Во всем виноват летчик. Это окончательный вердикт комиссии Министерства обороны. Летчик якобы пал жертвой "соматогравитационных иллюзий". А его жертвами соответственно стали все остальные 92 человека. Согласны ли с этим выводом журналисты, которые писали о катастрофе, и специалисты? В студии спецкор "Новой газеты" Ирек Муртазин и ее военный обозреватель Павел Фельгенгауэр, а также летчик-испытатель Владимир Смирнов.
Полная видеоверсия программы
Елена Рыковцева: Министерство обороны завершило свое расследование катастрофы с самолетом Ту-154, которая случилась в декабре, под Рождество. Все об этом знают, помнят, ансамбль Александрова, Лиза Глинка, журналисты телеканала "Звезда", НТВ, Первого канала. Вы помните эту эпопею по поводу скорби-не скорби. Много чего было связано с этим самолетом. Потом было долгое расследование, много публикаций, много версий, и в какой-то момент, это было месяца два назад, насколько я помню, прозвучала версия о том, что все-таки летчик, все-таки капитан корабля, он виноват, Роман Волков. Но никому в тот момент не показалось, что это может быть правдой. Тем не менее, проходит время, наступает вчерашняя ночь и Министерство обороны делает заявление специально для агентства "Интерфакс", что расследование закончено, забудьте, это последняя стадия, больше никаких выводов вы не услышите. Это действительно летчик, у него случилась какая-то дезориентация в пространстве, он перепутал линию горизонта с линией моря, что-то случилось невероятное в его сознании, что он сам стал жертвой катастрофы и увлек за собой еще девяносто человек. С нами Ирек Муртазин, специальный корреспондент "Новой газеты", он очень много публикаций по этому поводу сделал. Я не могу сказать, что эти публикации совпадали с той версией, которую мы услышали сегодня.
Ирек Муртазин: Так и сегодняшняя версия похожа на вброс.
Елена Рыковцева: Сегодняшняя версия вброшена была три месяца назад той же самой газетой "Коммерсант", но сегодня она уже стала официальной.
Ирек Муртазин: С чего она стала официальной? То, что РИА Новости сказало – официальная? На сайте Министерства обороны, на сайте СКР есть официальная версия? Нет. Они до сих пор оставляют себе возможность отступить назад, какой-то неназванный источник в Министерстве обороны что-то сказал. Эта версия малореальная, что Волков взял, потерял ориентацию и разбил самолет. Дело в том, что если бы он был летчиком-истребителем, был один в кабине, у него произошло помутнение – это было бы возможно. Но там был второй пилот, там был штурман, там была куча народу. Когда помутнение у одного человека, остальные могли как-то отреагировать, сказать: командир, ты что творишь? Тот же второй пилот мог взять управление на себя.
Елена Рыковцева: Что касается официальности этой версии, я как человек, который смотрю телевизор и примерно понимаю, как все это происходит и построено, говорю вам, что когда Первый канал на плашке Министерства обороны пишет в кавычках, что Министерство обороны заявило, что оно пришло к окончательному выводу причин трагедии, то оно уже не будет это оспаривать, вы можете мне поверить. Да, сначала это был источник "Интерфакса", который передал такое заявление – "мы пришли к окончательному выводу". Потом все государственные агентства это процитировали, и главное – Первый канал, Второй канал. Больше, просто поверьте моему опыту, никаких версий не будет и никаких выводов не будет. Это вывод Министерства обороны, в такой форме они его решили слить, употребим этот глагол, но тем не менее, это случилось.
Ирек Муртазин: Это вывод, который устраивает Министерство обороны, наиболее устраиваемая версия. Хотя вероятность именно такого развития событий, как описано в сообщении РИА Новости, как описано в докладной записке, которая фактически одновременно утекла в интернет, она очень мала.
