Книжному человеку в дурдоме легче

Анастасию Грызунову читатели знают как великолепного переводчика с английского. В ее переводах выходили книги Джейн Остен, Маргарет Этвуд, Дэйва Эггерса, Брета Истона Эллиса и многих других писателей. В своем блоге Анастасия пишет в основном о книгах. Однако в последние дни в ее фейсбуке появились слова, прежде там не встречавшиеся: спецприемник, полиция, суды. 26 марта Анастасия, ее 18-летний сын Борис, первокурсник МГУ, и его школьный приятель Степан оказались в центре Москвы во время митинга против коррупции. Несмотря на то что у них не было плакатов, они не выкрикивали лозунгов, не конфликтовали с полицией, а просто тихо гуляли и остановились в переулке, всех троих задержали, а Бориса и Степана, как и многих молодых москвичей, вышедших по призыву Алексея Навального на акцию протеста, осудили на 10 суток. "Полторы недели то в суд гуляю, то в спецприемник", – рассказывала Анастасия. 5 апреля она встречала Бориса, которого поздно вечером выпустили из спецприемника №1 на Симферопольском бульваре. Теперь мать и сын намерены подавать в суд, поскольку уверены, что их задержание было незаконным, а в протоколе имеются грубые искажения, на которые судья умышленно не обратил внимания.

Мать и сын рассказали свою историю Радио Свобода:

Анастасия: Я поехала на акцию 26 марта, потому что а) сочла, что это правильно, б) туда собирался мой сын, и я не могла не поехать. Я взяла с собой паспорт, телефон и аптечку – я умею оказывать первую помощь, а когда большая толпа, мало ли что может быть. Аптечка не пригодилась, к счастью, зато потом в ОВД Сокольники при изъятии вещей живо интересовались, не пью ли я перекись водорода. Я даже не догадывалась, что человеческий организм способен ее пить.

И удивительное дело – полторы недели разные люди задают вопрос: "А чего она хотела?" Помимо того, что тезис "а чего она хотела – она же вышла на улицу; естественно, ее забрали" представляется мне вариацией на тему "а чего она хотела – она же надела мини-юбку; естественно, ее изнасиловали", я имею сообщить: я в целом хотела, чтобы так не было, потому что так быть не должно (также – на случай, если это непонятно, – сообщаю, что я не хотела коррупции в стране, но это неинтересно, даже говорить глупо – кто ее хочет? Ну, за вычетом usual suspects?).

Борис: Я вырос в оппозиционно настроенной семье (ну да, какой кошмар! куда смотрела ювенальная юстиция?!). Многие мои сверстники настроены так же. Естественно, все видели последние расследования Фонда борьбы с коррупцией, многие следят за деятельностью ФБК уже давно. Из нас, только что поступивших в вузы, на митинги еще никто ни разу не ходил: мы до недавнего времени были несовершеннолетними и не хотели усложнять родителям жизнь. Сейчас у большинства из нас уже есть относительно сложившаяся гражданская позиция.

Мне повезло гораздо больше, чем некоторым другим задержанным. Меня не бил ОМОН, меня не волокли спиной по асфальту. Ко мне в Большом Путинковском переулке подошел одинокий человек в форме. Он увидел у меня на пальто наклейку "Навальный 20!8", схватил меня за руку и потащил – не представившись, не показав документов, не сообщив причины задержания, а на неоднократные просьбы все это сделать никак не отреагировал. Мою маму и Степу тоже забрали – человек в форме показал на Степу и сказал: этого тоже за компанию. А по дороге к автозаку говорил, что мы предатели, "американцы", нас надо вывозить из страны, места нам тут нет.

​Анастасия: Мы трое вели себя буквально как зайки. Мы даже не кричали ничего, потому что мы вообще не кричим хором, а любые хоровые лозунги, вплоть до хештегов, у меня, например, вызывают возражения эстетического характера (может быть, это огорчительно, но мне, простите, до фонаря). Мы пошли гулять, и мы гуляли. Нас троих задержали, когда мы стояли на пустом тротуаре и ничего не делали. Мы до этого тоже ничего не делали, только гуляли, но, что важно, и в момент задержания никаких причин нас задерживать не было. Моего сына забрали в автозак после того, как увидели у него на груди наклейку (я не говорю "потому что увидели наклейку", поскольку наклейка ничего не нарушала). Когда его стали уводить, мне пришлось вертеть своей наклейкой перед непредставившимся человеком в форме, похожей на полицейскую, и говорить: "У меня тоже такая есть!" – и тогда забрали и меня. Насколько разумно я поступила – ну, большой вопрос: понятно, что снаружи от меня было бы больше пользы, но сын в автозаке прежде не бывал, а я бывала, и я сочла, что ему будет проще, если мы там будем вдвоем (к несчастью, в итоге мы там оказались втроем, и вот это, конечно, очень фигово).

