Законодательное собрание Ленинградской области разработало законопроект "О правовом регулировании деятельности социальных сетей", согласно которому при регистрации придется предоставить паспортные данные, а детям до 14 лет вход в соцсети запретят вовсе. Еще более-расширительно-запретительный законопроект выдвинул депутат Государственной Думы Виталий Милонов. Надеюсь - когда и если эти документы утвердят - будут отлавливать только подростков из Питера и окрестностей. Да и то сказать, они заслужили: Питер – место юридической регистрации так называемой виртуальной "группы смерти", админ которой Филипп Лис Будейкин, жертва общественной паранойи и возрастной некрофилии отдельных активистов, находится в реальном изоляторе. А теперь еще теракт в метро – молодые среди погибших и организаторов…
"Слишком много молодых" – общий вывод чиновников, которые, замечу, борются за увеличение своего возраста во власти, то есть боятся возраста как такового. У этого явления есть название – эфебофобия, боязнь и отвращение к отдельным юношам и девушкам, а также к подростковому возрасту в целом. Страх этот психологический и социальный, сродни бытовой ксенофобии.
– Почему они все время визжат в метро? Эти подростки, особенно девчонки лет 13–14? Звенит в ушах!
– К чему они призывают? К сексу? К смерти? Или к революции? Может, для них это одно и то же?
Самые карикатурные сериалы о молодых, от "Дома-2" до "Школы", смотрят бабушки, а продюсируют дедушки – чтобы убедить, потешить всех и себя: "Не та пошла молодежь!" Приятно снова почувствовать себя хорошими мальчиками и девочками на фоне концентрированного треша. Сами его и собрали из своих страхов и фантазий.
Молодость пугает тех, кто считает ее единственной наградой в жизни. И она теперь принадлежит другим, менее достойным – недорослям и дармоедам. Уголовный кодекс фиксирует срок для "салаг" от жизни, 14 лет. Дебютантов взрослой жизни более старшего возраста ждет дедовщина. А этих – комендантский режим. Еще недавно мы возмущались законодательным инициативам на местах объявлять комендантский час с 22 часов вечера до 7 утра для детей до 14 лет. Теперь предлагается вообще их на люди не пускать. Пусть сидят дома, продолжают шмалять в детсадовские компьютерные игры, никакой групповухи и общения в сети. Лучше их с детства заточить в темницу патриархальных представлений, испугать жизнью так, чтобы и смерть была в радость. Именно так и готовят юных террористов – стирают их личности, не дают проклюнуться своему "Я", ломают волю, шаг вправо-влево – расстрел.
Домашний арест предлагается в качестве образа жизни для целого поколения, а не только для жуликов и воров. Дом становится оборудованным изолятором для несовершеннолетних? Крепостное право в семье и обществе отменили только для совершеннолетних, а до 14–16 лет – никаких свобод и социальных акций? Я уверена, что для юных участников митинга 26 марта это была именно социальная акция, выход в общество, заявка на жизнь в справедливом обществе, где считаются с молодыми, а вовсе не политический демарш. Зачем им бороться с теми, кого они все равно переживут?
Пока мы боимся их, они боятся нас, иногда и до тридцати лет не хотят жить как принято, а смотрят по сторонам, куда бы смыться
Тем не менее возрастные нормы психологи меняют в сторону увеличения, а не уменьшения. Логика здесь такая: молодость, время проб и ошибок, исторически составляла треть от жизни человека. Поскольку продолжительность жизни увеличилась до 75, то и границы социального и психологического взросления можно смело сдвигать до 25–27 лет. Кроме того, количество навыков, необходимых для нормальной жизни, увеличивается, а учиться теперь приходится всю жизнь. Так что у инфантилизма две стороны, одна из них раздражает взрослых, другая помогает им сохранять интерес к жизни. Достоевский еще в XIX веке по-своему определял возраст подростка. Герою одноименного романа 19 лет, притом что некоторые, как в другом романе, и в 26 остаются идиотами-идеалистами. Писатель обращал внимание на нравственное, а не физиологическое взросление.
При нарастающем давлении социально-экономических стандартов многие молодые выбирают в качестве стратегии жизни дауншифтинг, "Пожить для себя", "Нет – чужим запросам!". В мировой литературе есть и об этом. Семнадцатилетний герой романа Сэлинджера "Над пропастью во ржи" (1951) мечтает притвориться глухонемым, жениться на глухонемой девушке, с которой можно договариваться с помощью записок и жить до конца своих дней в хижине, подальше от людей. Можно сказать, что Сэлинджер не только сам осуществил подростковую мечту, прожив полжизни в уединении, но и сформулировал глобальный проект дауншифтинга для молодых.
Пока мы боимся их, они боятся нас, иногда и до тридцати лет не хотят жить как принято, а смотрят по сторонам, куда бы смыться.
Они трудно живут психологически. Молодость – дисгармоничное время: сильные желания, но слабый опыт. Потребность в любви до гроба перемежается в юной душе со стремлением к полной независимости и свободе от каких-либо привязанностей. Страх бедности сменяется ужасом от того, что всю жизнь придется провести в офисном рабстве. Готовность все радикально изменить, бросить страну, родителей, дом сопровождается тоской и заботой по собаке, которую нельзя взять с собой. Помните, Варвара Караулова в своей последней эсэмэске попросила родителей позаботиться о собаке?
Какие они? Зрелые и ответственные, идущие на протесты, не боясь автозаков? Или глупые и наивные именно потому, что поверили в чужие лозунги и пошли безоружными на брандспойты?
"Великолепный день, чтобы сдохнуть" – иногда стучит в их висках.
Шизофрения молодости разрешится в поступках и выборах, за которые им все равно придется платить.
Но не расплачиваться же?
Наконец, экономисты предупреждают: страх перед молодыми, сегрегация целых групп сильных молодых работников ослабляет общество.
Кто нас будет кормить?
Ольга Маховская – психолог, автор бестселлеров для родителей
Высказанные в рубрике "Блоги" мнения могут не отражать точку зрения редакции
