"Я, Нейфельд Эмилия Карловна, была выслана в 1941 году вместе с родителями: отец Нейфельд Карл Петрович и мать Нейфельд Мария Ивановна, как немецкой национальности. Отец и мать по дороге умерли от страха, холода и голода, и где я возьму свидетельство о смерти? Отца мы сами закопали в Астрахани, а мать на какой-то станции в кучу трупов положили и дальше повезли нас. Я даже точно не знаю, что это за станция была, но мне кажется, что Оренбург. Да, уже была зима, а нас везли в телячьих вагонах, мы друг на друга падали. Вот такой был семнадцатый год моей жизни".

Эту страничку из письма своей матери опубликовал в "Фейсбуке" волгоградский художник Михаил Нейфельд, прочитав статью о том, что депортация народов при Сталине проходила в комфортабельных условиях, по дороге почти никто не умирал, а все рассказы о страшных мучениях депортированных – выдумки Солженицына и общества "Мемориал". "Какой-то скот написал эту статью. У меня на руках давнишнее письмо матери, где она пишет о том, как умер в пути ее отец, как мать положили на перроне какой-то станции в кучу трупов. Подонок, называющий это фантазиями!" – не сдерживает гнева Михаил Нейфельд.

​

"Это письмо мать написала в 90-е годы, в Караганде, – рассказывает Михаил. – Она описала то, о чем почти никогда не говорила. А когда я спрашивал, особенно о трудармии, она начинала плакать. Я, конечно, тогда еще не читал про "Колымский трамвай", не знал о существовании таких вещей, но сейчас уверен, что там многих насиловали".

Михаил Нейфельд родился в 1949 году в Ухте, где поневоле оказалась его мать. Его отцом тоже был заключенный. Там же, в Ухте, его мать нашла своего брата, арестованного еще в 1937 году.

"Карл Карлович Нейфельд, 1918 года рождения. Мать рассказывала, что в 1937 году из НКВД пришли за их отцом, а он был после больницы в коляске. Им не хотелось таскать его, они просто спросили: "У вас есть кто-нибудь помоложе?" Маме тогда было 13 лет, а брату 18. Он был в соседнем украинском селе на танцах. Мать всё поняла, побежала за ним, стала плакать. Он говорит: "Ну что ты, успокойся, что тут сделаешь". И его арестовали вместо отца по 58-й статье. Она его встретила уже в Ухте. Он был на спецпоселении, работал на тракторе. В марте река Ухта еще скована льдом, он на тракторе ехал по льду через реку, трактор провалился, он выплыл, но замерз и умер".

До войны большая семья Нейфельдов жила в Донецкой области, село Терновка, колхоз имени Фридриха Энгельса. Эмилия была младшей. В 1941 году всех немцев депортировали в Казахстан. Михаил Нейфельд никогда не был в Терновке, но хранит доставшуюся ему от матери справку: опись имущества переселяемых.

"Я ее в целлофан заложил: если на нее дунуть, то она может рассыпаться. Там перечислены размеры дома, мебель какая была, но вычеркнута швейная машинка. Я у матери спрашивал, почему. Это, говорит, когда нас выселяли, украинцы-соседи подошли, попросили отдать: "Все равно вам ничего не вернут", – мы и отдали им швейную машинку".

Михаил Нейфельд по крупицам собирает информацию о судьбе своих родных. "Я спрашивал мать, но она не рассказывала, говорила, что с них брали до 1974 года подписку о неразглашении того, что происходило в ссылке, в трудармии. Когда мать приехала в 1990 году ко мне в Волгоград, она стала озираться по сторонам. Я говорю: "Ты чего озираешься?" – "А я же немка". Когда их ссылали, они Сталинград проезжали. В Астрахани они закопали отца, а в другом городе их мать умерла, ее просто бросили на перроне в кучу трупов. Вся семья Нейфельдов оказалась в Казахстане. В 1943 году секретарь карагандинского обкома получил запрос послать 600 немок на лесоповал в Ухту, в тайгу. Одну партию из Караганды отправили, в нее попала моя мать, а вторую партию секретарь обкома не дал, потому что ему были нужны работницы на шахтах. Тогда женский труд в шахтах использовали. Мать была на третьем лагпункте. Некоторые товарищи говорят: "Трудармия – это не зона". Нет, это была самая настоящая зона. Немки демобилизовались из трудармии в 1947 году, но до 1956 года они еще были на спецучете, то есть то же самое фактически. Как раз в это время освобождались мужчины, которые отсидели лет по 10, уголовники, блатные. Скорее всего, чтобы сменить фамилию, хотя бы по фамилии не быть изгоем, немки выходили замуж. Не думаю, что по любви".

Недолгим был и брак матери Михаила с его отцом, сидевшим по неполитической статье. В 1954 году она отыскала родственников в Караганде, а в 1959 году перебралась в Казахстан навсегда, определилась в шахтостроительное управление штукатуром-маляром.

"В начале 90-х годов, когда Гельмут Коль сказал, что он всех немцев примет, и еще не было тестирования на язык, все ее родственники уехали, а ее с собой не взяли, так как она была после обширного инфаркта. А в 2000 году она умерла".

Михаил тоже хотел уехать в Германию, но так и остался в Волгограде. "Наверное, из-за лени". У него есть мечта: выпустить две медали, которые он подготовил в память о депортированных по приказу Сталина немцах. Пока эскизы существуют только в гипсе.

"Я изобразил забор с колючей проволокой, две вышки по бокам и вереницу людей. Реверс – просто шрифт, там написано 1427232 немцев жили в СССР на 18 января 1939 года. Менее 600 тысяч из них вместе с рожденными в депортации выжили в середине 50-х годов. А на второй медали забор, и там внизу перечислены Устьлаг, Севлаг, Ухтпечлаг, десяток лагерей".

На то, чтобы отлить медали в бронзе, нет средств. Зато в Волгограде, где живет Михаил Нейфельд, процветает открытый в 2006 году музей Сталина.

"Я страшусь одного, что нашему городу вернут имя Сталинград. Я даже как-то позвонил на "Эхо Москвы", когда там обсуждалась эта тема, и говорю: "Ребята, а как же я буду жить в Сталинграде? Мне деваться больше некуда, у меня нет денег, чтобы куда-то переселиться. В музее Сталина я не был, конечно, но мне достаточно, что в каждом киоске его портреты. Что поделать? Сталинизм возвращается. Понимаю, что Путин инициировал все это. Ведь даже при Брежневе и тем более при Хрущеве никто памятников Сталину не ставил. Единственное, что я видел при Брежневе, – отрывной календарь, где в декабре день рождения Сталина. И никому в голову не приходило кричать: верните нам Сталина. А сейчас инициатива прошла именно по воле власти, по-другому не может быть, потому что у нас народ какой: что хочет власть, то большинство и делает".

"Демонизация личности Иосифа Сталина – способ атаки на Россию", – объясняет Владимир Путин Оливеру Стоуну, и добавляет, что считает Сталина "сложной фигурой".

А Михаилу Нейфельду остается только одно: рассказывать о трагедии, которая произошла с его семьей. В Открытый список жертв политических репрессий он внес имя своей матери, Эмилии Карловны Нейфельд. Есть там и имя ее брата, 18-летнего юноши, которого арестовали вместо больного отца, и имена их родителей, умерших по дороге в ссылку, – всего 431 человек с фамилией Нейфельд.