Информационное агентство Regnum опубликовало интервью Светланы Алексиевич, которое заканчивалось словами: "Я запрещаю вам это печатать".

Изначально писательница была уверена, что интервью она дает для издания "Деловой Петербург".

"Меня об этом попросил Николай Солодников, которого я хорошо знаю по проекту "Диалоги", – сказала она РС.

Солодников в данном случае выступил посредником между нею и редакцией "Делового Петербурга", что сам подтвердил на своей странице в Фейсбуке: "С просьбой об интервью обратился журналист "Делового Петербурга" (уважаемого нами издания) - ни о каких других СМИ речи не было". Поэтому, когда Светлана Алексиевич начала общаться с интервьюером Сергеем Гуркиным, который был представлен ей как журналист "ДП", она естественно не уточняла у него, где именно появится текст.

Интервьюер Гуркин предупредил Алексиевич, что "не согласен с ее позицией по подавляющему большинству вопросов". Ее это не смутило. Однако по ходу интервью у писательницы возникло ощущение, что перед ней не журналист, а пропагандист:

"Это был набор штампов, который вы каждый день слышите с экранов телевизоров на бесчисленных политических ток-шоу. Я долго пыталась что-то объяснять, потом махнула рукой. Я поняла, что ему в сущности неважно, что я отвечу. Ему было важнее зафиксировать свою позицию. Мне стало неинтересно. Я этого интервью больше не хотела ни в каком варианте, поскольку это уже нельзя было назвать ни интервью, ни диалогом. Это был разговор с глухим".

Корреспондент издания тем не менее отнес текст в свою редакцию. "Деловой Петербург" с пониманием отнесся к позиции Светланы Алексиевич и отказался его публиковать. И тогда корреспондент предложил его другому изданию, информационному агентству Regnum, с которым он сотрудничал внештатно.

Агентство опубликовало текст. Текст вызвал скандал и обвинения Алексиевич в том, что она считает, что "можно понять" убийц Олеся Бузины", полагает, что "украинизация" – это есть хорошо, в отличие от русификации и пр. По крайней мере, ровно так ее слова публично интерпретировал автор текста Сергей Гуркин.

"Все перевернули, переиначили. Например, как я могу оправдывать убийц? Я могу только предположить, какими мотивами они руководствовались", – сказала писательница РС.

На вопрос РС: "Помогла бы восстановлению более точной картины разговора публикация аудиозаписи этой беседы?" – писательница ответила утвердительно.

И тогда мы обратились к руководителю агентства Модесту Колерову с вопросом:​ собираетесь ли вы публиковать аудиозапись беседы Сергея Гуркина со Светланой Алексиевич?

– Нет. А зачем. У нас не было от нее претензий в фальсификации текста.

– Речь не о фальсификации. О редактуре. Об отбрасывании фраз, которые кажутся автору лишними и пр. А самому интервьюируемому не кажутся.

– Если писатель выступит с просьбой опубликовать запись беседы, поскольку считает, что текст был препарирован, мы эту запись опубликуем, – пообещал Модест Колеров.

Светлана Алексиевич попросила считать сайт РС ровно той площадкой, с которой она публично обращается к агентству Regnum:

– Коль это интервью появилось в печати, я прошу опубликовать полную аудиозапись всей беседы.

Возможно, после появления аудиозаписи страсти вокруг этого интервью поутихнут. Или наоборот. Дождемся публикации.

PS Уже через полчаса после этой публикации редакция агентства Regnum сообщила нам, что выложила полную аудиозапись интервью. Теперь каждый может получить представление о позиции писательницы без посредников-интерпретаторов.

Мы тоже сравнили аудиозапись интервью с текстовой версией. обнаружилось, что это конечно же не точная стенограмма разговора. Обнаружилось, что сам автор текста сам себя в нескольких местах, которые видимо казались ему неудачными, редактировал.

1. В опубликованном тексте один из его вопросов звучал так:
"Некоторое время назад Вы дали нашумевшее интервью о том, что в Белоруссии может начаться религиозная война между православными и католиками, потому что «человеку можно вложить в голову всё». А Вам тоже можно вложить?"
В реальной жизни, в звукозаписи, все это выглядит совершенно иначе:
"Вы некоторое время назад дали нашумевшее интервью. Вы приводили пример по поводу православных и католиков в Белоруссии.
- Но там была глупость несусветная…
- Я знаю что там дело было не в православных и католиках. Я хотел спросить не про католиков. Я хотел спросить про фразу «человеку можно вложить в голову все». А вам тоже?"

То есть в реальной жизни ОН НИЧЕГО НЕ ГОВОРИЛ АЛЕКСИЕВИЧ про религиозную войну со ссылкой на нее же саму.

2. Аналогичный пример, когда автор вносит в текст то, чего он на самом деле Светлане Алексиевич не говорил:
В тексте: В одном из интервью Вы сказали: «Вчера я шла по Бродвею — и видно, что каждый — личность. А идешь по Минску, Москве — ты видишь, что идет народное тело. Общее. Да, они переоделись в другие одежды, они ездят на новых машинах, но только они услышали клич боевой от Путина «Великая Россия», — и опять это народное тело». Вы действительно так сказали?
В звуке все проще: «Есть еще одна ваша цитата, где вы сказали о пластике, Бродвея, личности, народное тело».
Далее в звуке следует такой диалог:
— Да, я это сказала. Но сказала со ссылкой на того же Леонтьева. Я где-то прочитала эту его цитату. Но, как всегда в журналистике, эту часть ответа отбросили.
- На Леонтьева какого?
- Философа.
В тексте это уточнение автора выбрасывается. Наверное он не хочет, чтобы читатели думали, что он знает только одного Леонтьева.