Елена Рыковцева: У читателей нашего твиттера на вопрос о доверии этой версии "однозначно нет" – 60%, "скорее нет" – 25%, "скорее да" – 10%, "однозначно да" – 5%. С нами на связи летчик-испытатель Владимир Смирнов. С нами на связи Павел Фельгенгауэр, военный эксперт. Павел, вы все эти месяцы следили за ситуацией, у вас было одно представление о ней, изменилось ли оно на основании того, что вы сегодня прочли, всех этих деталей, которые свидетельствуют с точки зрения Министерства обороны, что других вариантов нет – это летчик перепутал один горизонт с другим?
Павел Фельгенгауэр: Это вообще свойственно Министерству обороны. Практически всегда, если происходит какая-то катастрофа, то списывают на летчика. Это проще всего сделать, потому что тогда никто не виноват, а летчик погиб, все концы в воду, в данном случае буквально. Поэтому, конечно, у многих есть серьезное недоверие, когда речь идет о человеческом факторе. В действительности бывает, что летчики даже самые опытные совершают ошибку, а времени там что-то исправить или перехватить управление, не то, что он упал в обморок, а он принял неправильное решение, перехватить у командира второй пилот, тем более штурман, времени, тем более возможности не было. Там измерялось все это вполне секундами. Так что мог быть так называемый человеческий фактор. Ясно, что там не было ни зенитной ракеты, ни огня с земли, земли там не было, море было. Взрыв на борту вроде бы отмели. Значит, это отказ техники или человеческий фактор. Отказа техники они вроде не находят, значит, остается ошибка пилота по методу исключения.
Елена Рыковцева: Когда мы смотрели хронику событий 25 декабря, когда "Коммерсант" давал по часам, в 15.48 уже было сказано, что версия теракта даже не рассматривается, ее отмели с порога. Вы с этим согласны, что не может этого быть?
Ирек Муртазин: Исключено.
Елена Рыковцева: Мы не можем понять, что за запись в итоге была предоставлена экспертам разговоров в кабине пилота. Потому что я выписала две версии этой записи, одна из них прозвучала в "Новой газете", другая версия в газете "Коммерсант". Посмотрите, как совершенно по-разному описывают запись две газеты. Пишете вы, Ирек: "На записи в абсолютной тишине слышна спокойная команда "Закрылки убрать", а через десяток секунд слышен крик: "Падаем!" Между тем есть "Технология работы экипажа Ту-154". Этот документ неукоснительно выполняется всеми летчиками, летающими на этом типе самолета. Согласно "Технологии", после команды командира "Закрылки убрать", второй пилот говорит: "Закрылки убираю".
Затем штурман докладывает: "Закрылки убираются синхронно, стабилизатор перекладывается". Когда закрылки убраны, штурман докладывает: "Закрылки, предкрылки убраны, стабилизатор – ноль, табло РН, РВ не горят". Ничего этого нет в обнародованной "записи разговоров в кабине самолета". И далее собеседник ваш предполагает, что от нас хотят что-то скрыть. Итак, мы услышали, что есть на этой записи с точки зрения вашего собеседника. Теперь мы смотрим, что есть на записи с точки зрения газеты "Коммерсант":
"Уже на седьмой секунде после взлета в кабине пилотов, как полагают расследователи, возникла особая ситуация: командир Волков начал эмоционально, с применением ненормативной лексики, выяснять у экипажа, каким именно курсом они взлетели. При этом майор, по мнению экспертов, упустил контроль за параметрами взлета сам, да еще и отвлек от работы коллег.
Оторвавшись от земли и задав машине правильный тангаж 15°, майор совершил первое нелогичное, с точки зрения расследователей, действие – отклонил штурвал от себя, замедлив таким образом набор высоты. На 53-й секунде полета, когда самолет поднялся всего на 157 м, майор Волков приказал подчиненным убрать закрылки, хотя по регламенту их уборка предполагалась на высоте 500 м. При этом он сам продолжал отклонять штурвал от себя. В итоге машина, оказавшись на отметке 231 м, перешла на снижение. "Ух, ё-моё!" – выругался штурман, почувствовав, как перегрузки из обычных при взлете положительных вдруг стали отрицательными.