И, короче: я хотела, чтобы так не было. Поскольку граждане в районе улицы Тверской – это было законно (и такое мнение разделяли Верховный и Конституционный суды), а задерживать ни за что – противозаконно. Да, я это говорю tongue in cheek – мы все понимаем, где живем. Однако: задержания, доставления, административные правонарушения, административные наказания, а также поведение полиции при задержании – это не категории расплывчатого common sense ("а чего она хотела – она же туда пошла?"), это четко прописанные категории права. Про них все изложено, вполне понятными, хотя и очень скучными словами. В том числе изложено про незаконность препятствования мирным собраниям граждан. И про незаконное лишение свободы. И еще про много чего.

Борис: Человек в форме заломил мне руку, подтащил меня к автозаку, меня обыскали, засунули в автозак. Там было примерно 30 человек, что явно больше нормы. Нас отвезли в ОВД Преображенское, подержали в автозаке около часа, вывели, построили во дворе. К нам подошел полицейский, ткнул в девятерых человек, включая меня и друга, забрал у нас документы, и нас оставили в этом ОВД. Остальных повезли дальше, моя мама оказалась в результате в ОВД Сокольники, кого-то довезли до Соколиной горы.

У сотрудников полиции, которые составляли рапорты – на основании которых потом пишутся протоколы задержания, – были поразительные фамилии, как то: Шпынь, Лях и Филин. Какие-то Муфта, Полботинка и Моховая Борода. В протоколе у всех было написано одно и то же: препятствовал действиям сотрудника полиции во время участия в несанкционированном митинге "против коррупции в правительстве", выкрикивал антиправительственные лозунги, вырывался, не подчинялся законным требованиям. У всех, кто был вместе со мной в отделе, протоколы абсолютно одинаковые. Что интересно: у всех записан одинаковый адрес задержания: Тверская, 19, и одинаковое время задержания – 16.00. Хотя меня, например, задержали в Большом Путинковском переулке около 16.35. Что еще интереснее, эти протоколы составлялись по эсэмэскам, которые сотрудникам полиции приходили на их телефоны. После этого, уже глубокой ночью, пришли следователи из Следственного комитета – проводили "допрос свидетеля". Сначала записывали личные данные каждого, потом задавали вопросы: как вы очутились на месте происшествия, причиняли ли физический вред сотрудникам полиции, а сотрудники полиции – вам, есть ли на вас телесные повреждения. Я на все эти вопросы отвечать отказывался и ссылался на 51-ю статью Конституции. Поэтому в моем протоколе было написано только, что я сторонник Навального и слежу за его политикой, потому что наклейку с пальто я, разумеется, не снимал.

Анастасия: К Навальному – как к любому человеку, который стремится оперировать большими числами, – я отношусь разве что с вежливым интересом: мне любопытно, что у него получится, если/когда получится, и я даже, может быть, готова, не знаю, подписаться за его выдвижение (из соображений "мы тут уже понаблюдали разного за последние много лет – давайте теперь вот на это посмотрим"), но долгая память хуже, чем много чего, а на словах, к примеру, "Русский марш" у меня с моей долгой памятью отмирает прямо все, извините, я для публичных целей – безродный космополит. При этом да, некто в форме, похожей на форму полицейского, задержал меня и моего сына потому, что у нас были наклейки про "Навальный 20!8". И я понимаю, как можно усмотреть в этом противоречие, но мне кажется, что по меньшей мере в вопросах тактики порядочный человек не открещивается от меньшинства. В ситуации, когда люди говорят: "Пошли гулять", а потом и их, и тех, кто пошел гулять, винтят неизвестно за что, – ну, тогда те, кто придумал гулять, и те, кто пришел, явно оказываются меньшинством.

И это, кстати, интересная история про то, как легко манипулировать сознанием. Вот этот лозунг у Навального, про битву между добром и нейтралитетом, – это блестящий, конечно, пример манипуляции, простой и эффективный. Но с манипуляцией суть не в том, что ей нельзя поддаваться, – суть в том, что если ты поддаешься, хотя бы сознавай, что поддаешься. Вообще сознавай, что ты делаешь и почему. Контролируемая, простите, глупость и так далее. Вот я на Тверской поддалась тактически и осознанно.

