В Петербурге находятся под угрозой здания фабрики "Красное знамя", включенные в шорт-лист номинации уникальных архитектурных объектов XX века Списка всемирного наследия ЮНЕСКО.
Эксперты говорят, что здание котельной, спроектированное знаменитым немецким архитектором Эрихом Мендельсоном, – это самое яркое в городе здание авангардной архитектуры. Городские власти собираются перед чемпионатом мира по футболу срочно установить памятник к 130-летнему юбилею архитектора, но в то же время спокойно наблюдают, как на уникальный памятник наступает безликое жилое здание, возводимое собственником земельного участка и фабричных зданий. Разгораются споры и вокруг судьбы внутреннего пространства котельной – защитники памятника настаивают на его сохранении в первозданном виде, собственник же намерен сделать так, чтобы оно приносило доход.
О сохранении фабрики "Красное знамя" мы говорим с архитектором Рафаэлем Даяновым, руководителем архитектурного бюро "Литейная часть, 91", и Алексеем Ковалевым, депутатом Законодательного собрания Петербурга, членом президиума Совета Петербургского отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (ВООПИиК), членом Совета российского Национального комитета Международного совета по памятникам и достопримечательным местам (ИКОМОС).
– Первый вопрос к архитектору: Рафаэль Маратович, что происходит с фабрикой "Красное знамя", почему на него наступает новостройка – разве здесь нет зон охраны?
– Все, что могло произойти, уже произошло – фабрика выехала, здания доведены до ахового состояния, и нужно просто спасать ситуацию. Тут все хороши, включая градозащитников: слишком поздно хватились. Почему никто не шумел, когда там происходили всякие вечеринки, концерты? А зашумели, как только у фабрики появились настоящие хозяева. Там было что-то вроде лофтов – это теперь модно: чем помоечнее, тем лучше.
Это очень вредный подход: ой, как здорово находиться в таких руинах! Ну, так весь город мог бы быть в таких руинах. Все там с радостью ходили, говорили – о, круто! А когда я хожу по таким объектам, я вижу, как они умирают: любое здание – живой организм, переживающий моменты рождения, взлета и падения. Удержать эти здания от падения – это задача не только архитекторов, но и бизнесменов, которые покупают такие здания и пытаются вдохнуть в них хоть какую-то жизнь.
– Кажется, у собственника нет именно такой задачи – оживить этот объект. По-моему, задача другая – получить как можно больше денег, а для этого лучше всего снести объект.
– Это не так. О сносе говорил предыдущий владелец – это правда. А нынешний не собирается ничего сносить, и жилой комплекс, который он построил рядом, называется "Мендельсон", и это не просто так.
– Это дома, убившие вид на памятник?
– Убили, не убили – это еще вопрос, это можно говорить сколько угодно, хотя этого вида никто никогда не созерцал. Все забывают, как это выглядело раньше – там был забор, грузился уголь. А открыточный вид каким был, таким и остался.
Сегодня собственник делает серьезные усилия, чтобы вернуть к жизни здание котельной. Объект очень тяжелый, запущенный, в нем никогда не предполагалось никакой общественной функции. Кроме этой подстанции, Мендельсон построил еще два таких же объекта в Германии. Сегодняшний владелец, прежде всего, возвращает подстанции ее функцию – там снова будет и электричество, и тепло. Многие годы у заброшенных зданий фабрики не было ни того, ни другого, а без тепла они жить не могут, будут и дальше умирать.
– То есть вы считаете, что градозащитники и депутаты зря "катят бочку" на собственника фабрики?
– Знаете, до сих пор нам никто не помог, не спросил, не нужна ли помощь. Я – архитектор-практик, я знаю все проблемы этого объекта. Все, что было раньше допущено, включая пятна под застройку, было когда-то кем-то согласовано, в том числе и Законодательным собранием. Что же ругать заказчика, если он действовал в соответствии с законом?
– Вопрос к депутату Алексею Ковалеву: действительно Законодательное собрание виновато в том, что у фабрики "Красное знамя" нет охранной зоны?
– Проект зон охраны вносится на рассмотрение Законодательного собрания исполнительной властью. Задание на этот проект дает Комитет по охране памятников. Позиция КГИОП изначальна такова, что памятники в Петербурге не должны иметь собственных охранных зон, не должны самостоятельно охраняться. Так что у нас очень многие объекты культурного наследия на территории регулируемой застройки лишены специальных мер охраны.
– Как вы боретесь за эти памятники?
– Только с помощью критики, обращений в Министерство культуры, иногда – в суды. Это мало помогает: нынешнее законодательство не требует для каждого памятника охранной зоны, где было бы запрещено любое строительство. Именно так было в советское время, но сегодня это убрано из закона, и какой набор зон охраны окажется предписан проектом, тот и будет соблюдаться. А в проекте можно прописать все, что угодно.
Рецензентом и экспертом по проекту зоны охраны фабрики был Никита Явейн, он должен был в своем заключении, в историко-культурной экспертизе написать, что зона охраны, установленная вокруг памятника "фабрика "Красное знамя", не соответствует задачам сохранения этого объекта культурного наследия. Нынешний глава КГИОП Сергей Макаров – юрист, он никогда не занимался охраной памятников, и, на мой взгляд, он ненавидит памятники и делает все, чтобы у нас их было меньше.
– Алексей, вы же давно боролись за сохранение фабрики "Красное знамя" – что это за долгая история борьбы и почему в финале такое фиаско?
– Ну, я бы не стал говорить о фиаско: сами здания еще стоят. Проблема в том, что этот комплекс зданий был приватизирован, он передавался от одного собственника к другому. Эти собственники давят на органы охраны, желая вывести из-под охраны как можно большую территорию и даже сами здания. Здания в очень плохом состоянии: они построены из бетона, по нынешним меркам не выдерживающего критики, их сохранение связано с очень большими затратами. Понятно, частный собственник не хочет тратить деньги, он, наоборот, хочет отбить свои расходы.
Когда он получал этот объект в собственность, корпуса фабрики еще не были выявленным объектом культурного наследия. Потом его выявили, и сегодня идет борьба за его включение в единый государственный реестр. Еще неизвестно, чем это все закончится. Нынешний собственник ведет себя беспардонно, для него важна одна выгода, а все эти памятники – только ненужный груз. Понятно, что он всеми путями препятствует принятию фабрики под охрану.
– А что делать в этой ситуации? Можно спасти хотя бы подстанцию?
– Органы власти не только у нас, но и во всех странах мира имеют все возможности для того, чтобы заставить собственника сохранять или хотя бы не разрушать то, что ему принадлежит. Для этого нужно только подписать соответствующее распоряжение, из возможных зон выбрать именно охранную вокруг подстанции и корпусов, а затем включить адекватный объект охраны в реестр.
– Рафаэль Маратович, как вы считаете, а кто сопротивляется таким вещам? Ведь очевидно, что памятник, окруженный чем-то чуждым, на 90% пропадает.
– Да, но ведь это промышленная зона, "серый пояс", какая там должна быть охранная зона? Сооружения, относящиеся к фабрике, никто не сносит, идет дискуссия только о том, что является предметом охраны. Нужно ли, приспосабливая здание для использования, сохранять тот или иной элемент, не соответствующий современным нормативам? Например, лестница не является эвакуационной, а мы должны думать о безопасности людей, не правда ли? Это касается всех объектов культурного наследия, это серьезная проблема, связанная и с законодательством. Ведь наше городское законодательство часто не позволяет приспособить историческое сооружение – никакие нормативы не проходят.
Вопрос тут вот в чем: с 70-х годов позапрошлого столетия началась интенсивная капиталистическая застройка – доходные дома. Нормативы все ужимались, это была тогдашняя уплотнительная застройка. Потом 70 лет пытались с этим бороться, но безуспешно – все так и осталось. Теперь накатился новый капитализм, и мы снова строим трущобы, только побольше и поплотнее, сами себя загоняем в тот же угол и не знаем, что с этим делать. Законодательство должно быть достаточно гибким, чтобы дать возможность приспосабливать старинные здания для современного использования – я имею в виду нормативы пожарной охраны, СЭС.
– Наверное, 90% старых зданий, включая Эрмитаж, можно закрыть из-за несоответствия нормативам.
– Ну, Эрмитаж – особо ценный объект, а так попробуйте приспособить старинный объект в соответствии со всеми нормами – у вас мало что получится. При работе с историческим центром нужна гибкость, и это – забота Законодательного собрания. Мы не можем законсервировать город, хотя хочу напомнить, что термин "консервация" у нас не всегда правильно понимается: по Венецианской хартии – это постоянный уход за объектом культурного наследия, чего у нас как раз и нет. Это касается и фабрики. Я не знаю, почему об этом вспомнили только сейчас, когда у нее появился владелец, а не 20 лет назад.
– Алексей, а что это за темная история с двумя вариантами экспертизы подстанции, сделанной Маргаритой Штиглиц?
– Это странный казус – предмет охраны поменялся на стадии передачи документов в КГИОП: эксперт писала об одном предмете охраны, а документ поступил с четырьмя замененными листами. Эти четыре листа говорили о том, что внутренний объем подстанции не может быть разделен, а там хотели устроить всякие рестораны и офисы. И вдруг появились несколько страниц, где сказано, что объем разделить можно. Как их могли заменить, когда эксперт подписывала все эти листы? Она говорит, что не обратила внимания. То есть ей их подсунули – а кто? Получается, что представители собственника. Потом эксперт возмутилась – это очень темная история.
Вообще, у нас есть возможность определить предмет охраны по экспертизе, сделанной по заказу государства. Но такой путь не был выбран, и работу по предмету охраны заказывало не государство, а собственник. И точно так же сегодня собственник заказывает экспертизу по включению в реестр остальных корпусов.
– Мне кажется, там вообще какое-то несчастливое место – фабрика ведь стоит на перекрестке, и там только что снесли дореволюционное здание в стиле модерн – как это может быть?
– Этим я не занимался, не знаю, могу сказать одно: у нас по режиму зон охраны, по лично моей поправке сегодня не может быть снесено ни одно дореволюционное здание.
– А это правило касается только зон охраны?
– Да. Здание должно либо быть памятником, либо находиться в зоне охраны.
– А так любой домик можно снести?
– Конечно, и это делается по всей стране в гигантских масштабах. Уничтожение культурного наследия идет семимильными шагами – сносится все, что уцелело при советской власти. Политика государства заключается в уничтожении культурного наследия, тотальной зачистке территории по всем регионам. Это политика потворства интересам частного капитала, сросшегося с полностью коррумпированной властью. И эта власть извлекает прибыль из каждого земельного участка. Если для извлечения прибыли необходимо уничтожение культурного наследия, значит, наследие будет уничтожено полностью.
И никакого архитектурного облика малых городов, областных центров – разговора об этом нет. У нас уже последние памятники, даже реестровые, снесены: в Екатеринбурге дом генерал-губернатора недавно снесли ради какого-то небоскреба, в Самаре за последний год больше 500 недавно выявленных объектов были исключены из списков. Такие историко-культурные экспертизы заказывают – те, кому это нужно: дом не достоин быть в реестре, он теряет свой статус и дальше наверняка будет снесен. Деревянная застройка горит повсюду.
– Можно хоть что-то сделать в этой ситуации?
– Для этого органы охраны должны быть независимыми хотя бы от региональных властей и иметь достаточные штаты, чтобы обрабатывать информацию по надлежащему количеству памятников. В большинстве субъектов Федерации количество сотрудников органов охраны не превышает семь человек. Охраной просто некому заниматься. И все институты приватизировали и развалили – вот, наш НИИ "Срецпроектреставрация" развалили, и в Томске такой же НИИ приватизирован и уничтожен. Все это надо теперь снова создавать с нуля. Сегодня просто некому подготовить грамотный проект достопримечательного места, зон охраны. Но никто и не заказывает таких проектов, никому это не нужно.
– Рафаэль Маратович, а как вы считаете: хорошо, пока фабрика не считалась памятником, о зонах охраны речи не шло, но когда она стала выявленным памятником, может, стоит подумать о том, что у нее должна быть зона охраны?
– Фабрика вообще-то находится в охранной зоне – у нас весь город поделен на такие зоны. Ну, давайте сделаем вокруг объектов стометровые охранные зоны, где ничего нельзя построить – и что это будет?
– Но вообще-то Петроградский район задыхается без парков и скверов.
– Согласен, но тогда надо было всем миром отстаивать зеленые зоны в генеральном плане, это должно было быть политикой города.
– Если подытожить разговор о фабрике, как вы видите ее будущее?
– Будущее очень тяжелое – объект, который не предполагал в своем пространстве людей, очень трудно для чего-то приспособить. Представляю, какая будет реакция на то, что я скажу, но надо сказать спасибо, что появился собственник, который хоть что-то там делает. До этого никто даже не пытался ничего делать.
– Но ведь он же собирается разделить то самое внутреннее пространство котельной, которое считают ценным и хотят сохранить?
– Пока такого разговора не было, одни передергивания. Я же сам творец этого проекта, поэтому мы посмотрели и поискали варианты, решили, что так можно сделать, и эксперты с нами согласились. А когда мы представили проект, все закричали: "А-а-а! Нельзя!" Ну нельзя, так нельзя, значит, не будем резать объем. Но ведь никто не предложил, что делать с объектом, как его использовать. Он так и будет стоять, никому не нужный? Или мы утыкаем его музеями современного искусства, которого у нас не очень много? По-моему, кончится все тем, что жители скажут: сделайте нам там баню или гастроном, которого у нас нет.
– То есть именно вы делали этот проект приспособления котельной?
– Мы не делали проект приспособления, это все легенды – мы сделали проект реставрации фасада и кровли, что сегодня очень важно. И мы – наша мастерская – сделали попытку предложить один из возможных вариантов использования внутреннего пространства. Но основной наш контракт с собственником – это реставрация фасадной части, кровли, окон. А внутри интерьера как такового нет – все оборудование убрано. Это сейчас об этом пространстве говорят, что оно напоминает храм, но по сохранившимся фотографиям видно, что раньше все пространство было заполнено трубами, воздуховодами, разными механизмами котельной.
– Алексей, а как вы считаете, что теперь будет с фабрикой "Красное знамя"?
– Если собственник добьется своего, будет полностью разрушено производственное здание и три прилегающие цеха. А потом, думаю, встанет вопрос о воссоздании каких-то объемов, но не о сохранении здания. То есть там два комплекса: один – это подстанция, а другой – здание с тремя цехами, вот оно и находится под самой большой угрозой – оно до сих пор не включено в реестр. Для этого надо утвердить предмет охраны объекта культурного наследия, а предмет охраны можно сделать такой, что его разрешено будет снести до основания и в лучшем случае отстроить заново, потому что иначе с ним очень много возни и расходов.
Никакой собственник не хочет делать таких огромных вложений, и я не думаю, что прибыль, полученная от жилого комплекса "Мендельсон", построенного возле котельной, пойдет на ремонт памятника. Я – член Совета российского и Петербургского ИКОМОС, и мы уже неоднократно рассматривали этот вопрос и сделали несколько обращений на международном уровне. У нас есть позиция экспертов германского ИКОМОС, позиция международного Комитета ИКОМОС по архитектуре ХХ века. Все внимание мировой общественности приковано к этому комплексу строений великого немецкого архитектора, причем эти строения являются этапными для мировой архитектурной мысли. Я очень надеюсь, что именно международное давление принесет свои плоды, – сказал в интервью Радио Свобода депутат Законодательного собрания Петербурга Алексей Ковалев.