Самолет стал интенсивно, по 6–8 м/с, терять высоту, сработала сирена, предупреждающая экипаж об опасном сближении с поверхностью, в кабине замигало соответствующее красное табло, однако никто из летчиков не обратил на это внимания. Видимо, заподозрил неладное все тот же штурман, задавший неизвестно кому риторический вопрос с использованием нецензурного слова, на который, впрочем, так и не получил ответа". Из этих переговоров, которые были опубликованы, что ближе соответствует схеме того, что происходило? Считаете ли вы, что они фейковые или, может быть, какая-то правда в каком-то из них есть? Зачем плодить фейки, почему не дать настоящую запись?
Владимир Смирнов: На мой взгляд, экипаж действовал, конечно, неадекватно по двум причинам: или приборы были не включены, или был отказ приборов, если пользоваться той информацией, которая опубликована в интернете. На взлете он спрашивал, каким курсом мы взлетаем. Это значит – или не работают приборы, или это невозможно. На седьмой секунде, если не работает курсовая система, то не работает и авиагоризонт. После отрыва действия пилота, как описано в этой публикации, совершенно неадекватны. Самолеты управляются все более-менее одинаково, вопрос усилий, размера движений и все. Вот это не совсем понятное описание. Оно подано таким образом, что виноват летчик, он устал, он был неадекватен, он действовал неадекватно ситуации, он потерял пространственную ориентировку. Отчего он потерял? Простые метеорологические условия. Да, море внизу, небо вверху, там звезды, на земле какие-то огоньки, в какой-то момент это возможно. Но возможно и при отказе приборов. Забегая немножко вперед, я скажу, когда самолет упал, разбился, большая часть погибших была не опознана, были одни фрагменты. Это невозможно. При падении все тела должны быть более-менее сохранны. А то, что говорил Павел, что всегда проще в расследовании катастрофы военной авиации списывать на летчика, на экипаж – это такое правило постоянно в авиации существует.
Елена Рыковцева: А что значит фрагменты, какой смысл вы в это вкладываете?
Владимир Смирнов: Первые сообщения были, что тела погибших были только семь человек, а остальные фрагменты. Это говорит о том, что, скорее всего, был взрыв на борту самолета, который разметал все по кусочкам.
Елена Рыковцева: Взрыв – это теракт или что-то там свое взорвалось?
Владимир Смирнов: Была информация о том, что там оружие везли, самые новейшие боеприпасы наведения или что-то в этом роде. Это все настолько покрыто мраком, настолько темнят, что сейчас все списали на летчика.
Елена Рыковцева: Они как раз не темнят, они говорят: все ясно как божий день: это он.
Ирек Муртазин: На самом деле соприкосновение самолета с поверхностью воды произошло на скорости 540 километров в час. Извините, если на такой скорости машина врежется в столб, точно там придется собирать фрагменты пассажиров. Слишком много людей было причастно к расследованию, собирали обломки. По фотографиям было бы видно присутствие взрывчатых веществ, обнаружили бы, не смогли бы это скрыть. Теракт скрыть было бы совершенно невозможно. Другое дело, лично я теряюсь в догадках, почему виноват Роман Волков и все. Он один сошел с ума, а экипаж ничего не делал в это время.
Елена Рыковцева: Он еще и взлетные полосы путал, с самого начала не знал, куда выруливать, на какую из них.
Ирек Муртазин: Если бы он был невменяемый пьяный, что в принципе невозможно, его бы не пустили за штурвал, отменили бы рейс. Потому что все-таки рейс был далеко не рядовой, давайте вещи называть своими именами. Готовился концерт в честь взятия Алеппо, была подготовлена площадка, должно быть событие, сопоставимое с концертом Гергиева в Пальмире. Этот концерт должен был затмить горечь поражения, горечь оставления Пальмиры. То есть готовилось серьезное пиар-мероприятие, и на такой рейс ставить кого попало, извините.
Елена Рыковцева: Павел, сказал только что Ирек, что невозможно скрыть версию теракта. Владимир тоже не утверждает, что теракт, но там могло быть что-то такое внутри, что сдетонировало, взорвалось. Вы как считаете, возможно было скрыть, что это был теракт?
