Александр Генис: В День России уместно отметить праздник, вспомнив человека, которого и на Западе считают отцом русской свободы. У микрофона - ведущая “КО” АЧ Марина Ефимова.
Марина Ефимова: К длинному списку книг, написанных западными авторами о Герцене, добавилась новая биография Айлин Келли – англичанки, философа, ученицы Исайи Берлина. Надо заметить, что самые известные работы о Герцене на Западе написаны именно англичанами, начиная со знаменитой книги Берлина 1978 г. «Русские мыслители», и до пьесы Тома Стоппарда «Берег Утопии», основанной на книге Берлина и прошумевшей в Лондоне и на Бродвее в 2002 году. Круг читателей этих книг «узок и страшно далёк от народа». Популярности Герцену не добавила даже пьеса, которая адресована образованному, интеллектуальному зрителю, способному понять и оценить беседы и споры Герцена с Бакуниным, Белинским и Тургеневым. Кроме того, эта пьеса (разделенная на 3 части) идет на сцене 9 часов – что ещё сузило круг её зрителей.
Мне кажется, что читательской популярности Герцена на Западе, во всяком случае, в Америке, мешает его репутация философа-социалиста и революционера – гораздо более известная, чем его репутация писателя и свидетеля эпохи. Вот несколько характеристик Герцена из рецензий на его новую биографию:
Диктор: «Русский автор-социалист 19-го века, известный своими отчаянными попытками защищать свободу человека в самые темные, деспотические времена».
Марина Ефимова: Это – начало рецензии Майкла Игнатьева в НЙТаймс. А вот начало статьи рецензента интернетного сайта университета The World University:
Диктор: «Кто такой Александр Герцен? Почему этот самый значительный и смелый русский мыслитель остается среди наименее знаменитых и читаемых»?
Марина Ефимова: И только рецензент журнала «Goodread» упомянул Герцена-литератора:
Диктор: «Александр Герцен – философ, романист, эссеист, политический агитатор, ядовитый полемист и один из ведущих русских интеллектуалов 19-го века. Его помнят, в основном, как автора литературного шедевра «Былое и думы» и как отца русского социализма, но в целом его взнос в историю идей так велик и многообразен, что с трудом поддается категоризации».
Марина Ефимова: Герцен не принадлежал ни к одному лагерю социальных мыслителей и пророков в России своего времени. Он был «западником», когда дело касалось научного прогресса, соблюдения законов и признания свободы личности, но он не считал европейский путь возможным и нужным России. Отличался он и от «славянофилов», потому что ненавидел российские традиции государственного деспотизма и осуждал подчинённость Церкви царю и трону. Однако он был убеждён, как и славянофилы, что Россия должна найти свой отдельный путь в будущее – в соответствии с особенностями своей культуры и истории.
Диктор: «Сердцем социалистических идей Герцена была его пожизненная преданность идеалу российской крестьянской артели, коммуны, свободной кооперации. В России многие его современники, включая Тургенева, считали идеализацию Герценом крестьянства и его надежды на это сословие сентиментальной глупостью. В реальности, до которой никто из них не дожил, крестьянские коммуны были созданы, но только путем насильственной коллективизации. Российское крестьянство, каким его знал и любил Герцен, было безжалостно уничтожено».
Марина Ефимова: Не примыкал Герцен и к двум лагерям российской политической оппозиции: радикалов и либералов. Чернышевский, Добролюбов и потом Бакунин требовали от Герцена большей решительности в его оппозиции к деспотизму – вплоть до поддержки идеи насильственной революции. Они пытались убедить его не расчитывать на царей-реформаторов. Но Герцен возлагал большие надежды на плодотворные последствия отмены крепостного права – реформы 1861 г, к которой он сам активно призывал. Кроме того, Герцен, эмигрировавший в 1847 году и ставший свидетелем революцию 1848-го года во Франции, боялся ( с большим основанием ), что и в России революционное правительство лишь сменит одну формы диктатуры на другую. В этом вопросе он стоял на позициях российских либералов, ратовавших за парламентское правление. Однако вскоре Герцен отошёл и от либералов. В 1849 году после жестокого подавления президентом Луи Наполеоном радикальной французской оппозиции, Герцену пришлось уехать из Франции. Именно в это время он серьезно увлёкся социалистическими идеями. Тогдашние эссе Герцена, вошедшие в сборник «С того берега», многие нынешние западные критики считают его главным трудом. Полный разрыв с российскими либералами произошел в 1863 году. Для Герцена он был трагической неожиданностью:
Диктор: «В 1863 году произошло Польское шляхетское восстание. Герцен, который страстно поддержал в своей знаменитой газете «Колокол» порыв поляков к независимости, был проклят почти всеми его друзьями и почитателями в России, поддавшимися антипольской ксенофобии».
