о себе, что он украшатель, тоже только о другом. И вот еще какое заметил я отличие, по-моему – важнейшее. Которые говорят, что жизнь наглядно улучшается, те радуются, прежде всего, за Россию, за отечество, в конечном счете – за себя, выстоявших против заграницы, которая попыталась их наказать тем, что перестала продавать им многие нужные и не очень товары. Некоторые прямо восклицают: «Выжили!», как будто позади осталось что-то поистине ужасное. Которые же говорят, что жизнь не только не улучшилась, а даже ухудшается, те про отечество – ни слова, только про начальство, про власть.

«Реальность в России, - следующее письмо, - вовсе не располагает к буханью в литавры. Знаменитый волгоградский тракторный завод - и тот загибается. Тяжело, но нет паники. Никто не бежит и даже не мечтает убежать – не то, что сейчас в Латвии или на Украине. Россияне понимают международную ситуацию и терпят. Да, на Россию по факту нападают и обложили. К России и россиянам чудовищно несправедливы. Да, США поддерживают любую сволочь, если она против России и русских. Это реальность. Все понимают, кто виноват: США. Вопрос в другом. Нельзя только терпеть. Надо что-то делать. Это мое мнение», - читая это письмо, я вспоминаю выражение: горьким смехом моим посмеюся. Перед нами патриот из патриотов, крымнашист, враг Америки – и не может высказаться у себя на родине так, чтобы его услышала вся страна, прибегает к посредничеству Радио Свобода, американской радиостанции. Выделю слова этого человека про трудную международную ситуацию. Пусть простят мне молодые или сравнительно молодые слушатели «Свободы», но я должен вспомнить советское время. Что было особенно тяжело для колхозов и совхозов, для их председателей и директоров? Государство выгребало из их закромов почти весь урожай, все зерно без разбора - и продовольственное, и фуражное. На корм скоту, птице, свиньям почти ничего не оставалось. Но сокращать поголовье не разрешалось. Чтобы отправить на мясо одну старую двухсисюю корову, требовалось особое разрешение областной власти. Казалось бы, нет ничего нормальнее, как держать столько живности, сколько можете прокормить - нет, держи столько, сколько приказано пять лет назад обязательным к исполнению планом выходного поголовья, как это называлось. Так и получалось, что скот - кожа да кости, ни мяса, ни молока, никакой прибыли, только убытки. В начале каждого года колхозам-совхозам обещалось, что сверх плана не возьмут с них ни килограмма зерна. Но начиналась уборка – и следовал приказ с объяснением, что в связи с тяжелой международной обстановкой надо отправить родине все, что будет собрано. А план по мясу и молоку тоже извольте выполнить. И так из года в год, из десятилетия в десятилетие. И вот сегодня мы с вами опять услышали про тяжелую международную обстановку, которую мужественно терпят сознательные граждане России. И это чистая правда. Привычно понимают и привычно терпят.

Находят и утешения. Странные, но тоже привычные. Одно из утешений – думать, что кому-то еще хуже. Читаю: «Люди уезжают. Из той же Латвии. Из России вот не уезжают. Массово, по крайней мере. Вот в чем вопрос. Подумайте.Латвия, конечно, не обезлюдеет. Половина трудоспособных на заработках в европах, дома только долбаная местная элита с обслугой, осваивает гранты, которые Запад дает в обмен на русофобский-антироссийский товар. Ну, и остальные там пенсионеры с детьми. Долбаная элита учит всех, кто остался, местной мове, пенсионеры с детьми выживают на деньги тех, кто горбатится в европах. Вот так и живут. И так жить можно в конце концов. Жизнь не кончится ни в Латвии, ни на Украине. Но это будут и уже есть в значительной мере другие страны. Украина встраивается в Запад вслед за той же Прибалтикой. Вот и у нее будет, как в Прибалтике. Промышленность просто схлопнется. Как ушли в небытие ВЭФ, Рафик и прочие. Половина трудоспособных уедут на заработки в ту же Европу. Вы думаете, на Украине будет лучше? А с чего бы это? В Латвии сегодня людей меньше, чем немного погодя после войны», - пишет этот слушатель. Из глубины России пишет, с Волги. Гондурас его уже, судя по всему, не беспокоит, переключился на Прибалтику и Украину, но на самом деле все его мысли о России. Значит, что он хочет сказать? Он хочет сказать, что вот не осталась Прибалтика с Россией, не прислонилась к ней после распада Советского Союза, и глядишь, скоро обезлюдеет. Ему не приходит в голову спросить себя: почему эти люди перебираются на Запад, а не на Восток? В Германию, Францию, Испанию, Италию, а не в Россию, не в Белоруссию. Почему даже русские жители Прибалтики переселяются туда же, на Запад, а не в Россию? В России еще не такие благоприятные условия, как на Западе, скажет он. А почему? Потому что подняться на должную высоту России, скажет он, мешает тот же Запад, всякие враги, недруги и соперники. Без такого кивка он не обойдется никак. Если же вы попытаетесь уточнить у него: так что, это Запад побуждает вас выбрасывать мусор где попало, требовать и давать взятки на каждом шагу, устраивать столпотворения в лечебных заведениях, с опасностью для жизни истреблять запасы спиртосодержащих жидкостей в аптеках, голосовать за бандитов и помешанных - в общем, жить, как вы живете? Немец виноват? Француз? Американец? Он ответит, что вы уводите разговор в сторону, сбиваетесь на частности и демагогию, что вы, одним словом, враг. А если вы обратите его внимание, что то же самое говорят и некоторые люди в России, он скажет, что и они враги, пятая колонна.

«Очень хотел бы встретиться со своими русскими друзьями и многочисленными русскими коллегами разных лет по работе, - пишет Виталий Иванченко из Киева. - Поговорить, как раньше, но душам и узнать, как они думают сегодня обо всем, что произошло за эти последние сорок лет. Мне кажется, что те, с кем я дружески общался в те далекие годы, не могли измениться до такой степени, чтобы нам не захотелось быть рядом сегодня. Но реальная информация в интернете (не в СМИ) из России говорит о противоположном. Как будто мы с разных планет».

Именно, Виталий, именно! Разные планеты. То, что происходит сейчас в России, называется: кошка бросила котят. Она их бросила после того, как встретила такой отпор Украины и Запада, какого не ожидала. Тогда и наступила послепутинская эра. Тогда. Сейчас она в самом разгаре. Котята живут своей жизнью. Живут, как умеют: вон почти бессознательно пробуют устроить для себя новый сталинизм. Часть из них может оказаться за колючей проволокой, некоторые из видных устроителей – как двурушники.

На волнах Радио Свобода закончилась передача «Ваши письма». У микрофона был автор - Анатолий Стреляный. Наши адреса. Московский. Улица Малая Дмитровка, дом 20, 127006. Пражский адрес. Радио Свобода, улица Виноградска 159-а, Прага 10, 100 00. Записи и тексты выпусков этой программы можно найти в разделе "Радио" на сайте svoboda.org