Павел Фельгенгауэр: При желании скрыть можно все, было бы серьезное желание. В данном случае вряд ли было так. Там не просто ударился о воду, а задел концом крыла, крыло оторвало и дальше по воде кувыркалось, там должно было все на кусочки разорвать, для этого не нужен никакой взрыв. Вроде бы видели с какой-то лодки, как это происходило. Если был бы взрыв, то должны были бы быть следы взрывчатых веществ. Если сдетонировало горючее, тоже могло, но вряд ли. С политической точки зрения теракт было бы неприятно признавать, поскольку это значит, что на борт какие-то агенты какого-нибудь террористического движения смогли что-то принести. Это признание было вряд ли нужно кому-либо. Но всерьез говорить о теракте вроде бы не приходится. Отказ техники в принципе возможен, но это должна была комиссия определить. Если отказали приборы, то должно было это быть на одном из самописцев. Скрывать, что отказали приборы, особенного смысла безумного нет. Потому что самолет старый, их снимают. Не то, что новый, если упадет, плохо продаваться будет. Вообще проще действительно списать все на летчика, летчик виноват, на этом история вся закрывается. Такая тенденция есть практически во всех катастрофах в Министерстве обороны, сейчас это тоже произошло. Теории заговора можно строить любые, что это отказало или что-то еще произошло. Эти все теории стоят одна другой.
Елена Рыковцева: Тогда непонятно. Им невыгодна теория теракта. Во-первых, побочный вопрос возникает, вы говорите, "если бы были взрывчатые вещества...", но точно так же я могу сказать, что их могли и скрыть. Почему они вам должны оглашать все результаты всех экспертиз? Не должны. Вы считаете, что не было теракта, но они что-то хотят скрыть, проще всего подставить летчика. А что они хотят скрыть в таком случае?
Павел Фельгенгауэр: Это не президент Пакистана, которого взорвали тогда на вертолете, там погибли, конечно, люди известные, но это не было политическим убийством, если бы за этим стояла чья-то злая воля.
Елена Рыковцева: А самолет с курортниками, которые с Египта возвращались?
Павел Фельгенгауэр: Там нашли потом смывы. Там нашли, где взорвалось, как взорвалось, нашли следы взрывчатки. Если при этом кто-то стал химичить, то потом через несколько лет данные эти все равно вскроются. Сейчас строить теории заговора смысла большого нет, потому что мы знаем только то, что нам сообщили, а больше мы ничего не знаем.
Елена Рыковцева: Теорию заговора мы вчетвером строим, и она состоит в том, что каждый из вас сказал одно и то же, что крайним проще всего сделать летчика.
Ирек Муртазин: Смотря какого летчика. Одно дело сделать крайним Волкова, и второе дело признать, что взлет осуществлял летчик, не имевший никакого отношения к этому самолету, и ключевое – человек, который накануне был у президента, который накануне из рук президента получил звание заслуженного летчика Российской Федерации. То есть он из Кремля приехал в Чкаловск и полетел. Сразу будет связь, что человек на эйфории от встречи с Путиным попросился за штурвал и угробил столько народу.
Елена Рыковцева: Поэтому если каждый из вас согласен с тем, что едва ли это летчик Волков, не может этого быть, не может человек сойти с ума с первых секунд, когда он не понимает, какая полоса. И никто в кабине больше этого не понимает, что он сошел с ума. Вы прочитайте описание "Коммерсанта", вы поймете, как это выглядит, какой-то сумасшедший дом действительно.
Ирек Муртазин: Я читал справку, в ней полностью расписано посекундно.
Елена Рыковцева: Как он сходил с ума.
Ирек Муртазин: Вся эта справка, на основании которой "Коммерсант" сделал публикацию, она есть в распоряжении "Новой газеты". Мы ее тоже внимательно изучили. Я показал эту справку летчикам, которые служили в 800-й бригаде, и попросил их комментарии. Я не летчик, я не имею отношения к авиации. Они все прочитали и сказали, что эта справка по всей видимости настоящая, то есть она составлена на базе настоящей, она очень похожа на настоящую, но в ней есть куча нестыковок, из-за которых уже не веришь, что эта справка настоящая.
Елена Рыковцева: И не веришь соответственно в эту версию, которая теперь считается основной. Поэтому вопрос и возникает, что если это не так, если проще списать на него. Кстати, это тоже скандал, в любом случае это репутационный колоссальный ущерб. Потому что речь идет о подготовке, речь идет, кто его выпустил, как был собран экипаж, из каких людей, масса вопросов возникает. И люди будут наказаны еще – это тоже скандал. Но если говорить о том, что, тем не менее, этот скандал выбрали из всех возможных других, то вопрос возникает, из каких других, что хотели скрыть, если это не теракт?
Ирек Муртазин: Надо еще подойти к тому, что из себя представляет 800-я бригада, кто командует этой бригадой сегодня. Командует бригадой прекрасный летчик, но никудышный организатор – это признают все, кто сейчас служит в 800-й бригаде. Человек когда-то случил в МЧС под крылом Шойгу, тушил пожары, обеспечивал перелеты. Шойгу его вытаскивает и ставит командовать 800-й бригадой. Человек совершенно не был готов к этой должности. Он занял эту должность, и в итоге в бригаде начался бардак.
Елена Рыковцева: Давайте посмотрим, что думают московские прохожие об этой версии, как люди воспринимают позицию Министерства обороны официальную.
Елена Рыковцева: Владимир, как должно было быть это все оформлено, обставлено, кто должен был быть приглашен, чтобы вы поверили этим выводам, чтобы вы считали, что это сделали специалисты, сделали честно и что они работали над этим расследованием, не учитывая никакую конъюнктуру, выгодно, не выгодно, какая версия окажется более для Министерства обороны выигрышной, какая менее выигрышной?
Владимир Смирнов: Должна быть запись разговоров экипажа. Перед взлетом, перед стартом читается карта взлета на любом типе самолета. Если она не прочитана, то катастрофа с большой степенью вероятности может возникнуть. Поэтому перед взлетом читается включение приборов, закрылки, прочие важные вещи. Их не так много, примерно штук 5-7 на предварительном старте, на исполнительном и на взлете. То, что преподнесли такую урезанную версию, она, конечно, больше вызывает вопросов, нежели ответов. Если не опубликована полностью запись разговоров, а только фрагментарно, кто-то перегрузку почувствовал и обматерился. А правый летчик что делал? Пусть даже пилотировал, по версии, награжденный Путиным летчик, а командир корабля, руки, ноги на штурвале, он должен подправлять движения неправильные, неточные. В данном случае это просто какое-то необузданное движение руля в одну сторону, в другую сторону, вверх, вниз. Абсолютно неадекватно. Летчик ни один так действовать не будет в полете.
Елена Рыковцева: Даже награжденный Путиным и выпивший на приеме, допустим.
Ирек Муртазин: Пока летели из Чкаловска до Сочи, десять раз протрезвели.
Елена Рыковцева: Первое, что убедило бы Владимира Смирнова, – это публикация нормальная, не пересказы. Вопрос возникает, кто должен поставить этот вопрос перед Министерством обороны – дайте запись? Зачем "Коммерсант" пишет: этот выругался, этот выругался, этот выругался. Вы пишете: этот вежливо спросил, этот вежливо ответил. Что это такое?
Ирек Муртазин: Один из моих собеседников вспомнил теракт, когда на борту самолета произошел взрыв, два террориста. В "Комсомольской правде" была огромная статья на разворот, где была полная расшифровка последних минут до момента столкновения с землей и сама аудиозапись была выложена. Все, кто хотел посмотреть и послушать эту запись, имели такую возможность, ни у кого не осталось никаких вопросов. Там самолет врезался в землю, ушел еще метров на 20-30 в землю. Все равно подняли, расшифровали, опубликовали. А тут относительно мягкое пространство, в воду упал ящик, черный ящик нашли, достали, расшифровали и не публикуют. Что, они о каких-то военных секретах разговаривали в это время? Может быть, хотели направить самолет на пассажирский лайнер?