Плюс Тверская – это было не совсем про Навального. Навальный тут был – ну, просто инструмент фокусировки. Линза. На самом деле это было про то, что вот есть некие довольно многочисленные, но вполне конкретные люди (потому что люди всегда конкретны и они всегда люди, хотя помнить об этом довольно сложно – обезличивать гораздо проще, залогиньтесь в любую соцсеть), они из шкурных интересов собираются в сложные громоздкие структуры и потом делают вид, будто знают, как надо, а на самом деле знают только, чего они сами хотят, и поскольку структуры неповоротливы, громоздки, тяжеловесны и умеют навязывать свою волю, люди, которые эти структуры составляют, довольно успешно пользуются всеми остальными. Например, мной. В смысле, коррупция – это частный случай ситуации "люди пользуются людьми к своей выгоде". Я понимаю, что люди вообще нередко склонны так делать, начиная прямо с межличностного микроуровня. Я так не люблю, мне противно, до свидания. Погулять по улице Тверской из чистого омерзения – ну, тоже повод сходить погулять по улице, в конце концов, ничем не хуже прочих поводов.

Борис: Первую ночь и следующие сутки мы провели в "обезьяннике". В моей камере были я, мой друг Степа и два студента, прекрасные умные люди. Первую ночь двое из четверых спали просто на полу на куртках, потом нам привезли туристический коврик и спальник. Полицейские в отделе вели себя гораздо умереннее, чем тот человек, который меня задерживал. В основном они были какие-то замученные, ужасно суетились. Там был специальный человек – он, похоже, был нужен, только чтобы нажимать на кнопку, которая открывала чуть ли не все двери. Человека звали Коля, и полицейские, нервно бегая туда-сюда по коридорам, кричали: "Коль, нажми, а? Ну, Коль, нажми, а?"

С утра нас всех вывели, дали вставить ремни в джинсы и повезли в автозаке в Тверской районный суд. Куда нас везут, знал только водитель – и на том спасибо. В суде я познакомился со своим адвокатом, которого вызвала мама. Поведал ему наконец о своих скитаниях. Судил меня Алексей Вячеславович Криворучко, человек, который есть, например, в "списке Магнитского". Адвокат подал ходатайство об отложении рассмотрения дела на несколько дней с целью ознакомления с материалами. Ходатайство было удовлетворено частично – нам дали десять минут. Тут я впервые увидел те самые рапорты, по которым составляли протокол моего задержания. Вызвать мою маму свидетелем суд не соизволил. В начале заседания мне дали слово – я рассказал о тотальном несовпадении данных в протоколе с действительностью. Судья покивал и сказал: спасибо, я вас услышал.

После этого нас вывели, мы подождали постановления. Судья его зачитал, проглатывая каждое слово, – там говорилось, что обвиняемый в том и этом дал такие-то показания, фактически отрицая свою вину. Суд этим показаниям не доверяет, поскольку они расходятся с фактическими доказательствами. Фактические доказательства – это, разумеется, протокол и два рапорта. Короче, к часу дня я вернулся в автозак.

Мы простояли у здания суда еще часа три. Потом тронулись и поехали в спецприемник номер один на Симферопольском бульваре. Постояли у спецприемника еще 6 часов примерно до 11 вечера, потом нас стали оформлять. Я был одним из последних, зашел только в три часа ночи, а Степу, как выяснилось позднее, отвезли обратно в ОВД Преображенское, а потом в спецприемник на Петровке, 38, потому что в постановлении суда опечатались в его фамилии. Меня оформили в камеру, где сидели люди, у которых были статьи вроде "вождение в нетрезвом виде" или "вождение без прав" – чаще и то и другое. И еще двое были из моего автозака – активист "Открытой России" и еще один митинговавший 19 лет. Позже нас троих, как некурящих, по нашей просьбе перевели в другую камеру, где было всего четыре места (потом выяснилось, что это не некурящая камера, а "медицинский изолятор для больных"). Там мы провели два дня и две ночи в обществе некоего человека, который увлеченно рассказывал нам что-то о цифрах в небе и о грядущем. Два дня и две ночи. А потом я оказался в камере, где сидели все остальные митинговавшие. И все оставшееся время мы целыми днями играли в шахматы, в "Эрудит" и дискутировали об арабо-израильских отношениях, Маяковском, Александре Блоке и существовании слова "пых".