3. Автор убирает из текста невыигрышный для себя кусок разговора:
- Я не готов сравнивать с Чечней… Я не знаю…
- А почему не готов? Вы что – не знаете, что было в Чечне?
- Я знаю это только по рассказам.
- Это то же самое.

4. Автор также убирает из своего вопроса фразу, выделенную здесь капслоком:
«Мне кажется самоочевидным, что нынешняя борьба украинского государства с русским языком — это главная претензия, которую к ним предъявят. НУ ВЫ ЗНАЕТЕ. ЗАПРЕТ ОФИЦИАНТАМ РАЗГОВАРИВАТЬ В КАФЕ И ТАК ДАЛЕЕ. Десять лет назад агентство Gallup проводило исследование о том, сколько процентов населения Украины думают по-русски»

Он видимо передумал при публикации текста, что официантам запрещено говорить по-русски.

5. Точно так же он выбрасывает из текста вот этот звуковой фрагмент:
На слова Алексиевич: «В интернете миллион снимков, как туда (в Донбасс) ходит русская техника», автор отвечает:
- Вы знаете, что это фотошоп?!
- Да бросьте вы. Это никакой не фотошоп.

6. Еще пример авторской саморедактуры. В тексте он говорит: "интернет-трафик российских каналов превышает трафик украинских".

В аудиозаписи он говорит по другому: трафик российских каналов превышает СВОБОДНЫЙ ПРОСМОТР УКРАИНСКИХ. Что есть сравнивает несопоставимое. Кислое с соленым. Понятно его желание поправиться.

7. В тексте автор говорит, что 83% жителей Украины думают на русском языке.

В звуке он говорит, что таких 86.

Это не существенно с точки зрения смысла. Это только показывает, что автор самого себя постоянно с удовольствием корректирует.

8. Аналогичный пример саморедактуры автора:

В тексте: "А в феврале 2014 года, сразу после государственного переворота, до всяких Крымов, мы увидели проекты законов против использования русского языка".

В звуке: "А в феврале 2014 года, сразу после государственного переворота, до всяких Крымов, мы увидели ЗАКОНЫ, ЗАПРЕЩАЮЩИЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ РУССКОГО ЯЗЫКА В ЦЕЛОМ РЯДЕ СФЕР".

9. Слова самой Алексиевич печатаются с искажением:
В тексте:
- Я не политик. Но когда ставится под вопрос цельность государства, это проблема политики. Когда туда вводят чужие войска и начинают на чужой территории наводить порядки. По какому праву Россия вошла в Донбасс?
В звуке:
Я не политик. Это не мой взгляд на жизнь. Но когда СОХРАНЯЕТСЯ ЦЕЛОСТНОСТЬ государства, то конечно это проблема политиков, когда туда вводят чужие войска и начинают на чужой территории наводить порядки. По какому праву Россия вошла в Донбасс?

Реальная цитата конечно же звучит четче и логичнее. И писатель непременно поправила бы текст, если бы ей предоставили такую возможность.

10. Из текста Алексиевич убирают значительную по смыслу фразу. В том фрагменте разговора, где речь идет о русификации Беларуси, выбрасывается важное предложение, объясняющее ее позицию по поводу законов, которые с точки зрения автора интервью ущемляют права русского языка.
В тексте: "Другого способа сделать нацию нет".
В звуке она говорит так: "Другого способа сделать нацию нет. Если у нас белорусский 2 часа в неделю, английский 4, а все остальное - русский?"

11. Еще пример того, как автор редактировал Светлану Алексиевич.
В тексте она говорит: «Свободные люди – это, скажем, люди с европейским взглядом на вещи. Более гуманитарные. Которые не считали, что можно страну раздербанить, а народ оставить ни с чем».
В звуке, после «ни с чем» следует добавочное предложение: «как то, что у нас произошло». При редактуре, как видим, оно исчезает.

И самое главное. Текст заканчивается словами Алексиевич, что она запрещает публиковать интервью. В звуке есть продолжение. Журналист спрашивает: - Почему? - А потому что... - начинает объяснять Алексиевич. А дальше звук обрывается. Но автор мог сообщить, что разговор на эту тему состоялся. Это нечестно - делать вид, будто она вовсе не прояснила своей позиции на предмет своего запрета.

В сумме

Алексиевич права, когда говорит, что в ее словах «все перевернули, все переиначили». Она имеет в виду те чудовищные интерпретации ее слов, которые постфактум сделал автор интервью, когда ее фразу (об убийцах Бузины) «можно понять их мотивы» он стал трактовать как одобрение этих мотивов. Или когда он заявил, что «она считает возможным запрещать говорить на родном языке», при том, что у нее во-первых нигде нет такой категоричной фразы, а во-вторых, он сам же убрал одно из ее объяснений, показывающих, что национальные языки нуждаются в реальной защите.

И уж конечно, раз он публиковал это интервью несмотря на то, что писательница этого не хотела, он не должен был корректировать его вообще. Тут либо оба на равных, оба вносят правки, согласовав их друг с другом, либо никто.