Елена Рыковцева: Вместо Сирии полететь во вражескую Турцию, например.
Ирек Муртазин: Бред полный. Дайте эту запись, опубликуйте, снимите эти вопросы. Не хотят этого делать. Этот опрос ничуть не удивляет. Репутация структуры, которая проводила расследование, такая, что даже если они сегодня правду скажут, по-моему, никто не поверит.
Елена Рыковцева: Павел, как должна быть устроена эта комиссия, чтобы вы сказали: да, все логично, все здраво, вы доверяете ее выводам?
Павел Фельгенгауэр: Все первичные данные и самописцев, и конструкции, и все прочее – это никогда не публикуется обычно в открытом доступе. Должна быть экспертная комиссия, должны быть достаточно независимые эксперты, которым доверяют, и летчики, которым доверяет публика, которые должны это рассмотреть и решить, что можно публиковать и в какой форме. Потому что неспециалистам этот огромный объем специфической достаточно информации, работа по реконструкции летного происшествия, и не нужно им это знать. Но нет таких, видимо, у нас сейчас экспертных групп, которые были бы независимые, пользовались бы таким авторитетом, что ни у кого бы не возникло сомнений в том, что их выводы основаны на фактах. В других странах с этим получше. Там любые летные происшествия рассматривают специалисты, их мнение слушают, у них нет никаких оснований, смысла никакого что-либо искажать, потому что их репутация пострадает. Репутация – это все для человека. Правда, у нас немножко все по-другому, это не про нас, к сожалению. Приглашать иностранных каких-то экспертов, тоже как-то Министерства обороны самолет, неудобно. Получается такая ситуация, что что бы они ни напечатали, что бы они ни сказали, все равно им верить не будут.
Елена Рыковцева: И проверить невозможно и некому, потому что никаких иностранцев, никаких независимых. Это военные штуки, которые совершенно не поддаются контролю.
Ирек Муртазин: Самое интересное, в Соединенных Штатах, в Европе есть секретные материалы, через 50 лет у них рассекречивается, и люди хоть через 50 лет узнают, а у нас и этого не будет. У нас просто сейчас уничтожат данные, и мы даже через 50 лет не узнаем правду.
Елена Рыковцева: Владимир, речь идет о репутации целого цеха, вы отдаете себе отчет, что подставляют, берут крайнего, стрелочника, назначают его виновным за гибель 92 человек. Нет ли какой-то возможности консолидироваться и поставить вопрос, что какого черта, почему мы всегда крайние? Давайте сделаем так, чтобы было честно. Это может быть идиллия, но тем не менее, есть ли такое протестное настроение в рядах летчиков, что хватит уже на нас валить и делать нас стрелочниками?
Владимир Смирнов: Все военные люди подневольные. В этой комиссии работали не только военные, она состоит из Министерства обороны, Минтранса, межгосударственного авиационного комитета, Минпромторга и фирмы Туполева. Это скорее всего люди очень зависимые, в конечном итоге, как поставлена задача, так и она выполнена. Выполнена топорно, тупо, примитивно. Сослались на одного командира экипажа, он во всем оказался виноват. Правильно здесь говорили о том, что репутация. Репутация ниже плинтуса. Какие бы выводы они ни сделали, хотя бы опубликовали разговоры с самого начала для того, что бы снять какие-то вопросы. Правильная версия, что может быть какой-то пилотировал награжденный герой. Может быть и командир стоял в проходе, а на другом месте сидел еще один герой награжденный – тоже возможно.
Ирек Муртазин: Я добавлю еще одну деталь, которую мы знали еще в марте. У нас есть источники в лаборатории, где проводили экспертизы, они говорят, что все экспертизы были закончены 10-15 января. То есть они работали чуть ли не в круглосуточном режиме. С 15 января больше ничего не происходило в этом расследовании, шел судорожный титанический поиск версии приемлемой, какая же версия нас устроит, что же сказать. На руках вся фактура была 15 января. В Министерстве обороны, в Кремле прекрасно знали, что, как произошло на борту рокового Ту-154. С середины января шел поиск наиболее приемлемой версии. То, что так долго тянули с озвучкой, тем более вызывает абсолютное недоверие.
Елена Рыковцева: Если действительно на этой пленке безумие, чего тянуть? Вот безумие, вот человек путает дорожки, что-то кричит, матерится. Выложите запись и все поймут, что да, что-то случилось, щелкнуло в мозгах, перевернулось.
Ирек Муртазин: Может возникнуть вопрос: а что с другими членами экипажа, у них одновременно щелкнуло? Может быть было применено оружие психотропное и весь самолет сошел с ума, включая пассажиров.
Елена Рыковцева: Денис из Ставропольского края, здравствуйте.
Слушатель: По поводу отметания версии со взрывчаткой. Я читал на обсуждении на одном сайте, там один из участников форума писал, что можно изготовить устройство, смесь кислорода и водорода, гремучий газ получается.
Ирек Муртазин: Не пронести это в самолет. Я летал из Чкаловского в Сирию, там жесточайший контроль. При мне тот же генерал Коношенко, руководитель пресс-службы Министерства обороны, проходил, его тоже заставили ремень снять.
Елена Рыковцева: Речь идет о том, что там же нет смертника, очевидно, среди этих людей. Это значит кто-то должен принести, оставить, выйти.
Ирек Муртазин: Мне, честно говоря, непонятно, почему этот самолет садился на дозаправку в Сочи. Когда мы летели на точно таком же самолете из Чкаловского до Латакии, мы спокойно долетели без дозаправок. У Ту-154 дальность полета достаточна, чтобы долететь от Чкаловского до авиабазы. То есть мне непонятно, почему вообще этот самолет садился в Сочи.
Елена Рыковцева: Павел, у вас есть по этому поводу дополнительная информация, вы задумывались над этим, сопоставляли какие-то вещи, почему он садился, зачем это было нужно, не явилось ли это одной из побочных причин того, что произошло?
Павел Фельгенгауэр: То, что в Чкаловском нормальный секьюрити, никто с этим не спорит. Какой был секьюрити на дозаправке – непонятно. Там могло быть все гораздо хуже. Там кто-то выйти мог или зайти. Надо людей выводить из салона для дозаправки.
Ирек Муртазин: Судя по справке, не выводили, все сидели в самолете.
Павел Фельгенгауэр: Вообще так не делается, нельзя заправлять самолет, когда в нем сидят пассажиры.
Ирек Муртазин: А была ли вообще там дозаправка?
Павел Фельгенгауэр: В принципе, когда подгоняют танкеры, заправляют, обязательно пассажиров выводят.
Ирек Муртазин: Судя по тому документу, который я читал, никого не выводили.
Павел Фельгенгауэр: Я тоже это читал, но это очень странно. Так в принципе нельзя – это против правил.
Елена Рыковцева: Никто из пассажиров не подтвердит, подъезжал ли танкер или нет, теперь этого никто не узнает.
Ирек Муртазин: Те, кто работает в Сочи, могут подтвердить, те же диспетчеры, заправщики. Там же куча народу, несмотря на то, что была глубокая ночь, есть живые свидетели пребывания данного самолета на земле. Тоже странно, что этих свидетелей до сих пор не представляют обществу, их нет.
Елена Рыковцева: О них даже не упоминают, что есть люди, которые заправляли, которые это видели. Владимир, а у вас по этому поводу есть какие-то мысли, сомнения?
Владимир Смирнов: Посадка промежуточная, видимо, или кого-то взяли, или какие-то может быть вооружения, только из-за этого и садились. А дозаправка, маловероятно, что она требовалась.
Ирек Муртазин: Там ведь и груза не было, 150 килограмм груза всего.
Владимир Смирнов: По официальной версии да, 150 килограмм груза. Посадка там не нужна была.
Елена Рыковцева: Что я поняла во всей этой истории точно, что им очень важно показать, что не было перегруза.
