Конечно, самый популярный вопрос сейчас: "А чо там у хохлов?" Соревноваться с этим вопросом трудно, но я бы на второе место поставил вопрос: "А шо там на Брайтоне?" "Чо", как вы заметили, я заменил на "шо", потому что на Брайтоне несколько другой национальный состав.

Так вот, я докладываю: на Брайтоне все по-старому, чему я стал свидетелем, приехав туда к другу на несколько дней. Но так случилось, что этот самый друг нагло кинул меня. Поскольку я прилетел в субботу днем, он предпочел волнующей возможности долгой поездке по пробкам в аэропорт незатейливые шашлыки с водкой где-то на дальнем бруклинском пляже. Мне же мой наглый друг прислал сообщение, что ключи от квартиры он оставил в продуктовом магазине у Розы Марковны.

Выскочив из такси, я нашел искомый магазин. Он был наполнен "нашими", которые неторопливо выбирали, чем бы зажевать тоску по родине. Я протиснулся к продавщице и спросил: "А где тут Роза Марковна?"

– Роза в офисе, пройдите через средний зал, – буркнула продавщица, отрезая очередному покупателю балык со слезой.

Я пошел в атаку на толпу в среднем зале. Толпа была плотной – видимо, именно сюда, в этот средний зал эмигрировали все те, кто во времена СССР шутили, что едут на постоянное место жительства в Израиль. Сам средний зал посвящен молочной продукции. Меня окатила волна волнующего запаха роскошной сырной тарелки. Куски сыра на полках поражали разнообразием и сине-зелеными прожилками. "Путина с бульдозерами на вас нет!" – подумал я и скользнул в узкий коридорчик. В конце коридорчика в большой пекарне горели адским пламенем какие-то печки и духовки, куда пекарь с платком на голове ставил поднос с заготовками из теста, а справа находился тот самый офис. Офис представлял собой даже не комнатку, а некое углубление, в котором за маленьким столиком, заваленным бумагами, восседала Роза Марковна. Я ее сразу узнал, хотя никогда до этого не видел. Просто именно так и должна выглядеть Роза Марковна. Она состояла в полной гармонии со своими должностью и именем. Вот представьте себе директрису гастронома, набитого продуктами и людьми, – и вы поймете, кто такая Роза Марковна. Думаю, ваша фантазия ярче моих литературных дарований.

– Простите, вам Гоша ключи для меня не оставлял? – робко спросил я.

– Вам нет. Он оставлял ключи Ганапольскому.

– Так я и есть Ганапольский.

У Розы Марковны был суровый взгляд.

– У вас есть кепка? – сухо спросила она.

– Есть.

– Наденьте.

Я порылся в сумке, достал бейсболку и, надев ее, скорчил улыбку.

– Да, вы Ганапольский, – так же сухо констатировала директриса и протянула указательный палец с несколькими перстнями в сторону вешалки. – Вот ключи.

Я сдернул ключи с крючка.

– Это не все, – резко сказала Роза Марковна. – Нужно еще сделать совместное фото для мужа. Он вас помнит, я так думаю.

Директриса высунула голову в коридор и неожиданно громко выкрикнула: "Гриша, зайди!"

Немедленно вошел полноватый Гриша – именно он орудовал у печи.

– Возьми мой телефон и сфотографируй нас для мужа, – приказала Роза Марковна.

– Не могу, – спокойно ответил Гриша, вытирая измазанные мукой и тестом руки белым полотенцем. – Мне сосиски в тесте забрасывать надо. Еще сорок штук.

– Это Ганапольский, ты помнишь его? – жестко поинтересовалась директриса. – Ты помнишь его? Смотри, он в кепке. Помнишь?

– Нет, – пожал плечами пекарь Гриша. – Тогда я, наверное, маленький был. Роза, у меня сейчас сосиски сгорят.

– Ладно, сделай один снимок.

Она протянула Грише смартфон, он протер окошко камеры полотенцем и направил его на нас.

– Роза Марковна, подвиньтесь ближе, вы в камеру не влезаете, – он двигал руками и аппаратами в поисках лучшего кадра.

– Гриша, если работник решает сказать начальнице, что она не влезает в камеру, это значит, что он уже ищет другую работу. Лучше держи руки ровно, а то Кобзон у тебя косой получился.

– Зато Якубович ровный.

Камера щелкнула.

– У меня сосиски горят, – вдруг сильно занервничал Гриша.

– Иди уже.

Гриша исчез.

– Дай гостю сосиску за фото! – крикнула вслед Роза Марковна. – А вы к нам надолго?

– На неделю, – я вдруг разволновался, предчувствуя встречу с сосиской в тесте, ибо проспал весь полет и пропустил кормежку.

– Ходите в наш магазин, пока вы тут, – дружески предложила директриса. – У нас есть секрет.

– Это из-за секрета у вас такая толпа?

– Да, наш секрет знают и ценят. Извините, Ганапольский, вы можете подождать Гришу в коридоре, а то видите…

Она ткнула пальцем с перстнями за мою спину. Я обернулся. За спиной переминались две продавщицы с ценниками и мужик с накладными.

Я все понял и вышел в коридор.

Роза Марковна тут же забыла обо мне, а я стоял в коридоре и смотрел, как Гриша ловко достает из печи огромные трубки из теста. Подхватив бумажный кулек, он сунул туда свою трубчатую выпечку и подошел ко мне.

– Держите, только сразу не ешьте, она горячая, – он протянул пакет, из которого торчала…

Нет, я не могу описать то, что торчало, словами, для этого мне нужно было родиться каким-то поэтом Поварёшкиным. Из пакета виднелся настоящий монстр – огромная ароматная сосиска, невероятной толщины, покрытая тонким подрумяненным тестом. Этот комплект поражал размерами, и я с горечью осознал, что сиротскую булочку с микроскопической серой сосиской из целлофанового пакета на моей родине я отныне не смогу величать высоким званием "сосиска в тесте", а буду называть "форменным издевательством".

– Круто! – восхищенно сказал я.

– За те же деньги, – сострил Гриша.

Я взял из его рук этот апофеоз брайтонской щедрости и понял, что сожру все это вместе с пакетом прямо на улице.

Но попробовать решил прямо сейчас.

Предчувствие меня не обмануло.

Свежайшее тесто было из теста. Мясная сосиска была из мяса.

– Мне надо идти, – заторопился Гриша, – у меня горит.

Я прочувственно пожал его обсыпанную мукой руку, и он стал проталкиваться к своим печам сквозь строй работников, толпящихся у каморки Розы Марковны.

– Гриша! – вдруг спохватился я. – А почему все так вкусно и много? Роза говорила, что в магазине есть какой-то кулинарный секрет, из-за которого полно покупателей.

Гриша полуобернулся с улыбкой.

– Это все Розины понты! – он махнул рукой. – Кулинарного секрета нет. Просто мы не воруем.

Матвей Ганапольский – политический публицист, журналист "Эха Москвы"

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции