Забавная история приключилась, друзья. Слушатель «Свободы» с незапамятных времен, а ему уже под сотню лет, прислал мне свое стихотворение под названием: «Я и Ленин», да, «Я и Ленин», а мой компьютер возьми да и отправь письмо с этим произведением куда бы вы думали? В спам, то есть, в мусор, и если бы у меня не было привычки иногда все-таки рыться в мусоре, я бы так и не прочитал, что сочинил этот почтенный человек. В стихотворении шесть куплетов. В первом говорится:

Нет, жил я не по стилю "рад стараться",
Хватил при этом чересчур невзгод,
И счастлив, нет ли, но моё злорадство
Законный верх над Лениным берёт.

Прочту и последний куплет.

Мой справедливый разум чист и светел,
Всей жизнью прав я, ну, а Ленин нет.
Опять сады весенние в расцвете—
Да будет у меня в душе расцвет!

Мне кажется, каждый из нас хотел бы, переходя в мир иной, быть такого же мнения о своем разуме, как этот человек. Только у меня, например, что-то не получается. Пока, во всяком случае. А в душе чтобы был расцвет.

Некоторые, как известно, упрекают нас: вы, мол, пропагандисты-очернители, а не журналисты. Это относят и ко мне, грешному, ты, говорят, пропагандист. Что я могу ответить? Если и пропагандист, то скверный. Вот пишет мне давний слушатель передачи «Ваши письма», очень давний, и пишет не первый раз. Казалось бы, уж кто, как не он, должен был давным-давно поддаться моей пропаганде, проникнуться всеми моими внушениями? И что же? Большой, пишет, непорядок в деревне творится, и в его, и в остальных. Фермеры нанимают работников – квалифицированных работников: трактористов, строителей, даже скотников, доярок и свинарок на стороне, кого-то даже из городов привозят, в том числе – из больших городов, а свои люди, местные кадры сидят без дела, их фермеры – родные, можно сказать, фермеры не нанимают. Где же справедливость, человечность и просто порядок, спрашивает этот слушатель, и не первый раз. И повторяет, и повторяет, что надо дать приказ всем фермерам страны обеспечивать работой, в первую очередь, односельчан, и только когда в родном селе нет нужного доморощенного, специалиста, тогда смотреть по сторонам: кого бы взять. Вот такой я, друзья, пропагандист. Двойка мне за мою пропаганду, двойка. Столько лет из передачи в передачу я пропагандирую азы либерализма, свободного хозяйствования, доказываю так и эдак, на примерах и доводах здравого смысла, что хозяин должен быть хозяином, то есть, свободным человеком, а иначе он не хозяин – он должен иметь право и возможность сеять что он хочет и когда хочет и убирать урожай когда хочет и как хочет, и любую работу давать кому хочет, когда хочет и на таких условиях, о каких договорятся без третьего лишнего. И вот получаю такое письмо… И ведь начинается оно с того, что человек меня хвалит, уверяет, что мои передачи ему уже столько лет помогают жить – помогают, мол, тем, что открывают глаза на происходящее в стране и мире! Вот я и говорю: лучше бы ты, брат, не слушал, никого не слушал и меня в том числе, ничего не смотрел, никаких передач, а больше думал своей головой. Но в том-то и дело, что такой человек, думая своей головой, может додуматься только до приказа: кому что должно быть велено, предписано, постановлено, указано. Иной правильной жизни он себе не представляет. А в другой раз, как ни в чем не бывало, будет доказывать, что демократия – это хорошо, что правительство должно считаться с людьми. Спроси его, что значит считаться? Окажется, это значит, что должны быть, опять же, такие приказы, которые нравились бы ему, этому другу демократии. Приказы же в его понимании – это запреты. Запреты, по возможности, всего, что запретил бы он, будь его воля.

Шамиль Гадисов привел рассказ одного из своих друзей о том, как делаются некоторые дела в Москве. Читаю: «В Москве есть фирмы, предоставляющие услуги подневных рабочих. Все эти люди либо спивающиеся приезжие, не нашедшие счастья в жизни, или те, от кого отвернулась родня и оставила без жилья. Собираются они на вокзалах Москвы, а там на каждом столбе телефоны с предложением помощи именно таким. Да и сами вербовщики в теплую и уютную жизнь там частые гости. Вот таким вот образом эти страдальцы попадают в, скажем так, лагеря. Чаше всего это какое-нибудь здание в аварийном состоянии на окраине. Крышует эту богадельню местный райотдел, имея мзду, а также бесплатных рабов в любое время. Стоят в огромных помещениях двухъярусные кровати с постельными наборами за шестьсот рэ. Минимум удобств. Наем этих людей стоит полторы тысячи на рабочий день. Если берешь их оптом, шесть-десять человек, на три дня и больше, то можно и за тысячу двести-триста. Деньги - строго на карту представителю фирмы. Сами эти люди за рабочий день получают по четыреста рублей. Сам нанимал, имею контакты и любому патриоту русской нации могу показать и доказать, где настоящее рабство! Так что не надо ля-ля, товарасчи!», - здесь я заканчиваю чтение. У нас есть повод вспомнить, что московская полиция с ее подельниками, о которых мы сейчас услышали, представляет собою мощный насос, вытягивающий деньги из людей, которых давний житель столицы называет понаехавшими. И не только из них, естественно. Их грабят, по существу, открыто и везде, где только можно и даже где, казалось бы, невозможно. Эти люди вынуждены платить просто за радость дышать московским воздухом. Награбленные деньги расползаются по столице: у каждого мента, паспортистки, регистраторши есть семья, на чьем благополучии это сказывается весьма благоприятным образом. Так что многие, очень многие москвичи получают свою часть. А ведь группировка под названием московская полиция - только одна из... Что это значит? Это значит, кроме прочего, что в сохранении существующих порядков заинтересовано едва ли не большинство населения Москвы – материально заинтересовано. Это я к сведению тех, кто гадает, почему московский народ не спешит в поход за демократию, за власть закона, за права человека. Боится, говорят. Да, боится… потерять халяву.

«Меня как-то вызвали к ментам как владелицу фирмы, - пишет Лариса Ивановна. – Ну, чтоб я им перечислила денег на что-нибудь. Попробуй откажи... Сидел парень лет тридцати пяти, довольный собой такой, и я не удержалась и спросила - как он себя чувствует, работая с "преступившими закон». Мол, ведь это морально тяжело видеть это постоянно. Он охотно откликнулся, сказал, что получает моральное удовольствие от этого общения. "Вот сидит перед тобой крутн-я-к такой, а ты ему предъявляешь обвинение, и ему не открутиться! Так здорово ж: Я,Я,Я - Емууу, мол, букашка ты!" Он был очень доволен, что я завела с ним этот разговор. А я вышла, как помоями облитая, на свежий воздух», - пишет Лариса Ивановна. Я вспомнил одного полковника с Лубянки – как он году в девяносто каком-то говорил: «Вот я сижу тут на своей смешной зарплате почти голый, не краду, не вымогаю, и я дождусь – терпения у меня хватит - когда этот вот ворюга и барыга, что ворочает сейчас миллионами, будет стоять передо мной на коленях в этом кабинете и скулить, как пес!». Это я к чему, Лариса Ивановна? Если есть Божье наказание для больших и малых хозяев жизни вроде нынешних крутняков, то оно воплощается именно в таких людях, как этот полковник, как ваш тридцатипятилетний мент, и в им подобных. Среди них встречаются натуры и более возвышенные, но также истово, а лучше сказать неистово исполняющие закон жизни, согласно которому вор должен сидеть в тюрьме. Такие были, есть и будут всегда и везде. Вор – порода неистребимая, но неистребим и охотник на вора. Азарт и мастерство охотника плюс самоуважение честного и гордого человека – очень большая сила. В последнее время узнал двух таких. Один служил в украинской госбезопасности, дослужился до полковника, занимался в числе прочего таможней – изгнан в расцвете сил, потому что на нем прерывалась взяточная цепь от границы до Киева. Терпели чудака сколько хватало надежды, что образумится, сделается таким же, как все. Перед тем второй раз женился. Молодая дама думала, что у него, как говорила подругам, все есть, не может не быть, даже проверять не стала, а оказалось, что гол как сокол. Второй такой чудак много лет служил в украинской же Генеральной прокуратуре, был следователем по особо важным делам и не вытерпел за полгода до пенсии, она там, как известно, ранняя и солидная, - ушел, чтобы под конец не замараться. Это, говорит, было бы просто глупо: всю жизнь прослужить честно и сорваться под занавес.

В одной из предыдущих передач прозвучало письмо от Владимира Сергеевича Китаева из города Александрова Владимирской области. С некоторых пор он беспокоит местных должностных лиц и депутатов, направляя им некоторые из выступлений «Свободы» в порядке «борьбы за умы и сердца доблестных слуг народа» (это его слова). Каждое письмо он предваряет словами, что такое чтение «духовно вытрезвляет человека, то есть, избавляет его от одержимости бесами» (тоже его слова). Не получив ни одного ответа, он спрашивал меня, можно ли считать его начинание дельным и готов ли я рекомендовать слушателям «Свободы» следовать его примеру, то есть, включиться в такую работу по «духовному, - как он писал, - просвещению, просветлению и вытрезвлению должностных лиц РФ всех уровней и мастей». Я ему со всей прямотой ответил, что не готов и что лучше бы он писал начальству о совершенно конкретных непорядках. Слушайте, что ответил мне этот настойчивый человек. «Вы порекомендовали мне заняться рутинным делом по обстреливанию чиновников всевозможными жалобами по поводу тех или иных частных проблем, нарушений и недостатков. Проще говоря, заняться текучкой и мелочёвкой. Не хочется вам, чтобы я парил в заоблачных высотах и балдел от сознания исключительной важности того, к чему меня призвал Господь. Но я уже давно и довольно-таки плотно занимаюсь тем, к чему вы меняпризываете. Дня не проходит без того, чтобы я не долбанул какого-нибудь чиновника той или иной жалобой. Без ложной скромности могу сказать, что объём папочки, куда я складываю копии жалоб и ответы на них, давно претендует на внесение в книгу Гиннеса. Беда, однако, в крайне низком КПД этих обращений, проистекающем из духовной глухоты доблестных слуг народа. Китаев В.С.».

Продолжайте в том же духе, дорогой, а вы, слушатели радио «Свобода», следуйте примеру этого неутомимого человека. «Жалобщик» пусть звучит гордо! Люди потихоньку осваивают интернет как место, где размещаются всевозможные жалобы на чиновников. И нельзя сказать, что все они остаются без последствий. Гласность, огласка – это сила и сила. Почти загадочно, что огласки боятся даже люди, которые точно знают, что им она ничем не грозит. «Да испиши ты хоть целую книгу – мне все равно ничего не будет», - говорит какой-нибудь бандит во власти журналисту, и, однако же, очень не хочется ему, чтобы была написана хотя бы статейка.

Университетский преподаватель из Санкт-Петербурга Усанов под своим вопросом: «Кому верить?» приводит отзывы студентов о своей особе. Один: "Преподаватель на сто процентов знает свой предмет и любит его. Из-за этого информация воспринимается легко и быстро!». Другой студент: «Побуждать-то преподаватель побуждал, но своё мнение, если оно отличалось от мнения преподавателя, можно было засунуть куда подальше". Третий: "Отличный, очень яркий и выразительный педагог. Прекрасная обратная связь". Четвертый: "Преподаватель, конечно, знает свой предмет, но не умеет его грамотно преподнести". Посторонний человек об этой разноголосице отзывов пишет: «А оно всегда так, чем ярче лектор и материал, тем сильнее поляризация слушателей… Я вообще думаю, на каждого, кто выделяется, есть две реакции. Первая: молодец какой, так и надо, покажи им всем! Вторая: тоже мне умник нашёлся».

Мне приятно было это все читать. Есть в России университеты - значит есть студенчество. Есть профессура. Значит, кроме делячества, приспособленчества, халтуры и холуйства, есть юношеская пытливость, юношеская серьезность, юношеская требовательность. В каждой группе, как всегда и везде, три-четыре человека, которые учатся, потому что им это интересно. Почти на каждой кафедре есть хотя бы один профессор или преподаватель, знающий и любящий свой предмет и свое дело. Значит, есть в стенах заведения дух науки, а следовательно, и свободы. Студенческие споры, увлечения и срасти, ну, и бунты, пусть словесные, едва слышные, но бунты – как же без них! Все нормально, друзья. Все нормально до тех пор, пока вы считаете, что все ненормально.

Есть люди – как же без таких людей! – которые задаются вечным вопросом о вере и неверии. Не в Бога, нет, а в московское телевидение. Читаю: «Мы его смотрели где-то раз в неделю, случайно, и каждый раз смеялись от абсурдности их интерпретаций. Ха-ха! Так я так всю жизнь в СССР жила - сквозь враки. Но почему-то меня, нас, эта ложь не берет, а кого-то - берет. Я не понимаю, я никогда не пойму, как именно она берет других. Как? Я не могу почувствовать точку». Еще о том же: «Точно так же, как в ссре... Кто-то жил сквозь враки, кто-то пытался бороться, кто-то плюнул и свалил, а кто-то верил, что живет в самой прекрасной стране».

Есть что сказать и мне, автору этой передачи. Самый внушаемый человек - тот, кто уверен, что ему никто ничего внушить не может. Объяснить, почему? Он считает, что думает своей головой, до всего доходит сам. «Я в политике разбираюсь. Я телевизор смотрю и анализирую», - говорит у подъезда дедок, не подозревающий, что все его выводы ему ловко подсказывают подбором картинок и лиц на экране. Но даже и подкованный человек все равно остается человеком – то есть, невольно чему-то верит, чему-то не верит. Почему? Потому что одно ему нравится, другое не нравится. Такого не бывает, чтобы нравилось или не нравилось все. И вот это делает его добычей казенного вруна. Врун знает, что кому понравится, а что не понравится, и ловко подводит каждого к выводу, к которому тот склонен по своей природе. Здесь на вруна работает самоуверенность зрителя, читателя, его высочайшее мнение о себе. «Меня не проведешь», - раз и навсегда решил он и тем самым стал жертвой вранья. Как я могу заглотнуть наживку, если меня уважают в семье, ценят товарищи и руководство, все меня знают в микрорайоне?

Следующее письмо: «Вы называете воссоединение Крыма с Россией аннексией. Хотя для практически любого россиянина это выглядит обыкновенной пропагандистской ложью. Крымчане всегда хотели жить в России, и вот они, наконец, получили в силу исторических обстоятельств (государственный переворот или уж революция в Киеве, как кому нравится, потому как это одно и то же разными словами) такую возможность, и они ей воспользовались. Вы и вам подобные, как сейчас помню, в году так восемьдесят девятом горой стояли за свободный выбор и независимость народов Прибалтики. А народ советский убаюкивали байками, что, мол, купаться всё равно туда будете ездить, чего вы беспокоитесь? Вот и я попробую вас успокоить, купаться в Крым вы и сейчас можете. И я тоже вот туда собираюсь этим летом. Вы все врете. Приезжайте в Крым и купайтесь. Лично я, повторяю, тоже в этом году собираюсь. И вам никто не запрещает. Там увидите, что крымчане рады до безумия, что сбежали из “Палаты номер шесть” под именем “Украина”.

Этот слушатель собирается отправиться в ловушку. И меня зовет. Сейчас объясню, что за ловушка. Мне кажется, в России живее становится спор, да и ругань, тех, кто против и кто за. Вот интересно, должен ли я говорить, что означають слова «против» и «за»? По-моему, уже можно не говорить. Но вот есть люди, которые одновременно и против, и за или не совсем против и не совсем за. Один пишет, например, как ему надоели нытики, которые против всего, причем, живеться им более чем сносно, а если кто-то бедствует, то просто, мол, из-за лени-матушки. Нытье сограждан его очень беспокоит. Он настаивает, что все дело в психике каждого отельного «индивидуя», ну, еще и в моде, в том, что быть довольным жизнью и начальством считается верхом неприличия. И тут же, прямо через запятую, он по пунктам перечисляет, что делает обстановку в России ненормальной и грозит большими неприятностями. Причем, настаивает, что «само не рассосется» (его слова). Вот эти пункты. Первый: пусть промышленный, но феодализм. Отрасли, предприятия, месторождения полезных ископаемых, территории розданы на кормление отдельным лицам, что делает их сверхбогатыми и сверхбезответственными. Второй пункт. Дошло до того, что эти феодальные владения становятся наследственными. Третий. Чиновник и коррупционер – это уже давно слова-синонимы. Четвертый. Россия быстро теряет остатки уважения в мире. И пятый: «феодалы» и их обслуга бояться даже думать о каких-то улучшениях общего положення, внушая себе, что на их век хватит. И вот человек, нарисовавший такую картину, доказывает, что для уныния, охватившего уже массу вполне благополучных граждан, нет никаких оснований. Он призывает соотечественников не ныть и не бузить, а старательно трудиться. И, конечно, продолжать радоваться, что «Крым – наш». Вижу тут связь. Крымнашист, даже если он отдает себе полный отчет в том, как обстоят дела, не может встать в ряды нытиков и бузотеров ни даже поблизости. Он просто обязан их осуждать. Это диктует ему его «крымнашизм», отказаться от которого выше его сил. Крым – это действительно ловушка.

«Занимаюсь тем, - следующее письмо, - что вспоминаю свое прошлое под таким углом зрения: что я делал не так, как должен был делать. Решил перечислить для себя все свои нехорошие поступки, особенно когда шел против совести, но это не совсем обычное для меня занятие. Я не могу назвать это покаянием. Я не раскаиваюсь этими воспоминаниями, а лечусь, и вот от чего. Я лечусь от возмущения своими друзьями и знакомыми, которые стали крымнашистами. Однажды я понял, что меня разорвет это возмущение, если я ничего не придумаю, какого-нибудь лекарства. Я ведь не только возмущался этими людьми, я пытался в каждом найти причину, какую-то червоточину, что-то нехорошее, что дремало в нем всю жизнь, а вот проснулось и сделало человека уродом, на которого мои глаза не могут смотреть. Но когда я нагрузил себя этой работой, то понял, что ни до чего не докопаюсь и что этого не надо делать, а лучше всего – перекопать, перерыть собственную жизнь, как будто я себе посторонний. Так я стал следователем и прокурором для себя. Должен вам признаться, мне стало легче. Что-то отпустило. Я могу теперь на этих людей спокойно смотреть, а с некоторыми и общаюсь», - закрыть кавычки. Немного странное, правда ведь?, но и глубокое письмо еще не старого человека. Для него крымнашист – существо бессовестное. Это открытие или мнение, или подозрение привело его в конце концов к решению, котрого он сам от себя, наверное, не ожидал: к решению разобраться со своей собственной совестью, придирчиво пройтись по своей жизни. Как будто впервые прочитал известные евангельские наставления и проникся ими. «…да брат мой от меня не примет осужденья». Почему мне показалось это письмо не совсем обычным, странноватым? Может, потому, что я, глядя на крымнашистов, совсем не думаю об их совести. По моему мнению, тут скорее дело в воспитании людей, и не одного поколения. Для них мало что значит закон, законность. Века произвола их приучили, что закон – дышло. Зато очень много для них значат размеры страны – сколько землицы у их властителя. Землицы у их властителя должно быть немеряно. Это что-то почти религиозное или даже более чем религозное, что, между прочим, отмечено давным-давно. Весь смысл России заключается в ее огромности, сказал как-то Чаадаев, первый русский философ, сказал сто семьдесят восемь лет назад. Вот люди до сих пор и живут этим смыслом. Надо же чем-то жить. Этой огромностью трогательно любовался Карамзин, русский историк номер один. Чаадаев, правда, употребил более точное и вообще-то обидное слово: простодушно. Простодушно, мол, любовался Карамзин огромностью России. То есть, бездумно. Это было даже у такого коммуниста-интернационалиста, как Ленин. Дальний-то Дальний, выразился он о Дальнем Востоке, но край-то нашенский. Это – когда решалась судьба того куска империи. Разве не слышится карамзинское простодушие в этом «нашенский»? Вот и в эти дни мы видим, как онораспространяется не только на Крым, но на всю Украину. «Нашенская!» - говорит о ней русское простодушие. И как тут не вспомнить тоже русское замечание, что простота, она хуже воровства? Вон откуда все идет. Кстати, в одной из предыдущих передач я допустил ошибку, которую исправляю и, разумеется, каюсь. На нее указал один из слушателей. Я назвал ленинским выражение: "Россия – тюрьма народов». Между тем, оно возникло, как пишет он, в середине девятнадцатого века на основе книги французского писателя и путешественника маркиза де Кюстина «Россия в тысяча восемьсот тридцять девятом году».