Марина Ефимова: Не точное обвинение. Русские либералы, особенно славянофильского настроя, считали Польское восстание предательством дорогой им идеи объединения славян. Тютчев писал о восставших шляхтичах: «Геройский пыл, предательство и ложь... / В одной руке - распятие и нож...». В России восставших поддерживали немногие, из известных - члены союза «Земля и воля», а из-за границы – Огарев и Бакунин. После событий 1863 года влияние «Колокола» в России катастрофически упало, и в 1867 году самая знаменитая газета российской эмиграции закрылась. О терзаниях Герцена-политического мыслителя пишет в НЙТаймс рецензент Майкл Игнатьев:
Диктор: «Для человека, который был отравлен и ужасами французской революции, и ужасами ее подавления, а потом - ужасами кровавого Польского восстания и его жестокого подавления, 1860-е годы стали временем крушения всех социальных и политических надежд. И Герцен с горечью писал о неразрешимости вечной проблемы политики: «Как не утратить надежды на возможность лучшего политического устройства, если все мечты о нем неминуемо разбиваются». И всё же... в то время, как Тургенев впал в мизантропический пессимизм, а Достоевский ушёл от революционных идей в глухие дебри консерватизма, Герцен остался верен мечтам юности, не теряя (по выражению Берлина) “беспощадно ясного видения реальности”.
Марина Ефимова: Из рецензии Игнатьева становится заметной разница в отношении к Герцену российских читателей (во всяком случае, моего поколения) и западных:
Диктор: «Герцену не повезло. Его репутация на Западе была подмочена восхищением Ленина, восхвалявшего Герцена за то, что в своей вынужденной ссылке он сохранил «самоотверженную преданность идеям революции».
Марина Ефимова: В России 1950-х-1960-х годов, только благодаря восхвалениям Ленина, мы получили возможность еще в юности прочесть великое произведение Герцена «Былое и думы». Что касается ленинского мнения, то нас гораздо больше вдохновляли отзывы Тургенева, Достоевского и Толстого, считавших Герцена одним из лучших писателей своего времени, а позже – удивительное наблюдение Кафки, написавшего о Герцене в «Дневниках»:
Диктор: «Прочел несколько страниц из «Лондонских туманов» Герцена. Не понял даже, о чем речь, и, тем не менее, передо мной полностью возник образ человека – решительного, истязающего себя, овладевающего собой и снова падающего духом».
Марина Ефимова: На Западе репутацию Герцена-мыслителя, «подмоченную вождём российского деспотического социализма», спасал британский философ Исайя Берлин:
Диктор: «Берлин писал о том, какой абсурд – видеть в Герцене предтечу коммунистов. Герцен испытывал отвращение к революционному насилию и отвергал утверждение Маркса, что коммунизм является «ответом на загадку истории».
Марина Ефимова: Биограф Айлин Келли продолжает миссию своего учителя – освободить Герцена от навешенных на него ярлыков. И еще, как мне кажется, - заразить современников оптимизмом этого человека, прожившего трагическую жизнь. «Мы должны гордиться тем,- писал Герцен, - что в руках судьбы, ткущей ковер истории, человек не является иголкой с ниткой. Этот ковер шьется не без нашего участия, и мы в состоянии изменить хотя бы его узор. Даже если сам человек развивается по законам роковой необходимости, он ощущает себя свободным. Это - условие его деятельности. Нам может быть непонятна логика истории, но каждый из нас может выполнить свой долг».