Ирек Муртазин: Этот самолет рассчитан на 120-130 пассажиров, тут было намного меньше. Причем какие пассажиры – танцовщицы, певицы, у них по 50 килограмм веса всего.
Елена Рыковцева: Это вы сейчас иронизируете?
Ирек Муртазин: Нет.
Елена Рыковцева: А кроме них груза никакого, вы считаете грузом только пассажиров?
Ирек Муртазин: Там постоянно ходят большие десантные корабли в Сирию, летают самолеты, каждый день туда что-то улетает. Зачем на самолете с артистами, которые едут с важной государственной миссией организовать концерт в честь взятия Алеппо, туда еще что-то грузить? Это надо быть полным идиотом. Хотя черт его знает, может есть у нас в Министерстве обороны идиоты, которые решили использовать самолет с таким ответственным, важным заданием, сопоставимым с концертом Гергиева в Пальмире, и этот самолет перегружать. Тогда это сумасшествие уже не Романа Волкова, это сумасшествие организаторов полета.
Елена Рыковцева: Владимир, вы считаете, что там было в этом самолете?
Владимир Смирнов: Мне трудно что-либо фантазировать и считать, просто в одной из публикаций приводилась такая версия. Это к делу не пришьешь.
Елена Рыковцева: А разве мы не должны были уже давно знать, чем был нагружен этот самолет?
Ирек Муртазин: С самого начала расследования причин катастрофы погрязли во лжи. Должны были приземлиться в Моздоке, заправиться, там была непогода, сели в Сочи. Опровергли, в Моздоке нормальная летная погода была. И в принципе это более прямое, на трассе Моздок находился, почему-то сели в Сочи.
Елена Рыковцева: Но вы согласитесь, что версия перегруза тоже была с самого начала.
Ирек Муртазин: Это версия, которую вбрасывали сторонние люди, не имеющие никакого отношения к авиации, к Министерству обороны.
Елена Рыковцева: Павел, возможно установить когда-нибудь, чем он был нагружен или это тоже будет тайной, покрытой мраком, морской пучиной?
Павел Фельгенгауэр: То, что там было 154 килограмма по официальной версии, вызывает большое изумление. Там ехал ансамбль, у них были с собой инструменты, был багаж, везла там еще доктор Лиза какие-то лекарства для больницы в Латакии. Как у них получилось 154, по 2-3 килограмма на человека? Ерунда какая-то.
Ирек Муртазин: Дело в том, что было два самолета, и медикаменты доктора Лизы, инструменты, оборудование для сцены улетели первым самолетом, благополучно добрались до Латакии. На этом самолете была исключительно ручная кладь.
Елена Рыковцева: Откуда вы знаете?
Ирек Муртазин: Источники в Чкаловском. Мы посмотрели сайт, на котором фиксируются все перелеты, там практически одновременно, с интервалом в час-полтора из Чкаловска вылетел еще один борт. Потом мы начали наводить справки, что там было. Через день или два было сообщение о том, что медицинское оборудование, медикаменты, которые доктор Лиза везла для больниц Латакии, благополучно доставлены, прибыли до адресата. Это было на сайте Министерства обороны, плюс мы созванивались со своими источниками в Латакии, они подтвердили, что действительно лекарства, оборудование в больницы прибыли.
Елена Рыковцева: Тем не менее, считаете ли вы, что то, чем он был нагружен, об этом мы узнать все равно наверняка не сможем?
Павел Фельгенгауэр: Точно сказать не можем. Странная очень цифра, получается, что там вообще багажа не было, пустой багажный отсек. Это несколько странно, зачем пустой самолет гонять. Придумать сейчас, конечно, можно что угодно, а выяснить в точности практически невозможно.
Елена Рыковцева: Я думаю, мы закончим на том, что выразим огромное сочувствие, думаю, что я возьму на себя эту миссию, семье Романа Волкова, которой сейчас особенно тяжело. Я надеюсь, что все мои собеседники со мной согласны, что сегодня надо поддержать семью этого человека.