Анастасия: Задержали больше тысячи человек. И всех – с нарушением всего, что только можно нарушить. Затем всей этой тысячей человек запрудили полсотни ОВД, у сотрудников ОВД дым пошел из ушей (я не очень им сочувствую), и нарушений при составлении протоколов тоже было столько, что глаза на лоб лезут. Формулировки из протоколов ("выкрикивал лозунги", "оказал неповиновение") – они их списывали со смартфонов; то есть им присылали распоряжения, что писать. Плюс, когда много растерянных людей, не делавших ничего противозаконного, внезапно задержаны и доставлены в отдел, они паникуют и быстро устают, беседовать с полицией и правильно читать протоколы им сложно. Больше тысячи человек, у каждого шок и у каждого травма. Ну что сказать – отлично поработали органы охраны правопорядка, ага.

​Борис: Самое главное – совсем не страшно. Ни капельки, ни единой секунды страшно нам не было. Зато было интересно – на каждом шагу либо нарушения, либо какие-то несоответствия, которые игнорировались и сотрудниками полиции, и в суде. Они даже не удосуживались врать, просто отмалчивались. Вся эта машина выглядит не угрожающе, а шатко. Моя гипотеза – она сама на себя закрывает глаза и только потому все еще стоит.

Анастасия: Я не знаю, как у кого в голове это устроено, но вот я никак не могу заставить себя удивиться наконец. Я и в процессе никак не могла себя заставить удивляться, хотя это была бы адекватная реакция. Ни в автозаке, ни в ОВД до половины второго ночи, ни когда читала протоколы, ни когда слушала из-под двери судебное заседание, где моему восемнадцатилетнему сыну дали десять суток. Происходит что-то с головой – подмены нормы, сбой в настройке призм, – и беззаконию и бардаку уже не удивляешься. Ничего другого и не ожидаешь. Зато сплошь и рядом умных адекватных людей изумляет (и восхищает, ага), когда, к примеру, полиция ведет себя согласно действующему законодательству. Тогда умные адекватные люди остро благодарны за это полиции. Любопытный эффект, между прочим.

На фоне всего этого правозащитники и волонтеры – у меня нет слов, какие они прекрасные. "Мемориал", который ходил в спецприемник на Петровке, как на работу; "Открытая Россия", которая каким-то чудом обеспечила адвокатов толпе растерянных граждан; волонтеры Лизаветы Нестеровой, которые возили передачи в спецприемники. Ну то есть теоретически мы всегда понимали, что горизонтальная организация – самая эффективная (вопреки тому, как в этой стране какие-то недружественные людям гоблины все пытаются устроить), но наблюдать вживую, как это работает, – это поразительное что-то.

И это очень важная история – про фронт и тыл. Про то, что когда есть условный тыл, тем, кто угодил на условный фронт (тем более, если они вообще-то на фронт не собирались и угодили туда ненароком), уже не так страшно. И дальше они тоже будут бояться меньше, если есть тыл.

Более или менее понятно, что, невзирая на официальную статистику, недовольных в этой стране гораздо больше, чем система пытается внушить населению. И когда система ведет себя, как она себя повела 26 марта, – глупо, злобно и так, что за нее остро неловко, – понятно, что это не расчет, а паника. И ее паника только повышает протестность нормальных живых человеков – это нормальная реакция нормального человека на дурдом. И выражаться эта протестность может по-разному. Гулять по улицам – опция. Возить передачи людям, которые погуляли по улицам, и обеспечивать им адвокатов – очень важная опция. Условный "фронт" и условный "тыл" здесь равнозначны и равно значимы. Я надеюсь, что в тылу я буду полезна.

Борис: Ну вот расхожее мнение последних дней гласит, что 26 марта на улицы вышло новое поколение людей, которые не боятся. Черт его знает, правда это или нет, оценивать исторические процессы, пока они не закончились, зачастую бессмысленно. Но за эти полторы недели я таких людей увидел. И мне теперь тем более не страшно.

Анастасия: Вы спрашиваете, каково в этом дурдоме книжному человеку. По-моему, книжному человеку в этом дурдоме легче. Спонсорами моего здравомыслия в прошедшие полторы недели выступают – ладно, не только книжки, но: фильм "Братья Блюз" Джона Лэндиса, spoken blues Арло Гатри "Ресторан Алисы", франшиза "Розовая Пантера" с Питером Селлерсом в роли инспектора Клузо и роман "Поправка 22" Джозефа Хеллера. Спонсором Бориного здравомыслия выступал Джеймс Джойс. В случае чего – очень рекомендуем.